Страница 8 из 19
- Ваш командир сам убивает? - спросил Обреев красногвардейца.
- Берёт на себя. Проверит, что это надо сделать, и хлоп из револьвера! - ответил тот и, нехорошо улыбаясь, добавил: - Вы ещё увидите.
Час спустя возвратился Москанин, со двора прислал в дом своего человека вызвать хозяина. Сидя в седле, указал рукой в перчатке на двух лающих псов, которых Илья, после того как во двор пришли чужие, посадил на короткие цепи возле конур.
- Отпустите животных, - сказал Москанин хозяину.
Псы рвались с цепей, захлёбываясь яростным лаем на чужих, и Данилов, решив, что его провоцируют, молча стоял на месте. Один из красных переглянулся с командиром, подошёл к собакам, несколько раз выстрелил из винтовки в снежную кашу под ними. Те смолкли, красногвардеец замахнулся на них прикладом, после чего расстегнул ошейники, и псы убежали.
- Умные собачки! - похвалил Москанин, спросил хозяина: - Увидели, чего стоит право владения?
- Душевно благодарю, что показали! - произнёс с напускным подобострастием Фёдор Севастьянович.
Москанин заглянул во все дворовые постройки. Когда посмотрел внутрь бани и флигелька под одной крышей с ней, сказал Данилову, как о чём-то обыденном, само собой разумеющемся:
- Вы с женой переселяйтесь сюда. Работа по хозяйству ложится на вас. Маркел и Илья будут помогать, но без ваших приказов.
- Воля ваша! - с ноткой отчаяния произнёс Фёдор Севастьянович. - Но во флигеле Мария живёт.
- Она будет жить в бане, а когда мы будем уходить, перейдёт в одну из комнат в доме, - указал командир.
Вечерело, напористо дул ветер, нёсший мелкие капли дождя. Раскисший снег чавкал под ногами. Обреев и кухарка Мария помогали хозяевам переносить во флигель матрацы, одеяла, другое самое необходимое. Маркела, который тоже хотел помочь, вернул в дом Москанин, проходя в горницу:
- Тебя опередили. Не стоит за кем-то поспешать. Думаешь, у них жалость к этой паре? Покорность глубоко засела.
Парень стоял как зачарованный перед бесстрастным человеком, который говорил всегда ровным голосом, повелевая с медлительным спокойствием, и сегодня убил двоих людей недосягаемо высокого положения в селе. Маркел никогда даже не думал представить человека такой власти, а он - вот! и по-доброму обращается к нему, к Маркелу.
10
Стали ужинать. За столом с красногвардейцами и командиром опять сидели Неделяев, Обреев и Мария. Москанин, глядя в их лица, говорил:
- Надо думать об отношении к жизни и смерти. Его надо изменить в себе и изменять его и в других. Хорошо тем, кто умирает без мучений и неожиданно для себя. Богатый, хоть ему не хочется умирать, умирает удобнее, чем бедняк. Постель, покой, доктор облегчает страдания. Не то что бедняга, который всю жизнь трудился и под конец корчится в тёмном углу, а те, кто рядом, проклинают его за стоны и запах.
Произнося это, он с видом основательности ел жареные бараньи мозги: человек лет сорока в зеленовато-коричневом френче, гладкие русые волосы скрывали его уши и лоб до самых бровей.
- Но тот, кто владеет титанической силой разрушения, будет умирать в гордом сознании могущества, - кладя себе на тарелку ломоть солёного арбуза, Лев Павлович обращался к Маркелу и Илье. - Человек перед лицом смерти будет помнить, какую тьму жизней оборвала сила и сколько оборвёт ещё, когда его не станет. Он будет мысленно видеть её действие. Когда наука даст нам эту силу, наши люди будут умирать в гордости за неё. - И он заключил тоном дружественного снисхождения к тем, кому открывает окрыляющую их истину: - Есть ли что-то иное, что настолько облегчило бы смерть?
Красногвардейцы и Обреев прибирали баранину, с хрустом разгрызая хрящи, Мария как будто обвыкла и не отставала от них, и только Маркел, старавшийся проникнуть умом в то, что слышал, мешкал отправить в рот очередной кусок. Мысленно выговорил впервые услышанное слово "титанической", оно было страшным и завораживающим.
