Страница 66 из 105
Она пожала плечами, последний раз бросила на Гризельду победный взгляд и пошла в дом вслед за Клинтоном.
Холден схватил Гризельду за руку и потащил ее вниз по ступенькам, мимо гаража, назад к своему грузовику. Как только они сели в машину, он повернулся к ней. Каждый удар его сердца причинял ему страдания, его жизнь вдруг превратилась в сущий ад, в котором от него уходила женщина, которую он любил.
— Гри, ты никуда не поедешь. Н-нам нужно поговорить.
Глава 26
На долю Гризельды выпало достаточно горя. Мать ее не любила и, в конце концов, бросила, отца она никогда не знала, ее переводили из одной приемной семьи в другую, и едва ей удавалось привыкнуть или найти с кем-то общий язык, как ее снова выдергивали и перебрасывали в новое место. Её похитили, держали в темном подвале и избивали. Она сбежала из ада и тут же снова вернулась в систему патронатного воспитания. Став взрослой, она позволяла пользоваться ее телом без любви и не протестовала, когда с ней жестоко обращались. Горе. Она знала о нём не понаслышке. Знала гораздо больше, чем многие другие.
Но ей никогда не приходилось чувствовать ничего похожего на боль, свалившуюся на нее от осознания того, что она стоит между Холденом и его ребенком. Жизнь его ребенка полностью зависела от ее отъезда, и ее решение было быстрым и окончательным, потому что она любила Холдена, более того, она уже любила этого ребенка, так же сильно, как и он.
Она лучше всех на свете знала о его сокровенном и давнишнем желании быть отцом.
И она знала, что он никогда ей не простит, если, в конечном итоге, вместо своего ребенка выберет её.
Слова «Я уеду!» были вырезаны из ее разбитого сердца тем же самым ножом, которым врач той клиники собирался опустошить живот Джеммы. Жизнь за жизнь. Счастье Гризельды в обмен на ребенка Холдена. Это была честная сделка. Но, Боже, это ранило до глубины души.
Они возвращались в его дом в гнетущем молчании, звуки их шагов отдавались на лестнице зловещим маршем смерти.
Две недели, пока Гризельда была с Холденом, слезы свободно лились у нее из глаз — это был признак любви, доверия, веры, надежды — но сейчас у нее в глазах не было слез. Много лет назад она научилась сдерживать их, чтобы избежать наказания. Она научилась их глотать, соль разъедала ее внутренности, пока она не начинала корчиться от боли. Как сейчас. Прямо как сейчас.
Холден закрыл за ними дверь квартиры и притянул ее в свои объятья. Он долго прижимал ее к себе, и она неподвижно стояла рядом с ним, безвольно опустив руки вдоль тела.
Наконец она прошептала:
— Мне нужно воспользоваться твоим телефоном.
— Зачем?
— Мне нужно позвонить Майе и попросить её приехать за мной.
— Нет! — воскликнул он. — П-пожалуйста, нет.
Затем выдохнул:
— Г-гриз…
Отстранившись от него, она почувствовала невозмутимое и необъяснимое спокойствие.
—Да, — мягко сказала она.
— Ты оставляешь меня.
— Да.
— Мы можем всё уладить.
— Нет, не можем. Не сейчас, когда она всё ещё может навредить твоему ребёнку.
Гризельда протянула руку, в ожидании телефона.
Неожиданно Холден опустился на колени и, взяв в руки её ладонь, взглянул на неё покрасневшими, какими-то стеклянными глазами, в которых читались боль и отчаянье.
— Я умоляю т-тебя, не уезжай.
И все те слёзы, которые она только что с таким трудом глотала, вырвались у неё изнутри и пролились потоками горя.
— Холден, пожалуйста. Пожалуйста, не делай это для меня ещё сложнее.
— Не уезжай, — взмолился он, неотрывно глядя на неё, и она увидела, как у него по щеке пробежала слеза. — Она передумает.
— Ты не можешь знать наверняка.
Она опустилась на колени перед Холденом и коснулась ладонью его щеки.
— Мое пребывание здесь только усугубит ситуацию. Думаю, мне следует уехать. Тебе нужно всё с ней уладить, а нам с тобой нужно… подождать.
— Я ждал тебя десять гребаных лет! — закричал он, уронив голову ей на плечо. — П-пожалуйста, Гриз.
