Страница 57 из 105
Днем Гризельда сидела в кресле-качалке на маленькой террасе, записывая в свой новый блокнот сказки, которые потом читала вечером Холдену. По вечерам он разжигал в камине огонь, и пока она читала, сидел рядом с ней на диване, обнимая ее за плечи и время от времени целуя в макушку.
Каждый день они гуляли по лесу, рассказывая друг другу о том, что произошло с ними за то время, пока они были в разлуке. Иногда делились счастливыми воспоминаниями о годах, прожитых вместе: о временах, когда они наблюдали за дикими зверями, заходившими во владения Калеба Фостера; об их Днях рождениях, которые тихо отмечали в темном подвале; и о том, как пару раз Калеб споткнулся об их цепи и на несколько часов терял сознание.
Они держались за руки. Они целовались. Они обнимались и хохотали. Они обнимались и плакали.
Много раз они ходили на маленький ручей, чтобы опустить ноги в прохладную воду, перекусить на камнях и искупаться нагишом. Не раз Гризельда хватала одежду Холдена и бежала через лес в дом, запрыгивала в кровать, и он догонял ее там, запыхавшуюся и потную, хихикающую и совершенно голую.
Его раны быстро зажили, и к началу второй недели его лицо уже выглядело совсем как обычно, не считая нескольких небольших пятен желтого цвета, и хотя для полного выздоровления ребрам требовалась еще пара недель, они больше не болели. Врач сообщил Холдену, что швы у него на ранах рассосутся дней через шесть, и действительно, так все и произошло. Он, конечно, не выздоровел на все сто процентов, но, определенно, всё к этому шло. Ему не удалось возобновить свои тренировки — Гризельда ему это запретила — но он нашел в доме топор и жутко захотел выйти на улицу и нарубить немного дров, поработать мышцами, вновь почувствовать себя сильным и здоровым.
Особенно после того как он наконец-то прослушал сообщения, оставленные на телефоне этим гребаным мудаком, ее бывшим парнем. Он проверял свои сообщения, не читая, удалял СМС-ки от Джеммы и отвечал Клинтону, который спрашивал, как у него дела. Он помнил просьбу Гризельды не слушать сообщения Джоны, когда будет их удалять, но любопытство оказалось сильней, и он все равно прослушал.
Лучше бы он этого не делал.
В недоумении слушая, как полный ненависти голос Джоны обзывал Гри сукой, пи*дой, бл*дским мусором, Холден в бешенстве сжимал кулаки, из последних сил сдерживая смертоносный порыв сейчас же запрыгнуть в грузовик, поехать в Мэриленд, найти этого кретина, разбить ему морду и переломать все пальцы. Ему стало любопытно, как еще Джона проявлял свою агрессию по отношению к Гризельде. Он что, сделал ей больно? Избивал? Если Холден когда-нибудь узнает, что Джона в гневе хоть пальцем ее тронул, ему лучше уже сейчас начинать поглядывать по сторонам, потому что Холден непременно его найдёт.
Внимательно прослушав сообщения, он отправил на номер Джоны СМС:
«Она с тобой порвала. Если ты еще раз к ней приблизишься, я тебя прикончу, *баный ты ушлёпок. Сет»
После этого Джона обрушил на Холдена нескончаемый поток сообщений, изобилующих всевозможными ругательствами. Он присылал их по паре в день, в основном по ночам, обзывая Сета с Гризельдой самыми последними словами. Холден больше их не читал, но достаточно сказать, что он в любой момент был готов надрать Джоне задницу, если им когда-нибудь не посчастливится встретиться лично.
Холден не забыл, какой хреновой была до этого сексуальная жизнь у них обоих — он спал с любой, кто раздвинет ноги, лишь бы изгнать из своей жизни образ Гризельды, а она жила с этим полным идиотом, который, по всей видимости, ни капли ее не уважал и не имел ни малейшего понятия, какой удивительной женщиной ему посчастливилось обладать.
