Страница 3 из 14
– Ты только посмотри на мою новую шикарную сорочку! – воскликнула она. – Подарок от Флоренс! Вот самый подходящий туалет для дня рождения.
Она обставила свой «выход» умело, комично и провокационно одновременно, в духе французских фарсов.
Голос, который она некогда назвала чарующим, произнес:
– Потрясающе. Как это мило со стороны Флоренс. – Ради приличия Чарльз выждал еще немного, потом добавил:
– Что ж, дорогая, оставлю тебя наедине с твоими маленькими тайнами. – И отправился завтракать в одиночестве.
Не было никаких особых причин, по которым Ричард Дейкерс должен был пребывать сегодня в приподнятом настроении, напротив, имелись весьма веские причины вовсе не радоваться этому дню. Тем не менее, продвигаясь на автобусе, а затем и пешком к дому на Пардонер, он вдруг испытал сильнейший подъем духа – бесценнейшим даром Лондона всегда было умение заряжать людей энергией. В автобусе он разместился на переднем сиденье и ощущал себя фигурой на носу корабля, разрезающего поток движения на Кингз Роуд, величественно высился над всем вокруг во всем своем великолепии. Магазины Челси были забиты тюльпанами, и, сойдя с автобуса, Ричард дошел до угла Пардонерс Роу, где сидела знакомая ему цветочница, со всех сторон обставленная ведрами с тюльпанами – некоторые цветы были еще в бутонах.
– Доброго утречка, дорогой, – сказала цветочница. – Чудо что за денек сегодня, верно?
– День просто божественный, – согласился с ней Ричард. – И ваша шляпка очень идет вам, миссис Тинкер, и выглядит, как нимб.
– Еще бы, натуральная соломка, – сообщила миссис Тинкер. – Всегда надеваю соломенную шляпу на вторую субботу апреля.
– Афродита, явившаяся из морской раковины, не могла бы сказать лучше. Я возьму две дюжины вон тех, желтеньких.
Она завернула тюльпаны в зеленую бумагу.
– Только для вас десять шиллингов, – заявила миссис Тинкер.
– Просто разорение! – воскликнул Ричард и протянул ей одиннадцать шиллингов.
– Нищета. Но какого черта? Тут больше.
– Все верно, дорогая, шиллингом больше или меньше – роли не играет. Вам тюльпаны, леди? Не проходите мимо! Чудесные тюльпаны!
Взяв в одну руку букет и зажав полевую сумку под мышкой, Ричард обогнул продавщицу и свернул вправо. Прошел мимо трех домов и подошел к «Пегасу», дому в георгианском стиле, который Октавиус Брауни переоборудовал в книжный магазин. В витрине на подставке лежали раскрытое первое издание Бейера[3], а также книга Луи Дюшартра «Premieres Comedies Italie
Он открыл дверь и вошел.
Аннелида протирала пыль, и на ней было домашнее черное платье – туалет строгий и бескомпромиссный. Волосы подхвачены белым шарфиком. Ричард уже успел понять, что бывает на этом свете какая-то особая неброская красота, не нуждающаяся в пышных и ярких нарядах, и что Аннелида в полной мере наделена ею.
– Привет, – поздоровался он. – Вот, принес вам тюльпаны. Доброе утро, Ходж. – Кот бегло взглянул на него, нервно дернул хвостом и отошел.
– Какая прелесть! Но день рожденья у меня не сегодня.
– Это не важно. Цветы потому, что утро сегодня просто чудесное, и миссис Тинкер надела соломенную шляпу.
– Прямо и не знаю, как благодарить, – сказала Аннелида. – Подождите, надо поставить их в воду. Был где-то у нас такой зеленый кувшин.
И она скрылась в глубине помещения. А потом Ричард услышал знакомый шаркающий звук и постукивание. Это ее дядя, Октавиус, спускался по лестнице, опираясь на черную трость. То был высокий мужчина лет шестидесяти трех с густой копной седых волос и лукавым выражением лица. Он имел привычку поглядывать на людей уголком глаза, словно давал им понять, какой он озорной и непослушный парень. Он был довольно обидчив, невероятно эрудирован и худ почти до прозрачности.
