Страница 5 из 9
Священномученик Вселенский Патриарх Григорий V
В кодексе святой обители Иверской привлекает внимание трогательная роспись этого героя и мученика греческого народа, для которого звание простого монаха было ничуть не ниже первосвятительского достоинства: «Бывший [Патриарх] Константинопольский и монах Григорий V». Но никого не печалит сегодня духовное устроение иных святогорцев – к счастью, немногих, – которые полагают недостойным себя подписываться «иеромонах такой-то» и выводят взамен того сложносоставные имена наподобие «Папа-Стефан» и «Папа-Григорий» или, того хуже, носят в чемоданчиках нарядные камилавки, которые и водружают на себя, словно вторые головы, как только покинут пределы Святой Горы, чтобы хоть чем-нибудь отличаться от прочих агиоритов (второй обычай, увы, распространяется все более). А пресловутым «зилотам»[39], ревнующим о строгости форм, и в голову не приходит, что простую монашескую скуфью носили до самой смерти Варфоломей Кутлумушский[40], питомец школ Константинополя, Керкиры и Венеции, приснопамятный Никодим Святогорец и многоученый Евгений Вулгарис (до посвящения его в епископа Херсонского).
Но виноваты не столько они cами, сколько священноначалие, которое, похваляя инославных за порядок и отличную организацию, не имеет должной заботы о том у себя дома, попуская расстройство и бесчиние. Возьмем хоть бы армию. Позволительно ли рядовому или офицеру пехоты носить форму летчика, а моряку – форму артиллериста? Здесь же нечто худшее: монастырский монах, и притом святогорец, доколе не получит положенных афонским насельникам привилегий (в том числе освобождения от воинской службы), еще терпит кое-как на себе иноческую скуфью, но едва лишь окажется в безопасности, тут же вспоминает о «долге перед домашними», о своих выдающихся «дарованиях» и давней тяге к высшему образованию. И вот уже скуфья делается для него тяжкой и идут поиски нового убранства для пустой головы.
Патриарх Иоаким III
Как дань высочайшего уважения посвящаю нижеследующие строки досточтимому Патриарху Константинопольскому Иоакиму III[41]. Проведя на Святой Горе одиннадцать лет, сей милопотамский безмолвник[42] умножил своим светозарным присутствием славу Афона и утвердил ее личным авторитетом, какой имели великие Отцы Церкви даже до причтения их к сонму святых Церкви Божией.
Василий Великий и оба Григория удалялись в любезную им Понтийскую пустыню, чтобы тщательным рассмотрением очистить заимствованное у языческих Афин любомудрие и освятить свой ум, вперяя духовный взор в небеса. Так и блаженнейший Патриарх, оставив кормило церковного корабля, обратился к неволнуемому пристанищу иноческого делания, дабы, устремляя око души своей к тому, что не перестает быть духовной целью Афона, достичь при посредстве горнего любомудрия совершенного познания себя самого наравне с делами церковными и человеческими.
Вселенский Патриарх Иоаким III, 1902 г.
Итак, он явился на вожделенную Гору и, сообразно первосвятительскому его достоинству с великим торжеством встреченный в Великой Лавре и келлиях, постави на камени нозе свои и исправи стопы своя (ср.: Пс. 39, 3) – иными словами, вступил на путь безмолвно-смиренного пребывания. Этот последний великий наш этнарх[43] навеки останется ослепительным метеором на небосклоне Святой Горы. Он указал путь, подобающий иерархам Христовым, когда служению их по той или другой причине положен предел. Более чем десятилетнее его пребывание среди смиренных насельников долго будет пленять сердца последующих иноков и уклонять их любящий взор к Милопотаму. Стоило ему появиться на Афоне, и все здесь переменилось к лучшему. Стали затихать междоусобия в монастырях с разноплеменной по составу братией. Споры между главенствующими и зависимыми обителями утратили прежнюю остроту, ибо те и другие возложили упование на правый суд благодатного мужа, который он и совершил вскоре с высоты патриаршего трона. Вкратце сказать, он вдyнул в иноческую стихию душу живу (ср.: Быт. 2, 7) и уготованную к глубоким историческим переменам, которые сподобился предузнать, будучи и сам уготован для Небесного Иерусалима. По Промыслу Божию он был восхищен, чтобы не видеть грядущих бед Церкви и своего народа[44], не слышать их безудержных критиков и злопыхателей. Его истинно христианское, терпеливо-мудрое руководство нацией ныне признается всеми как насущно необходимое, но семь светильников Откровения, к несчастью, уже угасли в алтарях своих, и Ангелы хранители первых церквей Христовых[45] пребывают ныне в изгнании.
