Страница 9 из 42
"Задний" двор был довольно просторным, однако загруженным коробами, бочками, тюками, заполненным людьми, лошадьми и скотом, отчего идти порой приходилось впритирку - к вещам, людям, животным. Туда-сюда сновали груженные или порожние телеги, несли поклажу люди... Понятное дело, при приближении хозяйки дворовые люди расступались, лошадей спешно отводили в сторону, собак придерживали... И все-таки она не была бесплотным духом. Тончайшее кружево ее узорной мантильи зацепилось за торчавшую из телеги скобу. Ветром поднятый складчатый подол ее странного фасона юбки проехался по масляному боку расколовшейся бочки и намертво прилип к нему, а когда его поспешно отлепили, мокрый кусок шелка провис темной грязной тряпкой. Легкие туфельки, верх которых был сделан, похоже, из чего-то подобного папиросной бумаге на тонких полосках кожи, промокли и размякли и норовили свалиться с ноги, а к подошве прилипли соломинки и кусок навоза.
Она была здесь неуместна.
Среди домотканого полотна, полураспахнутых грубых рубашек, среди задубевших от грязи штанов, среди запахов пота, прогорклого жира, навоза, сена... ее ароматы, шелка и драгоценности выглядели так же естественно, как попугай в стае ворон. Она куда лучше ощущала бы себя просто голой. По крайней мере своего (?) тела ей нечего было стыдиться.
Но дело было не только в шелках.
Она в общем-то привыкла к вниманию. В прежней жизни, разумеется. Привыкла и практически перестала его замечать. Быть преподавателем и не находиться под постоянным прицелом слухов, взглядов, сплетен - это практически невозможно. Обсуждают коллеги, моют косточки студенты, полощет начальство. И зло, и глупо, и курьезно, и просто из любопытства. Люди как люди. Она спокойно относилась к чужому вниманию, а поскольку была человеком слишком мягким и незлобивым по натуре, это внимание редко оказывалось негативным.
Но здесь... Ощущать себя центром мишени, в которую только ленивый не направлял отравленную стрелу, было новым и неприятным. Она кожей чувствовала эту тяжелую неприязнь дворового люда и с каждым шагом все чаще задавалась вопросом: это что же мерзкого должна была сделать та, подлинная Элиза, чтобы так настроить всех против себя? За что ее так ненавидят? Эта неприязнь не была открытой, упаси боже, ее скрывали, она проявлялась лишь отчасти в жестах, взглядах и нервных движениях, но Элиза не один год училась чувствовать настроение аудитории, а потому провести ее было бы нелегко. Чувств напоказ не выставлял никто. Ее старались не замечать, если это было возможно, если она не оказывалась на пути. Отвести взгляд. Опустить голову. Не привлечь к себе внимания.
Лишь несколько человек встретили ее с улыбками, но она не хотела бы впредь видеть на лицах такую фальшь. И с людьми этими дела не хотела бы иметь.
И только однажды она увидела откровенное чувство - это была неприкрытая ненависть, и выразила ее девушка, очень молодая женщина - крепкая, ладная, черноволосая и чернобровая, одетая по-мужски в короткую безрукавку, штаны и высокие сапоги. На бедрах ее болтались ножны. Женщина чистила лошадь, уверенно поводя жесткой щеткой по лоснящимся гнедым бокам животного, пока ее взгляд не наткнулся на Элизу, ступившую на конюшенный двор разряженным павлином. Этот взгляд сначала взметнулся в удивлении, затем полыхнул жгучей ненавистью. И не отрывался до тех пор, пока миледи не исчезла за высокими двустворчатыми дверями амбара.
Элиза даже вздохнула с облегчением, едва дверь за ней закрылась, однако когда глаза ее слегка привыкли к полумраку, ей пришлось признать, что радовалась она рано.
- Миледи?
Стоявший перед ней человек расшаркиваться не спешил. Он был далеко не молод, лет сорока пяти, с седыми висками, изуродованным шрамами и рытвинами оспин лицом и жестким взглядом бледных зеленовато-серых глаз, не склонных к сантиментам. Сухощавый, жилистый, словно высушенный от долгого безводья, словно осталась в нем одна лишь суровая необходимость, мужчина тратиться на манеры не собирался. И Элиза явно была ему не по душе. Это отнюдь не радовало, что со вздохом отметила для себя женщина.
