Страница 20 из 42
- Миром? - еще больше взъярился Барнасса, - Какой мир может быть с Югом?
- Я не то хотел сказать...
- Да уймитесь же...
- Не место и не время...
Протекторы вдруг заговорили разом. Вот дерьмо, неожиданно выругалась Элиза, когда резкий приступ тошноты заставил ее опустить голову и часто задышать. Этого еще не хватало - чужая пища, чужое восприятие. Расстройство желудка, что ли? Она хлебнула вино из кубка, но от этого стало еще хуже. О том, что происходит за восьмиугольным столом, она уже даже не задумывалась - все ее помыслы были в одном: как удержать внутри себя съеденное и выпитое. Уж чего-чего, а блевать на виду у почтенного собрания она не жаждала. Озабоченно кивнув нахмурившему брови Дагулу, Элиза встала и медленно пошла к выходу, нервно отмахиваясь от помощи прислуги и сосредоточившись только на том, как успеть донести содержимое желудка до любого сравнительно уединенного места. Но и выйдя за дверь, уединения она не нашла. За дверью толпились слуги и дворовые люди - кто в ожидании выхода господ, кто из чистого любопытства, всем ведь интересны прибывшие гости, что сделают, что скажут, как поведут себя. Нечасто столь именитые гости попирали каменный пол этого обычно пустующего огромного замка... Элиза шла, опустив голову, не сообразив, что о помощи можно просто попросить, потом бежала, натыкалась на людей - чужих, не своих, ибо свои поспешно расступались уже при ее приближении, схватила пустую супницу прямо из рук спешащей на кухню девицы, ломилась в закрытые двери... Один раз она попала в небольшую темную комнатку, но облегчение ее было преждевременным - посреди покоя стоял белый полированный каменный куб в пол-человеческого роста, а в дальней белой стене находилась ниша с полускрытой в ней статуей, кажется, женской. Какой - Элиза не стала выяснять. Особая атмосфера этого места заставила ее подозревать, что это некая молельня, но подтверждать свои догадки женщина не стала. Достаточно и того соображения, что для ее целей эта комната никак не годится.
Наконец ей повезло оказаться в небольшом закрытом дворике с галереей вдоль одной из стен. Посреди дворика бил небольшой фонтан из чаши на круглом постаменте, у дальней стены росли несколько цветущих розовых кустов. И все. На резных каменных скамейках никого не было, а в две двери в начале и конце галереи никто не ломился. От беготни Элизе, казалось, стало лучше, она даже с удовольствием понюхала восхитительно пахнущие розы. И подумала было, что паника ее беспочвенна, что желудок успокоился..., но резким приступом рвоты ее опять буквально вывернуло наизнанку...
- Элиза, вот ты где. Что случилось?
Дагул небрежно прикрыл за собой дверь, подошел ближе.
- Съела что-то не то.
Во дворике было жарко, однако в тени - сносно, камень и постоянно льющаяся вода дарили прохладу, но Элиза нервно обмахивалась, дурнота не совсем еще прошла, лицо было мокрое после умывания в фонтане. Она не обернулась, всем своим видом показывая, что не желает никого видеть, но Дагулу чужое разрешение и не нужно было. Он подсел сзади на каменную скамейку и прежде чем Элиза успела заговорить, схватил ее обеими руками за плечи и принялся жарко целовать в шею. Его руки ловко передвинулись на женскую грудь и принялись безжалостно мять ее. В первое мгновение женщина оцепенела, потом резко развернулась и оттолкнула мужчину от себя.
- А если кто-нибудь войдет?
- Элиза, любовь моя, когда ты стала такой осторожной? - Дагул со смехом притянул ее к себе, развернул и нещадно впился ей в губы. Будто лошадь помяла, со злостью подумала Элиза. Неудачные поцелуи у нее были, но чтобы такой мерзкий... бр-р... губы как катком изъездили... а еще и бородой исколол...
- Хватит, - рявкнула она, с отвращением отталкивая Дагула, - пора подумать о делах.
Какие дела?! Хорошо бы окунуть мерзавца в фонтан, да он не кошка, за шкирку не донесешь... Еще и исцарапает... А ведь такие, как Дагул Ор-Ваилан, никогда не забывают оскорблений и когти у них всегда наготове... Почему он ассоциировался у нее с котом, причем котом с дурным, злобным и мстительным характером, она не стала задумываться - не до того было.
