Страница 61 из 86
И столь сильно зажимала она сейчас рот ладонью, что чувствовала, как пульсируют вены. Носки оксфордов упирались в стеллаж с алкоголем, в спину больно впивались углы больших коробов с жестяными банками. По щекам стекали горячие капли, падая на голые ноги, на платье. Ее трясло, она еле сдерживала истеричное подрагивание и икоту; и живот так схватывало, разрывая грудную клетку, словно ее терзали невиданные природе дикие звери. Ведь самым ужасным было не то, что она поддалась чувствам и воле Джеймса и чуть не убила человека, но то, что ей действительно это понравилось. Ей понравилось. Вайолет ненавидела себя за то, что испытала каких-то жалких десять минут назад. В тот самый момент, когда ее рука плотным кольцом обхватывала трепещущую шею Анны, когда она чувствовала, как силы покидали подругу Уокера, ей самой было до омерзения хорошо, а по телу разливалось ощущение победы. Душа торжествовала, и разум жаждал крови. Она почти была во власти тьмы, и теперь она не знала, что хуже: возможно, стоило отбросить это «почти» и закончить начатое? Плевать, ведь все равно на нее теперь заведут дело в полиции…
О, почему любовь должна быть такой жестокой? Неужели действительно все, о чем рассказывают – чушь собачья? Любовь – мерзкое чувство привязанности к человеку, вызывающее лишь боль и мучения. Иначе никак больше Вайолет не могла оправдать свою жажду приносить страдания.
***
Она не заметила как уснула. Не знаю почему, но сон после пролитых слез – самый сладкий. Есть какое-то нездоровое эстетическое наслаждение в безысходности. Проснулась она вскоре после, поняв, что прошло не более часа по все еще опухшим глазам и суховатому привкусу во рту от еще не выветрившегося алкоголя. Да и наверху, за стеклянным прямоугольником крыши все еще претендовал на свои права растущий лунный месяц.
Хотелось пить. Вайолет чувствовала себя опустошенной, разбитой, и вовсе не из-за нехватки сна. Все казалось каким-то нереальным, сюрреалистическим. И совсем не хотелось думать о том, что произошло в ее номере. Анна еще там? А Джеймс?
Вайолет потянулась за стеклянной бутылкой минералки к мини-холодильнику под барной стойкой, когда услышала посторонние телодвижения. И неприятная дрожь прошла по телу. Вайолет медленно запрокинула голову, заметив торчавшую знакомую макушку особы, бог весть сколько минут назад усевшейся за барной стойкой. Сглотнула, схватила бутылку, открыв дверцу холодильника, и откашлялась, поднимаясь на ноги. Отряхнула платье, утерла под глазами.
Анна сидела на барном стуле, спокойно, размеренно водя тонкой красной соломинкой по поверхности содовой. Вайолет нервно откупорила свою минералку, доставая из-за стопки полотенец чистый стакан.
- Я должна извиниться, - начала было Вайолет, с трудом вытягивая из себя эти постыдные слова. В самом деле, просить прощения за то, о чем не жалеешь – одно из самых гадких в мире чувств. Анна прервала ее легким взмахом руки. Жест походил на желание отмахнуться, заткнуть, и Вайолет хотела было возмутиться, как вдруг Анна заговорила, страдальчески усмехнувшись, продолжая глядеть в свой стакан:
- Я тоже виновата. Провоцировала. Я заслужила это, - Анна вскинула бровь, затем подняла взгляд на Вайолет и улыбнулась. И эта улыбка… Вайолет передернуло. Весь год она испытывала смежные чувства к обладательнице этой улыбки: злость, гнев, презрение, ненависть, сочувствие… но сейчас, в данный момент улыбка казалась приятной. И Вайолет вдруг вспомнила минуты, проведенные на парах, когда ее мельком, но даже умиляла эта улыбка. Когда Анна улыбалась, то походила на милого зайчонка из мультика про Бемби: именно такую форму принимали ее щечки и именно так сужались ее глаза. Больно кольнуло от осознания того, что Анна, в общем-то, всегда была просто рада всему и всем вокруг. И улыбалась она всегда так искренне, и смеялась так задорно…
Анна продолжала механически помешивать содовую. А Вайолет чувствовала себя все более и более мерзко. Слишком громко щелкнула крышечка на бутылке; девушка заполнила стакан наполовину и медленно потягивала воду. И казалось, будто неловкость чувствовала лишь одна Вайолет – настолько спокойной выглядела вторая посетительница бара.
