Никогда не отпущу тебя (ЛП)

— Я тоже, — сказала она дрогнувшим голосом. — Я буду тебя ждать. Если она когда-нибудь передумает, я скажу, где меня найти.

— Я приеду за тобой. Как только пойму, что ребенок в полной безопасности.

Она кивнула, и, высвободив руку из её пальцев, он стер скатившуюся у неё по щеке слезу.

— Это чертовски несправедливо.

— Мы ждали целых десять лет, — прошептала она, прислонившись лбом к его лбу. — Нам не привыкать.

— Мы ждали целых десять лет, — возразил он. — И меня просто убивает, что мы снова должны ждать.

— Я жива, — сказала она, потираясь своим носом о его нос.

— Я люблю тебя, — прошептала она, закрыв глаза.

— Я буду тебя ждать, — она коснулась губами его губ. — Всегда.

— Всегда, мой ангел, — сказал он, затем положил руки ей на бедра и притянул ее себе на колени.

Он целовал ее отчаянно и неистово, его руки торопливо сдвинули вверх ее футболку и лифчик, освобождая грудь. Она боролась с его футболкой. Рывком стянув с себя футболку и швырнув на пол, он обхватил Гри руками и прижал к себе, её обнаженные груди вжались в мышцы его груди. Он чувствовал, как ничтожно мало времени им осталось быть вместе, и у него разрывалось сердце при мысли, что завтра ему придется смотреть, как она уходит.

— Когда придет Майя?

— Через два-три часа, — сказала она, пока его губы прокладывали дорожку из поцелуев от шеи к уху.

— Н-нет! — воскликнул он, резко отпрянув от неё и впившись в её глаза взглядом, который отражал охватившую его боль и дикое отчаяние. — Это с-слишком рано!

— Так будет лучше, — сказала она, обхватив его лицо ладонями и притянув его обратно к своим губам. — Джемма сказала сегодня вечером. Нам лучше попрощаться побыстрей.

— Гри, я х-х-хотел эту ночь, — с горечью прошептал он. — Я х-хотел всю жизнь.

— Теперь у нас есть только «сейчас», — сказала она, наклонившись вперед и захватив губами его нижнюю губу. Он ощутил солёный вкус ее слез. — И я хочу в последний раз почувствовать тебя внутри.

Глаза Холдена обжигали слёзы, пока он целовал её, сплетаясь с ней языками, пытаясь запомнить, каково это, держать в руках ее хрупкое тело. Он не хотел забывать то, как касалась его ее нежная кожа, как она пахла мылом и свежим воздухом, как ее рыжеватые волосы отражали солнечный свет и становились похожими на золото Румпельштильцхена (прим. «Румпельштильцхен» — сказка братьев Гримм). Его трепещущее сердце, переполненное любовью к ней, отчаянно протестовало против ее ухода, он еще крепче прижал ее к себе, его рот терзал ее губы, словно в наказание. Почему она согласилась оставить его? Почему?

— Холден — задыхаясь, произнесла она. — Ты делаешь мне больно. Будь нежнее.

— Б-бл*дь!— взревел он, отпустив ее и беспомощно уронив голову. — Н-не уходи!

Уткнувшись лбом ей в плечо, он с силой зажмурил глаза, взывая к высшей силе, которая ни разу за все его несчастные двадцать три года не сделала ни единой попытки вмешаться, помочь ему, спасти его от абсолютной бессмысленности жизни без неё.

Ответом ему была лишь тишина.

Он почувствовал, как её маленькие ладони скользнули вверх по его спине, по следам от ударов, по бороздкам и шрамам, пока она не погрузилась пальцами ему в волосы, прижав его к своему теплому, нежному телу, словно мать, которую он так давно потерял.

— Холден, — сказала она, почти касаясь губами его уха. — Спроси меня, сломлена я или осталась прежней.

Он помолчал, вспоминая, сколько раз он просил ее об этом. За все то время, что они были знакомы, она впервые попросила его об этом.

— Гризельда, — произнес он, немного отстранившись, чтобы посмотреть в любимое лицо. — Ты та же, что и прежде или сломлена?

— Я та же, что и прежде, — сказала она с легкой, уверенной улыбкой, нежно касаясь пальцами его волос. — Я стала прежней, потому что нашла тебя.

Он резко вдохнул. Её лицо расплывалось у него перед глазами, пока он едва мог разглядеть её черты.