- О делах так о делах, - согласился "дядя", вальяжно откинулся назад и с холодным интересом оглядел женщину снизу вверх. Свет падал на мужчину как-то неудачно, подчеркивая и нити седины в волосах, и нездоровые темные мешки под глазами, и искривленные от постоянного недовольства и скрытой злости губы, и морщины, и попытки скрыть их. Богатый темно-красный цвет камзола старил его, серебристые кружева бросали на кожу серые тени. Но не в этом была проблема, не в возрасте. Элиза - не здешняя, а та, пришлая - и сама не была юной, потому матерый мужчина сорока лет страха в ней не вызывал. Нет, проблема была в другом. В том, что он явно считал Элизу своей добычей. Своей собственностью, своим капиталом, вложенным в дело. А вот эта сторона отношений той, что звалась сейчас Элизой, была хорошо известна. И она прекрасно знала, как трудно порой бывает разубедить мужчину в этом.
- Почему ты ушел с обеда? - устало спросила она, с трудом отгоняя лоскутки неприятных размышлений о давно забытом, ушедшем, отболевшем.
- Обед закончился, - с нехорошей улыбкой и злым блеском в глазах ответил Дагул, - Нас вежливо попросили выйти, но твой брат таких просьб не понимает. Он кричал об оскорблении королевского дома, призывал своих Псов защитить его честь...
- Дурак, - выдохнула Элиза, - Совсем не может держать себя в руках.
- Не спорю. Мне надоело с ним возиться, Элиза, - с ленивой скукой произнес Дагул, поигрывая краешком ее шелкового пояса, - Если он до сих пор тебе дорог - образумь его. Пока он тебя еще слушает. Но скоро и ты не сможешь на него влиять. Он быстро входит во вкус власти, но его власть - это то, что позволяю я. Заставь его не забывать об этом.
Надо же... Элиза, реальная Элиза, эта своевольная, жестокая и надменная, судя по реакции окружающих, женщина способна кого-то любить и защищать? Возможно, в ней еще не все потеряно?
- А если он не образумится, что тогда ты с ним сделаешь?
Этой Элизе совсем не нравился нервный злобный мальчишка с тонким обручем-короной на голове. Наверняка он любит измываться над другими, наверняка труслив, наверняка для спасения собственной шкуры не преминет растоптать любого, кто окажется на пути его бегства... Если обстоятельства не изменяться, из него наверняка вырастет - если выживет, конечно - какой-нибудь Калигула или Нерон... Но пока он был всего лишь дрянной мальчишка, одинокий и несчастный. Он ей не нравился, однако в ее мире на подобное поведение юнцов привыкли смотреть снисходительно, искать причины в наследственности, обстоятельствах, трудном детстве... Вот и она привычно пыталась найти хоть что-нибудь доброе в Эрвисе. Ведь даже Элиза находила.
- Что сделаю? - равнодушно откликнулся Дагул, - Твоему отцу следовало бы оставить корону тебе, моя дорогая. Тогда твой брат наверняка прожил бы долго и счастливо еще многие годы.
- Тогда почему не оставил?
- По закону женщине не положено, - усмехнулся Дагул, - и тебе это хорошо известно. Хотя мой любезный братец нарушил столько законов и столько провозгласил новых, что мог бы поменять и порядок престолонаследия. Он же знал, что такое Эрвис.
- Эрвис еще мальчишка.
- Из злобных щенков вырастают злобные псы. Сделай так, чтобы сегодня вечером на встрече с протекторами Эрвис был нем как статуя. Как самая мертвая долбанная каменная статуя. Иначе я не ручаюсь за его дальнейшее царствование.
И существование, добавила Элиза про себя, отмечая и холодный взгляд из-под полуопущенных век, и искривленную в презрении верхнюю губу...
- Я поговорю с Эрвисом, - кивнула Элиза, не имея ни малейшего желания это делать, но тон сказанного "дядей" не оставлял ей сомнений в серьезности его намерений. Теперь ей по-настоящему было жаль мальчишку. Он явно не успеет дорасти до Нерона.
- А теперь о нас, - Дагул протянул вперед руку и коснулся подбородка женщины, - Мне не нравится твое настроение, дорогая. Если ты решила меня предать, то вспомни о Доротее. Или лучше о Райскоре. Милый, добрый Райскор... Помню, ты была так подавлена на его похоронах...