Play the kitten

- Ну, раз никто ничего не выучил, - тяжело выдохнув, он отыскал среди студентов знакомую макушку и весело подмигнул Вайолет, - тогда продолжим, - затем потрогал иссохшими пальцами потрепанный томик собственного учебника, - Иоганн Гёте. Что мы там с вами в этом семестре проходим? «Страдания Вертера»? – он смешно поморщился, в неодобрении - но не из-за произведения, а из-за скудости учебной программы - покачав головой; аудитория захихикала. – Ну что ж, давайте страдать вместе с Вертером, - вновь смех среди рядов. Вайолет всегда возмущало поведение студентов на лекциях, и, хоть ее саму и волновал молодой человек в белой футболке, устроившийся на последнем ряду, она всегда старалась вновь возвращаться к тому, что должно было действительно волновать ее в данную минуту – лекция, занятие, ее любимый преподаватель. – Кто из вас знает, почему Гёте написал «Вертера»? – громоподобным властным голосом привлек внимание аудитории профессор. Вайолет не успела поднять руку. – Может Вы? – обратился тот к Киту, глядя на последний ряд. – Мистер Уокер? Мистер Уокер, проснитесь! Проснитесь.!

Проснитесь.

Проснись.

- Проснись, проснись! Вайолет!

Вайолет вздрогнула. Щетка свалилась в набранную ванную, с грохотом коснувшись дна. Кровь на руках засохла, превратившись в тонкую корочку, простыни свисали с края, мыльный грязный раствор капал на плитку пола.

- Ты уснула? – Хейзел подобрала край постельного белья, пододвигая стиральную доску ближе к бортику.

Разлепив глаза, Вайолет утерла уголки чистым участком руки.

- Я плохо спала.

Хейзел вскинула брови, будто пропуская смысл мимо ушей, принявшись отстирывать пятна, что наверняка успели присохнуть пока напарница прохлаждалась.

- Мистер Марч не любит, когда остаются пятна.

Вайолет уловила подтекст упрека. Отыскивая в мутной воде затерявшуюся щетку, девушка не стерпела:

- А что Джеймс любит? – тем же тоном задала вопрос та. Хейзел остановилась.

- В каком смысле?

- Вы все твердите о том, чего «Мистер Марч не любит, чего не выносит», - передразнивала та, - но что он любит?

Вайолет тяжело дышала. Вспыльчивость постепенно отступала. Сновидение еще не испарилось из памяти, оставляя тягучее смертельное чувство печали, порождающее желание грубить и быть грубой. Отстраненной, жестокой. Иногда Вайолет слишком увлекалась, обижая дорогих ей людей, а все потому, что не могла контролировать собственные гормоны. Когда эмоции берут верх очень тяжело остановиться. Хейзел продолжала интенсивно натирать грязный край простыни на стиральной доске, тихо напевая какую-то мелодию, словно игнорируя вопрос.

***

Прошло восемь часов с того момента, когда Вайолет прочла распечатки Анны. Время пролетело незаметно – что такое жалкие минуты в сравнении с вечностью наших убеждений?

Что бы сделала пятнадцатилетняя Вайолет, узнай она то, что открылось ей со страниц? Не поверила бы. А в шестнадцать? Возможно, испугалась. В семнадцать? Скорее всего, попыталась бы покончить с собой. Но сейчас, на пороге девятнадцатилетия, Вайолет чувствовала странное понимание и принятие. В мире каждый день происходит столько ужасов, столько непостижимого для нашего разума, столько катастроф и непонятных случаев, что не поверить в то, что сверхъестественное живет среди нас, было бы крайне глупо. Ее не терзали сомнения, отвращение или страх, ей лишь хотелось знать больше, видеть больше, уметь больше. В жизни не бывает совпадений, и Вайолет свято верила, что ее работа в «Кортезе» - это тоже жизненный урок. Судьба вела ее до этого момента, и стечение обстоятельств, связавшее ее, Кита, Джеймса да и всех остальных вместе – не простая случайность. Так что же, черт побери, будет дальше?

Ее ничто не пугало так, как угасание эмоций. Когда Анна развеяла ее бывшие страхи о ней и Ките как паре, то Вайолет, к огромному удивлению, не почувствовала ничего. И это наводило панику, ведь по всем пунктам Вайолет должна была бы ликовать и праздновать, но морозная корочка на ее сердце не давала семенам никаких чувств взрасти внутри.