— Я без тебя пропаду.

— Нет, — он не знал, как у нее это получается — хотя Гри всегда была самой сильной девочкой из всех, кого он знал — но ей каким-то образом удавалось улыбаться. Покачав головой и смахнув рукой бегущие по щекам слезы, она его заверила. — Нет. Нет, все будет хорошо. Холден, у тебя будет ребенок. Ты будешь отцом. И у тебя всё отлично получится.

— Я не могу проститься с тобой.

— Тогда не прощайся. Просто помни о Маклелланах в Джорджтауне. Найдешь меня как-нибудь, если сможешь. Я буду ждать.

— Ты будешь меня ждать?

— Буду.

— Никогда не отпускай меня, Гри.

— Не отпущу.

Обхватив ладонями её лицо, он привлек её к себе и, закрыв глаза, коснулся губами её губ. Он просунул руки ей подмышки, и поставил её на ноги, пальцы скользнули вниз и принялись расстегивать ее шорты. Она потянулась к его джинсам и сделала то же самое.

Продолжая его целовать, она легла на кровать, увлекая его за собой, и он накрыл её своим обнаженным телом.

Они занимались любовью медленно — то нежно, то неистово, смакуя и наслаждаясь друг другом, и, одновременно достигнув кульминации, шептали друг другу слова любви. А когда зашло вечернее солнце, Гризельда лежала в объятиях Холдена, полностью растворившись в единстве их абсолютного горя и абсолютного взаимопонимания. В этот момент они заново открыли для себя ту безусловную синхроничность, что была между ними в детстве, когда любые слова были невозможны. Только на этот раз слова были просто не нужны.

Когда на телефон Холдена пришло сообщение от Майи, что она ждет внизу, он надолго приник поцелуем к голове Гризельды. Его губы застыли у нее на макушке, как раз там, где он нежно поглаживал её много лет назад, лёжа на своем грязном полосатом матрасе.

Она молча поднялась с кровати и оделась, стоя к нему спиной. Обернувшись, она несколько минут неотрывно смотрела на него, ему показалось, что он слышит её голос из далекого прошлого:

«Не оглядывайся назад, не смотря ни на что. С камня на камень. Я прыгаю, ты прыгаешь».

— Беги, — прошептал он, с силой зажмурив глаза.

Когда он их открыл, её уже не было.

Глава 27

Гризельда была безумно благодарна Майе за то, что она лишь взглянула ей в лицо и ничего не сказала. Выйдя из машины, она крепко обняла Гризельду, затем забрала у нее из рук жалкий бумажный пакет с вещами и положила его на заднее сиденье.

Добрых полчаса они проехали в полном молчании. Гризельда уставилась в открытое окно, чувствуя себя такой подавленной, что просто слушала звук проносящегося мимо ветра, стараясь не думать, не чувствовать и не вспоминать. А Майя хранила благословенное молчание.

Расставание с Холденом стало самым тяжелым, самым болезненным из того, что Гризельде когда-либо приходилось делать. В некотором смысле это было даже хуже, чем бросить его там у Шенандоа. Потому что теперь она прочувствовала, каково это — жить с ним, любить его, быть свободной… и счастливой. А когда, наконец, позволила себе в это поверить, все вдребезги разбилось.

Потому что счастливые развязки не для таких людей, как Гризельда Шредер, и ей стоит запомнить это на будущее.

— Спасибо, что приехала, Майя, — сказала она, устало повернув голову и взглянув на подругу. За последние несколько недель Майя поменяла прическу. Теперь у нее была короткая стрижка под мальчика, как у Холли Берри, выгодно подчеркивающая Майино круглое лицо и высокие скулы. — Хорошо выглядишь.

— Ну, а ты выглядишь дерьмово.

— Спасибо.

— Когда будешь готова, ты все мне расскажешь, Зельда, — сказала Майя. Не сводя глаз с дороги, ей удалось вытащить из бардачка упаковку лакричных конфет «Твиззлерс» и передать их Гризельде. — И, дорогуша, я имею в виду, действительно всё.

Гризельда надорвала упаковку, и у неё на глазах выступили слезы.

— Не могу, Майя.

— Ты должна. Если ты этого не сделаешь, это сожрёт тебя целиком, — Майя схватила одну конфету и откусила. — Это ведь был он, да? Ты, наконец, его нашла?