- Тебе, наверное, странно думать о произошедшем? – осторожно спросила Вайолет, сжимая крышечку от содовой. На ладони оставались ребристые следы. Анна лениво вскинула брови, тяжело вдохнув, затем откинула волосы.
- Признаться честно, Джеймс меня всегда пугал. Здесь постоянно всякое дерьмо творится. К такому сложно привыкнуть, - Анна говорила так спокойно, что Вайолет начала подумывать, а не приснилось ли ей все самой? На щеке все еще ощущалось жжение, да и левая часть спины побаливала. – И ты прости, что врезала, - не дала ей та шанса задать вопрос, продолжив. Вайолет чувствовала себя крайне странно: еще недавно они хотели убить друг друга в порыве ярости, а теперь каждая сыпала извинениями. Она потерла шею, выбросив крышку в пустое мусорное ведро; прошуршал мешок.
- Я не знаю, что на меня нашло… - нелепее разговора не было со времен некоторых университетских пар, к занятиям по которым Вайолет забывала подготовиться и приходилось импровизировать в таком вот духе: с усилиями веселого пациента психиатрической клиники.
Анна осушила свой стакан.
- Да все ты прекрасно знаешь, - прозвучало холодно, властно. Эту сторону Анны Вайолет видела лишь изредка. И, видимо, по лицу Вайолет скользнула уж слишком заметная тень страха. – За идиотку меня принимаешь?
О нет, Вайолет и думать не смела когда-нибудь считать Анну умственно отсталой. Эта-то малышка с пристрастием к алкоголю, вечеринкам, курению, нецензурной лексике и посредственной музыке была, к не прекращавшемуся удивлению Вайолет, одной из самых умных людей, каких она встречала в жизни. В Анне удачно, но крайне неожиданно, уживались две абсолютно разные персоны: за партой она была сущим зверем, готовым биться до конца, но доказать, что она может, знает, понимает и умеет, а за стенами лекционных аудиторий она была настоящей оторвой, что, не стыдясь, покупает выпивку по поддельным документам.
Анна внезапно замолчала, роясь в огромном кармане джинсовки. Достав пачку красных Мальборо, она вытащила одну сигарету, нервно постукивая кончиком о поверхность стойки, продолжая медленно выдыхать, будто успокаивая подступавшую истерику.
- Кит хороший, - с нежностью в голосе продолжила та, прокручивая колесико зажигалки. Легкая полуулыбка коснулась уголка ее губ. Ее руки дрожали. – Он просто зайка. Знаешь, не каждый человек умеет слушать, особенно если это парень. А Кит всегда выслушивает все, что ему говоришь. Порой дельные советы дает… когда, конечно, шутить прекращает, - вновь нервная улыбка. Анна долго затягивалась, выпуская густой дым. Вайолет кусала губы. Она все знает , - крутилось в голове Вайолет, когда та замолкала, делая очередную затяжку, - она знает о моих чувствах к Киту. Что она должна ответить? Что та все не так поняла? Что все это не то, чем кажется? Глупо отнекиваться, когда ты так очевидно с маниакальной заинтересованностью смотришь на человека. Анна беспокойно выпустила очередную струйку дыма. – Все видят во мне лишь веселую пати-девочку, думают, что я живу вечеринками, - Анна отстраненно глядела куда-то на стойку, перед собой, - ты слышала, что Софи говорила обо мне в тот раз, когда нас еще освободили от двух практик по истории кино?
Вайолет дважды спокойно кивнула с каменным выражением лица. То, что сейчас происходило можно было объяснить лишь двумя способами: либо ей действительно все приснилось, либо в стакане у Анны была вовсе не газировка…
- Сказала, что в первый день подумала, будто я типичная тамблер-герл, - продолжила Анна и громко издала смешок. – Согласись, жутко неприятно такое услышать. Я и правда создаю впечатление пустышки?
Вопрос был скорее риторический, но Вайолет все равно инстинктивно помотала головой. Ей тоже хотелось курить. Она нащупала под стойкой пачку Лиз и, подумав, что та будет не против, вытащила одну. Управившись с зажигалкой, и Вайолет тоже затянулась, пристроив локти на поверхности. И вся натянутость будто испарилась вместе с сигаретным дымом. Вайолет искренне заинтересовалась.