Вайолет уверенно переступила порог семьдесят пятого номера. Державшая две вешалки с пиджаками Хейзел разинула рот; с плечиков одной из вешалок съехал шелковый платок. Поправлявший ворот рубашки Джеймс отвернулся от зеркала, оборачиваясь на гостью. Не то радость, не то удивление читалось на его лице. Вайолет не дала ему возможности высказаться.

- Я все знаю, - спокойно начала та, бросив бумаги на кофейный столик. Те веером разъехались по поверхности. Губы Джеймса скривились в усмешке.

- Хотел бы и я знать все.

- Хватит этого дерьма, Джеймс, - рявкнула Вайолет, пресекая последующие возможные шуточки Марча. – Когда ты собирался мне рассказать? Когда я бы случайно покалечила кого-нибудь, а ты бы по своему обыкновению замял это дело?

Джеймс вытянулся, вскидывая подбородок. Все его тело напряглось, становясь ровным как по струнке; он приставил одну ногу к другой. Легкий жест руки – и прислуга исчезла. Испарилась.

Вайолет разинула рот в негодовании: лицо Джеймса подавало все признаки сокрытия согласия на только что произнесенное. Девушка потерла лоб, тихо выдыхая. Джеймс бросил презрительный взгляд на распечатки.

- Это фотографии газетных статей?

Вайолет издала смешок: все действительно было правдой.

- Ты честно не слышал о Google? – вопрос был скорее риторическим, а то и вовсе не вопросом. Вайолет прошагала до столика с выпивкой мимо обеденного стола, мимо Джеймса. До ее своевольного появления он примерял одежду, и платка на шее еще не было. Вайолет заметила отвратительные влажные шрамы. Их трудно было не заметить. Все было правдой. Ее едва заметно трясущиеся руки разливали выпивку, когда она услышала голос. Совсем рядом, будто он нашептывал откуда-то изнутри нее самой.

- Ты подозревала, ты не напугана.

Она не оборачивалась. Лишь шумно осушила стакан, морщась от вкуса. Казалось, что темная краска на стене перед ней шевелилась, трескалась.

- Я догадывалась.

Зашуршал ковролин от отодвигаемого стула. Марч устроился во главе стола с другой стороны от мини-бара. Чиркнула спичка. Он закурил.

- Расскажи мне. Еще ни один живой человек не догадывался насчет меня. Расскажи, мне интересно.

Вайолет впервые обернулась. Тонкая струйка дыма красивым завитком тянулась от его зажженной сигареты, будто обрамляя его лицо, его красивые скулы, его темные волосы. Кит.

Она по-прежнему думала о нем.

- Сперва твой акцент и одежда – такое трудно постоянно подделывать, - уняв неприятное ноющее чувство, начала та. - У тебя полно мебели, которую давным-давно сняли с производства, - Вайолет поджала губы, все время плавно жестикулируя рукой. – Я, конечно, думала о коллекционировании, но для любителя антиквариата ты слишком небрежен в отношении своей собственности. Для тебя вообще словно нет ничего ценного, как будто ничто тебя не волнует. И говорил ты о вещах, в которых так хорошо разбираются лишь историки. Потом те случаи с блоками сигарет. Я долго не могла понять, почему ты сам не можешь проехать за ними в восточную часть города, да и все эти загадочные разговоры того продавца из китайского ресторанчика. Короче, многое меня к этому подвело.

Джеймс неотрывно наблюдал за ней поистине пугающим взглядом, все продолжая затягиваться и выпускать дым.

- Кто еще знает, что ты знаешь? – задал вопрос тот, втянув ртом воздух, впервые оторвав взгляд от девушки, дабы смахнуть что-то с идеально выглаженной синей штанины.

«Анна, возможно Кит, и Бог знает кто еще».

- Никто, - сглотнула Вайолет, - только я.

Его усмешка раздражала.

- И ты веришь в написанное? – он стряхнул пепел. – Действительно веришь?

- Да.

Марч бросил взгляд на листы. И почему на фотографиях он выглядел совсем на себя непохожим?

- Что там сказано?

Вайолет слегка приподняла подбородок. Конечно же, он знал о том, что же там сказано. Он просто брал на слабо ее еще детский разум. Вайолет сладко улыбнулась, сделав провальную попытку скрыть столь явное удовольствие.