- Я больше не нужна миледи?
Ванита склонилась в поклоне и не успела еще Элиза завершить отпускающий жест, а девушку как ветром сдуло. Женщина едва заметно улыбнулась. Это маленькое отвлечение от темы - стоящего перед ней мужчины - помогло ей собраться с мыслями. Однако сам Ларас, если это был он, продолжал наблюдать пристально и жестко. Высказываться он не спешил, и Элиза с каждым мгновением чувствовала все увеличивающуюся тяжесть этой паузы.
- Я пришла узнать, Ларас, все ли приготовлено к завтрашнему дню.
- Все, что в наших силах, миледи.
Ни слова лишнего, ни жеста. На безобразном мужском лице не дрогнул и мускул, но облик свидетельствовал о настороженности. Элиза с грустью подумала, что ее надежды не оправдались: разговорить этого мужчину будет посложнее, чем бедную перепуганную Ваниту. Она даже не могла определить: на имя Ларас он не среагировал потому, что его и вправду так зовут, или потому, что он не счел нужным ее поправлять. Что ж, будем решать проблемы по мере их поступления.
- Уже известно, когда прибудут... гости?
Она никак не могла произнести слово "брат", ибо брат из ее памяти никак не подходил нынешней ситуации. Она даже не могла себе представить, какой будет встреча, каков будет и сам "брат", как поведет себя она сама. Со своим собственным, оставленным где-то там братом она не ладила, да что там не ладила - ненавидела братний диктат, боялась и избегала его, а потом корила себя за трусость и все повторялось снова и снова.... Хотела она того или нет, но это отношение непроизвольно перенеслось и на этого неизвестного ей брата-короля. Особенно короля. Ей нужно бояться? Или нужно на все наплевать? Или просто принять все происходящее как развлечение и устроить что-нибудь из ряда вон выходящее, совсем не похожее на нее саму? В конце концов, чего она ждет от пребывания здесь, в этом странном мире? Кто она здесь? Временный сторонний наблюдатель? Или есть некая цель в этом ее присутствии? Мыслей по этому поводу у нее было много, слишком много, а ведь прошел всего час (или два), как она здесь. Что же будет дальше? Она вконец сойдет с ума? Нужно было как-то направить собственные бредовые мысли в другую, более позитивную сторону.
- Его величество прибудет завтра к полудню. Межевые лорды, возможно, начнут прибывать уже сегодня вечером.
- Межевые лорды?
А это что за зараза? Она постаралась, чтобы голос ее звучал буднично и безразлично, но Ларас так или иначе не выказал удивления. Только бросил быстрый взгляд.
- Лорд Майеш предпочитает ночевать под крышей. Если он не задержится у Совиного когтя, к ночи будет здесь. Лорды Ватгас и Ундрэ, как донесли дозорные из Тэйвасы, добрались до Змеиного ущелья, но останутся ли там до утра или продолжат свой путь - неизвестно.
- Им есть что обсудить без лишнего внимания? - наобум пробормотала Элиза, оглядываясь по сторонам. Четверо молодых полуобнаженных парня разбрасывали по твердому утрамбованному полу свежее сено. Небось, готовят ночлег для тех, кому не достанется достойной постели в комнатах замка. От колкого резкого запаха скошенной травы щипало в носу.
- Через Змеиное ущелье лучше не ехать ночью, миледи.
Вот и весь ответ.
Ей бы спросить напрямую - кто такие эти Межевые лорды, зачем сюда едут, какое собрание здесь намечается - она ведь наивно посчитала, что просто братец решил навестить сестру, да не тут-то было... Но, во-первых, она и сама не очень-то знала, нужно ли ей это знать. В конце концов, какая ей разница, кто к кому и зачем едет? Может, здесь принято встречать королей с большой помпой, собирая всю окрестную знать. А во-вторых, скажет ли об этом Ларас? До сих пор он говорил с ней на грани вежливости, но она сомневалась, что он расчувствуется только от того, что она признается в том, что Элиза и не Элиза вовсе, а совсем другая женщина. И абсолютно чужая здесь, что немаловажно. И не имеющая права задавать всякие дурацкие вопросы. Так что вряд ли она получит ответы на эти свои вопросы. Если вообще их получит - Ларас может решить, что она пытается водить его за нос. Он наверняка вообще мало кому доверяет и доверяется. И миледи Элиза вряд ли в их числе.