– Доброе утро, Дейкерс, мой дорогой, – произнес он. Увидел тюльпаны и дотронулся до одного цветка кончиком синеватого пальца. – Ах, – процитировал он, – «никакое искусство не сравнится с этой благородной простотой и прелестью, от ее Величества Матушки Природы ни убавить, ни прибавить ни единого штриха». Прекрасные цветы и, к счастью, лишены какого-либо запаха. Да, кстати, мы тут кое-что для вас откопали. Милейшая вещица и вполне в вашем духе, вот только, боюсь, дороговата. Не терпится выслушать ваше мнение.
Октавиус развернул сверток, лежавший на столе, и отошел в сторону, чтобы Ричард мог полюбоваться его содержимым.
– Как видите, старинная гравюра, – начал он, – мадам Вестрис[5] en travesti в костюме жокея. – Он искоса взглянул на Ричарда. – Занятные коротенькие бриджи, согласны? Как думаете, мисс Беллами понравится?
– Не может не понравиться.
– Это раритет. Рамка современная. Боюсь, потянет на целых двенадцать гиней.
– Моя вещица, – сказал Ричард. – Вернее, Мэри.
– Уверены? Что ж, прощу прощенья, должен оставить вас ненадолго. Схожу за Нелл, пусть сделает нарядную подарочную упаковку. Где-то там у нас завалялся кусок викторианской оберточной бумаги. Нелл, дорогая! Не могла бы ты…
Постукивая тростью, он отошел, вскоре вернулась Аннелида с зеленым кувшином, и его подарочный пакет был готов.
Ричард прикоснулся ладонью к своей сумке.
– Как думаете, что у меня здесь? – спросил он.
– Не… Случайно не пьеса? Не «Земледелие на небесах»?
– Горяченькая, только что от машинистки. – Он наблюдал за тем, как ее тонкие пальцы перебирают стебли тюльпанов. – Я собираюсь показать ее Мэри, Аннелида.
– Трудно было бы выбрать более подходящий день, – мягко отозвалась Аннелида, и когда он промолчал, спросила: – Что-то случилось?
– Дело в том, что там для нее нет роли, – выпалил Ричард.
Через секунду она заметила:
– Ну и что? Разве это имеет такое уж большое значение?
– Имеет. Если, конечно, дело дойдет до постановки. И кстати, Тимми Гэнтри просматривал ее и одобрительно хмыкал. И все равно, с Мэри как-то не вяжется…
– Но почему? Я не понимаю…
– Не так-то просто объяснить, – промямлил он.
– Вы уже написали для нее одну новую пьесу, и вроде бы она была в восторге, разве не так? Тут что-то совсем другое.
– И эта пьеса значительно лучше. Вы же прочли ее.
– Во много раз лучше. Словно в другой мир попадаешь. Все должны посмотреть спектакль по этой пьесе.
– И Тимми Гэнтри понравилась.
– Ну вот, видите? Она особенная, необыкновенная! Разве она этого не поймет?
– Аннелида, дорогая, – проговорил Ричард, – вы пока не знаете, что это такое – театр, правильно? И на какие выходки способны актеры.
– Ну, наверное, не знаю. Но знаю, что вы с ней очень дружны и что между вами прекрасное взаимопонимание. Вы же сами мне говорили.
– Да, так и есть, – согласился Ричард и погрузился в молчание.
– Вроде бы, – заговорил он после долгой паузы, – я никогда не рассказывал вам, что сделали для меня она и Чарльз?
– Нет, – ответила Аннелида. – Не припоминаю. Но…
– Мои родители, они родом из Австралии, дружили с родителями Мэри. Они погибли в автокатастрофе на Французской Ривьере, когда мне и двух еще не было. Родители Мэри от меня не отходили. Речь никогда не шла о деньгах. Обо мне заботилась ее старая нянюшка, та самая знаменитая Нинн. Ну а потом, когда она вышла замуж за Чарльза, они забрали меня к себе в дом. Я всем обязан ей. И мне хотелось думать, что я хоть как-то отплатил ей за доброту и заботу своими пьесами. И вот теперь… сами понимаете, к чему это может привести.
3
Бейер (ум. в 1575) – норвежский религиозный и научный писатель.
4
«Premieres Comedies Italie
5
Мадам Вестрис – так звали в замужестве Люси Элизабет Мэтьюс-Бартолоции (1797–1838), британскую актрису и оперную певицу.