Страница 6 из 9
Придя на Афон в 1910 году, я застал проживавших там четырех иерархов. Кутлумушская обитель приняла на жительство Высокопреосвященного Нила Карпафского, столь же величавого видом и доброгласного, сколь и неутомимого в иноческих трудах. Скит Святой Анны стал приютом для Паисия Ниссийского, который увлекал всех не только сладкоречивыми и со властью произносимыми наставлениями, но и примером истинного подвижничества. В том же скиту пребывал на покое Досифей Метрийский, а в Ватопеде безмолвствовал бывший митрополит Меленикийский или Неврокопийский, в точности не знаю[49]. Но сегодня, к несчастью, такие архиереи не находят подражателей среди священноначалия, и могилы патриархов в Великой Лавре, Ватопеде и Дионисиате не возбуждают ни в ком желания окончить свою жизнь в нерассеянном и блаженном испытании безмолвием. Разве лишь некоторые архиереи, вышедшие из афонских монахов или имеющие номинальное посвящение, возможно, и пожелали бы всегда оставаться титулярными епископами[50] на месте своего покаяния. Но сколь прекраснее было бы для архипастырей, для святых обителей, да и для Церкви, если бы все преосвященные владыки в старости своей удалялись сюда и возглашали за общей молитвой: «Рцем и о себе самех: Господи помилуй»[51]. Но увы: до крайности дряхлые, а нередко и полупарализованные, они из последних сил держатся за свои кафедры. Но пусть вспомнят, что именно к возлюбленным селениям (Пс. 83, 2)
Господа прильпе, по слову Псалмопевца, всегда пребывавшая во дворех (Пс. 62, 9; 83, 3) Его душа Григория V и Иоакима III, коим вечная и неветшающая память!
Иерофей Милитупольcкий
Но как Иаков пророчествовал, что не оскудеет князь от Иуды и вождь (Быт. 49, 10), так и Божие Промышление о нас предустроило, чтобы прилагаемое к Афону именование «Святая Гора» было подтверждено духовными дарованиями пребывающих здесь иерархов. И послан был нам Высокопреосвященный Милитупольский кир Иерофей, о котором вкупе с божественным Павлом можно, не обинуясь, сказать: Таков и должен быть у нас первосвященник (ср.: Евр. 7, 26). Изгнанный албанцами за патриотические настроения из Корицы[52], он нашел прибежище в вожделенном иноческом безмолвии, к которому от юности прилежал, наcтавленный Арсением[53], старцем святой жизни, на острове Халки. Преисполненный безмерного почтения к приснопамятному Иоакиму III, Владыка Иерофей водворился сперва в Милопотаме и провел там около десяти лет. Как единственный тогда архиерей на Святой Горе, он не в силах был удовлетворить многообразные ее нужды и переселился более чем на десятилетний период в приморскую каливу Вулевтирия[54], относящуюся к скиту Святой Анны. Здесь он предался аскетическому деланию, пользуясь уважением отцов-агиоритов и служа для них образцом добродетели и подвига. Почти восьмидесятилетний, Преосвященный Иерофей до сих пор изумляет всех, отправляясь пешком в Карею и на самую вершину Афона или выстаивая, подобно дорической колонне, пятнадцатичасовые агрипнии в престольные праздники здешних обителей. Проводя крайне воздержную жизнь в кафизме[55] Святого Елевферия (его земляка), он раздавал все что мог, вплоть до последней тряпки, нищим эримитам и аскетам. В миру его покровительством пользовалось немало благочестивых юношей, стремившихся к образованию; некоторые из них занимают сегодня высшие должности как в области народного просвещения, так и в Церкви. Он принимал у себя братий меньших во Христе (ср.: Мф. 25, 40; 25, 45) и разделял с ними, алчущими, жаждущими и наготующими (ср.: 1 Кор. 4, 11), неиждиваемое сокровище своего сердца. Тяжелой зимой 1941 года старец Божий нередко оставался без пищи, чтобы поддержать истощенных голодом лодочников и приходящих странников. Он служил величайшим духовным утешением для наших обителей, скитов и эримитириев, и поистине содрогается душа при мысли о скором преставлении честного сего иерарха[56] от «здесущих» к вожделенному и на небесах пребывающему Отечеству. Да умилостивится Всеблагой Бог над словесными Его овцами и не оставит их изнемогающими, но подаст праведнику многая лета для утверждения их на пажитях живоносных.
Об отце Геронтии в Русике
В1911 году, когда я прошел монашеский искус, обитель отправила за мной в свой Моноксилитский метох лодку, ибо в наступавший пяток пятой седмицы
Великой Четыредесятницы, на который приходился тогда праздник Благовещения, мне предстояло облечься в многовожделенный ангельский образ.
Распрощавшись в великом волнении с братьями и испытуемыми и приняв прощение от них, я отправился на берег. Идя под парусом, лодка наша при благоприятной погоде достигла обители Ксенофонт и, из-за переменившегося ветра с большим трудом продвигаясь далее на веслах, потом пришла в Русик, или Свято-Пантелеимонов монастырь. Решив по необходимости заночевать здесь, мы получили у отцов-лодочников дозволение войти в ворота. Мне хотелось выслушать последование Великого канона и своими глазами увидеть грека-типикаря[57] отца Геронтия, всюду похваляемого за добродетель и крайнее смирение. Войдя во двор, я поначалу замер при виде гигантских строений, но еще больше – безупречного порядка и чистоты. Однако, приученный к строгой тишине Моноксилита, посетовал про себя на шумное многолюдство Русика (насчитывавшего тогда более тысячи монахов и дававшего, сверх того, приют сотням нищих странников и престарелых) и охотно вернулся бы в лодку, будь там место для ночлега.
