Страница 68 из 105
Они с Майей не говорили о Холдене. Никогда. После побега, Гризельду поместили в приемную семью и отправили на принудительную психологическую консультацию, которую она посещала с большой неохотой. Ее социальному работнику и психотерапевту было известно, что ее похитили вместе с мальчиком, а также то, что она сбежала, а мальчик — нет. Но Гризельда отказывалась говорить о том, что случилось с ней на ферме Калеба Фостера. Подвал, долгие часы работы в саду летом и консервирования — зимой, холодная овсянка, постоянное чтение Библии, сопровождающееся гневными тирадами, побои. Она никогда и ни с кем это не обсуждала.
К тому времени, как ее перевели в дом Майи, ей исполнилось четырнадцать лет, и ее похищение и побег давно не были новостью. Все знали ее историю только в общих чертах, без лишних подробностей. В самом начале Майя пыталась поговорить с Гризельдой на эту тему, но она молчала, словно партизан, и, в конце концов, Майя перестала ее об этом спрашивать.
— Мальчика, с которым тебя похитили, Зел. Ты его нашла, — Майя снова откусила от конфеты. — Тот, для которого ты откладывала деньги, верно? Все эти годы? Тебе как-то удалось его найти.
Губы Гризельды дрогнули, в глазах защипало от слез, хотя она уже устала плакать.
— Я его нашла.
Майя кивнула, не сводя глаз с дороги.
— Ну и как он?
— Другой. Всё тот же. Взрослый.
— Ты его любишь?
Гризельда шмыгнула носом, откусив маленький кусочек от зажатой в кулаке конфеты.
— Да.
— А он тебя любит?
— Да, — прошептала она, пытаясь жевать, но челюсти перестали ей подчиняться, и все тело стало каким-то слабым и вялым.
«Он меня любит, и я его люблю, но мы не можем быть вместе»
— Так в чем же дело?
— Его девушка беременна.
— Господи, — вздохнула Майя. — Дай-ка еще конфетку.
Гризельда глубоко вздохнула и принялась снова жевать, медленно уплетая полный рот сладкой лакрицы и протягивая Майе еще одну карамельную косичку.
— Расскажи мне об этом.
— Как я его нашла?
Майя покачала головой.
— Нет. Обо всём. С самого начала.
Первой реакцией Гризельды было категорическое «нет». Она столько времени хранила эту историю в секрете, о котором знал только Холден. Даже когда они не были вместе, их каким-то образом связывало то, что они были единственными на всем белом свете, кто знал, что произошло, кто это пережил и уцелел.
— Зи, ты должна начать об этом говорить. Если ты этого не сделаешь, это, в конечном итоге, тебя убьет.
— Почему?
— Потому что ты не можешь держать в себе так много боли. Я хочу разделить с тобой этот груз. Я люблю тебя как сестру, несмотря на то, что ты держишь меня на расстоянии вытянутой руки. Ты знаешь все о моей матери, о моем тунеядце-папаше, о моей убитой сестре и братьях-наркодиллерах. Ты знаешь, как долго я боролась за то, чтобы оттуда выбраться. И все это время я говорила об этом с тобой, ты мне помогала. Привела меня в агентство мисс Маклеллан, при любой возможности старалась замолвить за меня словечко. Теперь у меня хорошая работа. Я хожу на вечерние занятия. Я стану первой в моей семье, кто получит диплом младшего специалиста, может, я даже стану первой, кто официально выйдет замуж. И я приехала сюда отчасти, потому что ты меня слушала. Ты поддерживала меня. Ты мне помогала. И Зельда, теперь моя очередь сделать то же самое для тебя. Тебе нужно поговорить об этом, иначе ты застрянешь в этом навсегда.
Слезы катились по утомленному лицу Гризельды, пока она слушала слова Майи, чувствуя их искренность и ощущая хрупкую надежду. И она обнаружила, что привычное резонансное и категорическое «нет» потухло сразу же, как только вспыхнуло. Отыскав Холдена, она открыла что-то внутри себя. Новость о том, что он пережил Калеба Фостера, от чего-то ее освободила, а его прощение за то, что она села в грузовик и оставила его на произвол судьбы, избавило ее от тяжкого бремени вины. Может ли она обо всем этом говорить? Может ли довериться Майе?