— Не могу. Я не встану между тобой и твоим ребенком. Холден, если она причинит вред этому ребенку, чтобы насолить тебе, ты меня возненавидишь. Это нас погубит. Сейчас мы должны сделать так, как лучше для этого ребенка. Мне нужно уехать. Хотя бы, на время.
Наклонившись, он протянул к ней руки и обхватил ладонями ее лицо.
— Я люблю тебя. В-всем своим сердцем, всем своим существом, я тебя люблю. Б-без тебя у меня нет будущего. Н-нет семьи. Н-нет любви. Н-нет жизни. Я снова умру. Я умру без твоего сердца, бьющегося у меня в груди, Г-гриз. Н-не д-делай этого. Д-дай ей д-день или д-два, ч-чтобы ус-спокоиться!
— Не стоит так рисковать, — сорвавшимся голосом произнесла она. — Дай мне телефон. Перед моим отъездом у нас останется ещё немного времени, чтобы побыть вместе.
Он убрал руки с её лица, вытащил из заднего кармана телефон и бросил его на пол между ними. Поднявшись, он с досадой и огорчением посмотрел на нее.
— Я этого не вынесу.
— Тогда выйди на время, — сказала она. — Пойди прогуляйся. Возвращайся, когда будешь готов.
Он кивнул, резко повернулся и, хлопнув дверью, вышел из квартиры.
Дрожащими пальцами она взяла телефон и набрала номер Майи.
— М-майя? — прорыдала она, как только её подруга сказала «алло». — Это… Зельда.
***
Холден шёл по главной улице, утопающей в лучах вечернего солнца, мимо вереницы деловых зданий в маленький парк рядом с мэрией. Сев на скамейку, он ссутулил плечи и в отчаянии опустил голову.
Она уезжает. Его Гриз, его любовь, его девочка уезжает. Завтра она исчезнет, и он снова останется совсем один.
Только на этот раз он останется не с воспоминаниями о мертвой девочке. Он останется наедине с осознанием того, что единственная женщина, единственный человек, которого он когда-либо любил, живет и дышит всего в двух часах езды отсюда. И ему не дали быть с ней.
Его мысли кружились в бесконечной петле, от ужасной угрозы Джеммы прервать беременность к душераздирающему предложению Гризельды уехать. Единственным, что вселяло в него хоть какую-то надежду, были ее слова: «Мне нужно уехать. Хотя бы, на время».
На время.
Она имела в виду, что будет его ждать? Что она потом вернется? Когда? Когда Джемме будет уже поздно делать аборт? После того, как родится ребенок? Сколько ему придется ждать, чтобы снова быть с ней? И вдруг ответы на эти вопросы стали единственным, что имело значение, единственным, что могло бы помочь ему пережить боль разлуки.
Он встал и быстро пошел домой, ему не терпелось поговорить с ней и придумать план. Он взметнулся вверх по лестнице, ворвался в дверь своей квартиры и, одним шагом преодолев гостиную, влетел в спальню, где Гри доставала из его сумки свои немногочисленные вещи. Она аккуратно складывала их в один из двух продуктовых пакетов, с которыми две недели назад заявился Квинт.
— Привет, — произнесла она, подняв на него покрасневшие глаза. — Ты вернулся.
— Да. Что ты имела в виду, когда сказала «Хотя бы, на время»?
— Что?
— Ты сказала «Мне нужно уехать. Хотя бы, на время». Ч-что это значит?
Она села на кровать, держа в руках белый лифчик с маленьким бантиком.
— Это означает, что находясь сейчас здесь, я могу ухудшить и без того сложную ситуацию.
— То есть ты вернешься? — прошептал он.
Она приоткрыла губы и, моргая, уставилась на него.
— Хм…
— Если ты пообещаешь вернуться, я смогу это вынести, — сказал он, садясь перед ней на корточки. Он забрал у нее лифчик и положил его на кровать, затем взял в руки её ладони.
— Я не буду с ней спать. Я не буду к ней прикасаться. Я буду спать на диване. Я твой. Я буду тебя… ж-ждать.
У неё дрогнули губы, и она слабо улыбнулась, затем на мгновение закусила нижнюю губу. Он был не в силах отвести от нее взгляд, новые воспоминания о том времени, что они провели вместе — её вкус, то, как двигались под его губами её губы, звуки, которые вырывались у неё из груди, когда он ее целовал — наполнили его сознание покоем и вожделением.