Фёдор Севастьянович и Софья Ивановна прислуживали, Москанин приказал подать самовар, спросил придирчиво:
- Чай наилучший?
Данилов ответил, что они всегда пьют кяхтинский - компании "ЧАЙ В.Высоцкий и К".
- Как известно - поставщики двора его императорского высочества, - словно печально размышляя вслух, произнёс Фёдор Севастьянович.
- Были! - сказал человек во френче. - И батраки пили его?
- Работники, - поправил Данилов. - Да, и они его самый пили.
- Спитой, конечно.
- Нет, та же самая заварка на всех, - сказал Илья Обреев с виноватой улыбкой из-за того, что говорит неугодное.
Фёдор Севастьянович на случай распоряжений стоял с согнутой у живота рукой, через которую было перекинуто белое полотенце. В глазах сквозила такая тоска, что его, обычно молодцеватого, было не узнать. Сейчас у него было страдальческое лицо больного старика, подглазья набрякли и потемнели, морщины глубоко врезались в лоб, в щёки. Илья шепнул Маркелу, о чём тот и сам думал: у хозяина сердце разрывается из-за старшей и средней дочерей в Бузулуке. Они вышли замуж за купеческих сыновей. Отец одного много лет покупал у Данилова муку, отец второго - овечьи, козьи, свиные, коровьи шкуры. Вряд ли новая власть обошла стороной хорошие дома.
Москанин, попивая горячий чай, рассказывал:
- Наука в наших руках создаст плот-исполин из металлических частей. Он будет взлетать к небу. Подумайте, какая сила будет его поднимать.
- Пар! - решительно сказал один из красногвардейцев.
- Нет, не пар и даже не электричество, - мягко возразил Лев Павлович. - Сброшенная с вершины глыба летит вниз - из-за силы притяжения земли. Но у всего есть своя противоположность. И если есть сила, которая тянет глыбу вниз, то, значит, есть и другая сила, которая может потянуть глыбу к небу. Наука откроет эту силу.
Он говорил таким незыблемо спокойным голосом, будто походя отмечал несомненное.
- На плоту-исполине будут находиться сооружения для учёных, для политических, военных руководителей и их помощников. С него на города противника будут сбрасываться бомбы и баллоны со смертоносным газом. А если понадобится, плот-исполин опустится на город, сокрушит здания, а затем опять взлетит. Внизу останутся мелкие обломки, пыль, сплющенные трупы.
Красногвардейцы, видимо, привыкли слышать от своего командира о невероятном и вопросов не задавали. Маркел же с радостным ожесточением представлял себя на плоту-исполине, под которым виден город, чьи улицы полны богато одетых господ. Плот опускается на них... Нарисованное Москаниным вызвало у парня подобие сладостного опьянения. Хмельного он ещё не пробовал, и, главное, откуда ему было знать о "Путешествиях Гулливера" великого Джонатана Свифта, о летающем острове Лапуту.
Старательно прятал глаза от рассказчика Илья Обреев. Москанин с выражением безразличия проговорил:
- От неверия только самому хуже. Плутаешь без дороги, когда можешь по ней ехать на коне. Верить в овладение великими силами, мысленно видеть их действие - значит видеть маяк. Тогда живёшь уверенно и умрёшь в гордости.
11
Рассвело в мартовской с мокрыми хлопьями сильной метели. Но Москанин сел в седло, уехал со своими людьми. Перед вечером группа вернулась, один из красных, подмываемый страстишкой тщеславного вестника, сказал во дворе Обрееву, что ездили в село Боровое и там Лев Павлович застрелил двоих: хозяина постоялого двора и отставного унтер-офицера. Про того и другого донесли, что они поругивали советскую власть.
Москанин сел в горнице за стол, велел Данилову расстелить чистое полотенце и, положив на него револьвер, инструменты, поставив маслёнку, позвал Маркела.
- Офицерский наган с самовзводным курком, - стал объяснять человек во френче. - На тебя, к примеру, летит всадник с пикой или с шашкой, ты выстрелишь из нагана с пятидесяти пяти шагов, пуля попадёт в лошадь - та упадёт.