Неожиданно ее губы зашевелились, и она начала рассказывать Майе о том, как впервые увидела Холдена, стоя в коридоре Филманов на пороге его спальни. Она рассказала Майе, как в первый раз увидела Шенандоа и пошла в магазин вместо Марисоль. Она объяснила произошедшую путаницу, когда Калеб Фостер утверждал, что за ними его послали их приемные родители. Говоря о подвале, о закрепленных у них на ногах цепях, побоях и Левите, она поняла кое-что очень важное: хотя они с Холденом и обсуждали свои ощущения от пребывания в плену Калеба Фостера, прошло уже немало времени с тех пор, как ей удавалось взглянуть на эту историю объективно, не как на воспоминания, а как на изложение фактов. И теперь представленная не как мир кошмаров и боли, а как серия событий, она каким-то образом утратила часть своей власти над Гризельдой.
Она даже чувствовала при этом своего рода отрешенность, будто рассказывала одну из своих сказок. Да, это была ее история, но изложенная сейчас в виде повествования, она почему-то больше не казалась ей такой уж ужасающей. Больше всего ее потрясло то, как чертовски приятно было ее кому-то рассказать, после того, как она столько времени хранила всё в тайне. Было так отрадно слышать, как Майя потрясенно вздыхает и с недоверием качает головой, и маленькая девочка внутри Гризельды открыла глаза и жадно смотрела на Майю, искренне нуждаясь в ее сострадании, сочувствии и утешении от того, что кто-то слушает ее историю.
Может быть, она была не права, приняв в штыки психотерапевта, которого ей предоставили много лет назад. Может, еще есть возможность найти специалиста, способного ей помочь.
— И вот, он дерется с другим парнем, и ты сразу поняла, что это он? С первого взгляда?
Она покачала головой.
— Нет, я и понятия не имела. Я хочу сказать, я обратила внимание, что его зовут Сет…
— Ну, это полный капец, подруга.
— …потому что это имя… ну, с этим именем у меня много связано. Но он не был похож на Холдена. Он выглядел старше и грубее, а его лицо было изувечено до неузнаваемости.
— А почему его зовут Сет?
— Его так не зовут…больше, — сказала Гризельда. — И Майя. Моё настоящее имя Гризельда.
Майя невольно оглянулась на Гризельду, затем посмотрела на нее еще раз, прежде чем снова сосредоточиться на шоссе.
— Гри… Что?
Гризельда кивнула.
— Меня заставили его поменять, когда я вернулась из Западной Вирджинии. Они боялись, что Калеб Фостер попытается меня найти, поэтому сказали, что мне нужно изменить имя. Помнишь, Сэнди? Ту старую соцработницу со скрипучими туфлями и фиолетовыми волосами? Она предложила имя Зельда. Сказала, что к нему мне будет проще привыкнуть.
— А Шродер?
— На самом деле, моя фамилия Шрёдер.
— Зел — Гризел, Боже мой… Как, черт возьми, мне тебя называть?
Первый раз с тех пор как Гризельда села в машину, она тихо засмеялась.
— Зельда, тупица.
— Я хочу услышать о том, что произошло после боя, но мне интересно…Что случилось с настоящими Сетом и Рут? Ты знаешь?
Гризельда пожала плечами.
— Когда они были подростками, на их семейной ферме загорелся амбар. Он сгорел дотла, и на пепелище нашли принадлежавшие близнецам вещи.
— Загорелся? Или подожгли?
— Если честно, я не знаю. Две недели назад я бы сказала «подожгли», но Калеб Фостер… — она покачала головой и вздохнула. — Это всё гораздо… сложнее. Все эти годы он хорошо относился к Холдену. Как к младшему брату. Не бил его. Не домогался. Кормил его и одевал. В конце концов, Холден пошел в школу, как любой другой ребенок.
— Любой другой похищенный ребенок, ставший заложником психопата?
— Майя, всё так запутано. Ты смотришь на эти вещи в черно-белом свете, но это не правильно. Там столько разных оттенков серого. Я ненавидела Калеба Фостера, но на самом деле, я считаю, что он был не таким уж плохим. Это безумие?
— Да, — ответила Майя.
— Он мог бы убить Холдена. Мучить его. Продать. Изнасиловать. Что угодно. Но он не сделал ничего подобного. Холден выжил, отчасти, благодаря Калебу Фостеру.