По счастью, утреню Великого канона[58] совершали здесь с вечера как часть агрипнии, в прочих же монастырях в тот день полагалась ранняя утреня[59]. И вот, поспешив в храм с первыми звуками била, я занял первую стасидию новоначальных[60] на правой его стороне, откуда мог беспрепятственно внимать службе и видеть отца Геронтия, чье место, как сказали мне, было возле игуменской стасидии. Стояла глубочайшая тишина. Безмолвные фигуры монахов напоминали каменные изваяния. Вскоре началась служба. И, когда после Шестопсалмия и троичнов[61] седовласый Геронтий возгласил: «Помощник и Покровитель бысть мне во спасение»[62], сердце мое возликовало, кости же пришли в трепет от сладостного его пения. На словах: «Откуду начну плакати окаяннаго моего жития деяний?» – я увидел, что дивный певец отирает слезы. А дойдя до заключительного тропаря первой песни: «Всесвятая, надежде и предстательство Тебе поющих, возми бремя от мене тяжкое греховное…»[63], он воздел руки к образу Всецарицы и со многим плачем, но и сыновним дерзновением устремил благоговейный взор на пречистый Ее лик.
Прочие песни, по обычаю Святой Горы, исполняли, сменяясь на каждой, другие отцы. Когда же после синаксаря[64] настал черед жития преподобной Марии Египетской, я заметил, что неподвижные дотоле монахи пришли в движение и старейшие из них стали перемещаться поближе к чтецкой разложке[65].
В киновиях это житие читает, ввиду особой его важности и назидательности, сам игумен. Но, поскольку настоятель из России не знал греческого, на котором в ту пору совершались в Русике первые и главнейшие чтения, читать выпало старцу Геронтию как старейшему из эллинов.
49
Предположительно, то был Неофит, бывший Неврокопийский. – Изд.
50
Титулярный епископ фактически не имеет у себя под началом епархии и обычно именуется по кафедре, некогда существовавшей в прошлом (например, «имярек епископ некогда славной, ныне не существующей епископии такой-то»).
51
Иерейский возглас в конце различных последований (полунощницы, повечерия и других). – Перев.
52
Корица – греч. название города Корча (Албания). В начале 1920-х, когда в албанских епархиях Вселенского Патриархата началось движение за церковную автономию, в Албанию из Константинополя прибыл патриарший экзарх епископ Милитупольский Иерофей, временно возглавивший Корчинскую митрополию († 1922). После того как продолжавшиеся при его участии переговоры албанцев с Константинополем прервались из-за самочинного провозглашения Албанской автокефалии (1929), владыка Иерофей был смещен с кафедры и покинул Корчу. – Перев.
53
Иеромонах, прославленный за выдающуюся добродетель и иноческую ревность, истинный последователь колливадов. Основал на острове Халки (по-турецки: Теркидунья) скит во имя святителя Спиридона, где и был погребен. Ученики его проявили себя как выдающиеся церковные деятели (в частности, епископ Милитупольский Иерофей и получивший известность уже на Халки митрополит Кассандрийский Ириней).
54
Основана в XI в. Занимает участок побережья, принадлежащий скиту Святой Анны. Там же находится и келлия Святой Елевферии.
55
Кафизмы – здесь: «небольшие жилища, расположенные близ монастырей и находящиеся на их содержании. Обьино здесь уединяются подвижники, достигшие высот созерцательной ЖИЗНИ>> (Статья «Афон» в: «Православная энциклопедия», т. IV. М., 2002. С. 107). – Перев.
56
Иерофей Милитупольский скончался 20 января 1956 г. – Изд.
57
Тигшкарь (τυπικάρης) – [букв.: уставщик] – монах, обязанный наблюдать за точным соблюдением устава, назначать певцов и чтецов и заботиться о церковном благочинии.
58
Т. е. утреня четвертка пятой седмицы Великого поста, за которой полностью прочитывается так называемый Великий канон святителя Андрея Критского. – Перев.
59
Служба, совершаемая на Афоне в некоторые праздники. Начинается ранее вседневной утрени, отличается более сложным уставом и особой торжественностью. [Как название богослужебного последования βαθύς όρθρος (букв.: глубокое утро) в уставе Русской Православной Церкви аналога не имеет.]
60
Стасидия – скамья, как правило, разделенная на несколько частей, имеющих высокую спинку, подлокотники и откидное сиденье. Стасидии новоначальных в храмах Святой Горы расположены обьино позади стасидии обоих хоров и предназначаются для проходящих искус.
61
Троичны (Τριαδικά) – тропари, которые Великим постом поются [в приходской практике Русской Церкви, как правило, читаются] заутреней, когда положено пение «Аллилуиа» (вместо назначаемого в прочее время года [а Великим постом на утрене в субботу и воскресенье] пения «Бог Господь»). Название «Троичны» связано с тем, что содержащиеся в этих тропарях славословия и молитвенные прошения обращены к Всесвятой Троице.
62
Начальные слова ирмоса первой песни Великого канона св. Андрея Критского.
63
Богородичен первой песни Великого канона.
64
Синаксарь (συναξάριον) – краткое житие святого, читаемое в день его памяти (от слова σύναξις, означающего собрание верующих в честь праздника); здесь: особое чтение, объясняющее происхождение Великого канона.
65
Чтецкая разложка (το δισκελιον της αναγνώσεως) – складной аналой, на котором полагается книга, откуда особо назначенный монах читает святоотеческие тексты или жития святых за богослужением и трапезой.