Холдена страшно беспокоило, что Гризельда вообще могла пустить в свою жизнь — и да, в свою постель — такого типа, поскольку он считал, что она заслуживает гораздо большего. Ну, уж точно, кого-то получше этого Джоны. Даже получше него самого, всего-навсего, скромного заводского рабочего и звезды местного бойцовского клуба. Холдена бесило то, что ему практически нечего было ей предложить, но чем больше времени он с ней проводил, тем больше он хотел это исправить. Он хотел стать для нее всем: ее самым близким другом, ее доверенным лицом, её опорой, её супругом, её любовником.
Её любовником.
С той минуты, как она вернулась в его жизнь, Холден хотел её так, словно, если они будут спать вместе, соединять их тела самым интимным из всех возможных способов, то это непременно свяжет их навеки. И в некотором смысле это сработало. Узнавать, какие именно прикосновения ей нравятся, двигаться внутри нее, наблюдать за ее лицом в момент наивысшего наслаждения — из-за глубины его чувства к ней, это было для него чем-то, чего он никогда раньше не испытывал. И когда она спала обнаженная, свернувшись, рядом с ним, положив голову ему на грудь и разметав мягкие золотистые волосы по его коже, Холден ощущал в душе просто удивительный, не ведомый ему доселе покой.
И все же он чувствовал ее нежелание полностью отдаться тому, что между ними происходит, и понимал, что это может значить для них обоих. Когда он пытался поговорить с ней о том, что будет после того как закончится их месяц вместе, она намекала, что им следует наслаждаться временем, которое у них есть. Когда он упоминал колледж, она улыбалась, но не хотела продолжать эту тему. Когда он спрашивал ее о жизни в Мэриленде и Вашингтоне, она сознательно уходила от ответа, расхваливая Маклелланов и свою подругу Майю, неизменно переводя разговор на него, словно ее обычная жизнь была запретной темой.
Он знал, что они воссоединились лишь на пару недель, но ему не терпелось узнать — и да, возможно, без достаточных на то оснований — верит ли она в их совместное будущее. И, хотя ее чувства к нему казались искренними, его приводило в отчаяние, что когда он говорил ей о своей любви, она явно не верила, что это навсегда.
У него было еще две недели, чтобы убедить ее в том, что это не просто небольшая передышка в их убогой жизни, после которой они оба вернутся к действительности. Холден на самом деле верил, что этот месяц их воссоединения, когда они могли спокойно проводить вместе время, узнавать и любить друг друга, станет началом их новой жизни. И он сделает все, что угодно, чтобы убедить ее и в этом.
— Ты уже проснулся? — спросила она, ее голос был все еще глухим от сна.
— Меня разбудил солнечный свет, — ответил он, поглаживая ее по волосам.
— Ммм. Как приятно.
— Чем сегодня займемся?
— Мммм, — пробормотала она, все еще полусонная. — По большей части, этим.
Он усмехнулся с низким, удовлетворенным урчанием. Она немного поерзала рядом с ним, и его член сразу ожил, с каждым ударом сердца все больше наливаясь и пульсируя.
— Может, сходим в город? — спросила она, потеревшись грудью о его грудь.
— Конечно. Если хочешь.
— Я хочу, — промурлыкала она и, скользнув губами к его груди, втянула в рот его сосок.
— Ах, — хрипло выдохнул он, и ей в бедро тут же уперлась его твердая эрекция. — Гриз, если не хочешь, чтобы я вошел в тебя, лучше перестань.
Она помедлила, поглядев на него, ее голубые глаза были еще сонными, но ласковыми.
— Конечно, я хочу, чтобы ты вошел в меня. Да если бы я только могла, я бы навсегда тебя там оставила. Так ты никогда не был бы от меня дальше… меня самой.
Это был один из редких намеков на их будущее, поэтому он взял и бережно сохранил его у себя в памяти. Опрокинув ее на спину, он оперся на локти и посмотрел на нее сверху вниз.
— Как мы вообще нашли друг друга?
— Ну, ты дрался на поле. Пришла я.
— Это был один шанс на миллион.
Она поедала глазами его лицо, потом, ненадолго остановившись на его глазах, взглянула на его скулу.
— Мне очень не нравится, что ты дерешься.
— Я перестану.
— А деньги?
Их хрупкое уединение стало возможно благодаря тем нескольким сотням долларов, что он заработал на последнем бое, и они оба об этом знали.
— Я что-нибудь придумаю.