Став благословением Божиим для Святой Горы, прибытие Патриарха не только безмерно вдохновило ее насельников, но и вызвало небывалый приток боголюбцев, спешивших сюда, чтобы разделить с великим иерархом его добровольное уединение. Но особенно мы, монашествующие, использовали любую возможность получить первосвятительское благословение. Порой, не имея сил беседовать с каждым, он выходил на балкон и спрашивал, какая у кого нужда, а узнав, что большинство пришедших просит благословить их на продолжение иноческого подвига, кротко извещал, что не может всех принять, и после общего благословения с миром отпускал. Но, не зная устали в молитвенном делании, Патриарх приходил в ближайший к Милопотаму Иверский монастырь ко всем агрипниям, которые и возглавлял, проводя на ногах десять часов кряду и еще два часа за Божественной литургией. В Карею же поднимался он по великим праздникам, и память тех, кто присутствовал тогда за службами, доныне хранит библейский облик Первосвятителя, окруженного десятками иереев и диаконов, агиоритов и пришельцев, в византийских и русских золотых ризах. Он поистине услаждался беседой с простыми духовниками, а любимым местом его посещений был Кавсокаливийский скит с иконописным домом Иоасафеев в нем. Часто бывал он и у нас в Дионисиате, ради проживавшего здесь проигумена[46] Иакова, с которым они часами беседовали наедине о духовной жизни и делах церковных. Ежедневно являясь в храм к Божественной литургии, он возвышался в алтаре, подобно непоколебимому дубу, и со всяческим благоговением внимал совершающемуся священнодействию. Святогорские отцы, особенно эримиты и аскеты[47], питали к нему особое доверие, приходя со всеми духовными и земными нуждами, и блаженный щедро оделял их и из сокровищницы своей души, и из скудного своего кошелька. Дорога, проложенная к самой вершине Афона, и мраморная звонница Кавсокаливии останутся на века памятником великому Первоиерарху и свидетельством его благотворения[48].
А когда наступило время водрузить свечу на подсвечник (ср.: Мф. 5, 15), а Вселенскому престолу – принять своего избранника, Святая Гора сотряслась от скорби, смешавшейся с ликованием, Карея же наполнилась монахами (и афонитами, и пришельцами из отдаленных мест), желавшими проводить возлюбленного отца и принять благословение Вселенского Патриарха. И он удалился, унося с собою навеки покоренные души отцов и оставляя им отеческую свою заботу. Впоследствии, принимая в своей константинопольской резиденции агиоритов, Святейший Владыка в прямом смысле бросался им навстречу.
Блаженна та эпоха – эпоха не только высоких чувств, но также патриархов и архиереев, великих в своем служении Церкви и народу, непревзойденных в простоте и смиренномудрии.
39
Зилоты – букв.: ревнители. Автор подразумевает самоназвание группировок, которые после изменения календаря (в 1924 г.) отделились от Церкви и перестали поминать за богослужением Вселенского Патриарха. См. примеч. 16.– Изд.
40
См. примеч. 126.
41
Патриарх Иоаким III (1834–1912) занимал Вселенский престол в 1878–1884 и 1901–1912 гг. С 1889 г. постоянно проживал на Святой Горе, откуда был вторично призван на патриаршество. Находясь там, задумал и оплатил из собственных средств многие строительные и реставрационные работы (в том числе разбор ветхой церкви Преображения Господня на вершине Афона и сооружение вместо нее новой из белого мрамора, которую он и освятил 6 августа 1896 г.). – Перев.
42
Милопотам – келлия, относящаяся к Великой Лавре (основана прп. Афанасием Афонским), и одноименная ей местность. Здесь, в доме при церкви св. Евстафия Плакиды, проживал по удалении из Константинополя Патриарх Иоаким III. – Перев.
43
Этнарх – букв.: начальник народа (греч.). Меняя свое значение в различные эпохи, этот титул прилагался в Османской империи к Патриархам Константинопольским, облеченным правом ходатайства за всех православных христиан перед султаном. – Перев.
44
Подразумеваются беды эллинской нации и Церкви в период Малоазийской катастрофы. [Малоазийская катастрофа – традиционное для грекоязычных авторов обозначение событий, связанных с неудачной попыткой Греции покончить с турецким присутствием в Малой Азии (1919–1922 гг.), когда поначалу успешное продвижение греческих войск в глубь Анатолийского полуострова закончилось их окружением и капитуляцией. Военная авантюра Греции вызывала жестокие репрессии турок против православного населения Малой Азии, которые, кроме массовых убийств, грабежей и принудительной депортации, сопровождались полным разгромом церковной жизни на местах. Переселение в Грецию полутора миллионов греков из Анатолии и Восточной Фракии (так называемый греко-турецкий обмен населением 1923 г.) положило конец существованию греческой общины на территории Турции (за исключением Стамбула).]
45
Речь идет о церквах Апокалипсиса: Ефесской, Смирнской, Пергамской, Фиатирской, Сардийской, Филадельфийской и Лаодикийской (см.: Откр. 2, 1–29; 3, 1–22). – Изд. [ «Ангелами хранителями» этих давно исчезнувших церквей названы здесь греческие епископы, чьи кафедры, сохраняя древние их наименования, давно утратили территориальную связь с Малой Азией.]
46
Проигумен (букв.: бывший игумен) – почетный титул игумена в идиоритмическом монастыре, избираемого на символически короткий срок, а затем включаемого в разряд проэстосов (соборных старцев, которые и осуществляют реальное управление). – Перев.
47
Эримиты (пустынники) и аскеты – здесь: собирательные термины, обозначающие отшельников, проживающих в уединенных и труднодоступных местах поодиночке или малыми группами. Населенные ими жилища (как правило, келлии или каливы) именуются далее аскитириями и эримитириями. – Перев.
48
Кавсокаливийский скит относится к Великой Лавре и расположен в трех часах ходьбы от нее. Как и Милопотам, это место служило пристанищем Патриарху Иоакиму III, который отреставрировал на свои средства мраморную колокольню здешнего cоборного храма и ряд подсобных помещений. – Перев.