Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 86 из 98

Они знают, что решение уже принято, потому меня так легко и оставили в покое.

Возможно, у Леры или у меня на одежде висит «маячок», может быть он даже внутри меня. И искать его не нужно для нашей же безопасности. Я не спросил об этом Петровича. Я не хотел знать ответов.

Так они и ушли. Призрачный старик и мой лучший друг.

Первые двадцать минут Лера ждала, что я кинусь проверять, осталась ли электронная копия романа, не стер ли файл Николай Петрович в целях государственной безопасности. Это было написано у нее на лице. А еще она слегка побаивалась, не чокнулся ли я. Она не была уверена, что ей вернули того самого Геру, которого она знала и любила.

Она даже не решалась коснуться моего плеча. Наверное, боялась, что я пропаду прямо у нее на глазах.

От меня все ждали самоотверженного поступка. Например, побега. Или хотя бы звонка Глебу.

Но вместо этого я вытащил деньги из заначки для покупки переносного жесткого диска – и вот мы в ресторане.

Официанта пока не было. Но это к лучшему. Мы вошли и сели. И теперь я просто смотрел на Леру и молчал. Я представлял себе, что должна была пережить Лера, когда утром обнаружилось, что я исчез, но при этом не выходил из квартиры.

Честно говоря, у нее было намного больше шансов сойти с ума.

Мне уже объяснили, что я отсутствовал, в общей сложности, часов пятнадцать. Но это не укладывалось в голове, потому что казалось, что в пещере я провел не менее двух суток.

Собственно, думать обо всех этих временных аномалиях совсем не хотелось. У нас впереди были вечер и ночь. И нужно было взять от них все, по полной программе. Потому что завтра может и не наступить.

Наконец, к нам подошла женщина средних лет очень миловидная и в таком же багряном фартуке, какими были скатерти на столах.

Лера изучила инструкцию и, нагнувшись ко мне через стол, прошептала:

– Но это же дорого.

– Не дороже жизни. – пожал я плечами.

Потом мы все так же молчали.

Я смотрел, как Лера ест, и чувствовал себя самым счастливым человеком. Я никогда об этом не задумывался: «Что значит эта девушка в моей судьбе?»

Раньше мне казалось, что сентиментальность – это неотъемлемое свойство женских любовных романов, в которых меняются декорации эпох да еще имена главных героев.

Вернувшись из глубин собственного сознания, я словно бы увидел мир заново, и он был другим, просто я этого не замечал. Мы всегда видим только то, что хотим.

Я словно бы заново увидел свой реальный мир, лишенный простых человеческих эмоций, ободранный, лишенный не только света, но даже и теней.

Оказалось, моей вселенной правили деньги и страх за жизнь. Чувственность как настоящая, так и фальшивая – она давно превратилась в хорошо раскрученный и продаваемый «бренд».

Истинная любовь – это то, чего стыдятся, что прячут глубоко в душе.

Я вдруг ясно осознал, что социальный рейтинг гораздо важнее для людей, чем сострадание, сочувствие, понимание, желание помочь ближнему.

Смешно сказать, но нашим парням в институте, легче сознаться в том, что они переспали со всеми своими знакомыми девчонками, чем в том, что они кого-то по-настоящему любят.

Они все друг друга обманывают, используют. А мы с Лерой выпали из какого-то другого отрезка времени. Мы пытаемся, пусть неуклюже, но заботится друг о друге.

Кажется, я все это время был глух и слеп. И мало чем отличался от остальных. Я бился с химерами собственного сознания, так и не написав ни одного рассказа, вместо того, чтобы сидеть с Лерой в забегаловках и поговорить о пустяках. О тех же вампасах, к примеру.

Просто вести беседу без всякой задней мысли, без желания затащить кого-то в койку или выставить себя в самом выгодном свете, бог мой, а это, оказывается – лучшее, что у меня было!

За эти пятнадцать часов, в течение которых писался роман, я стремительно повзрослел. Раньше я, конечно, знал, что никому нельзя доверять, а теперь словно попробовал на вкус жизнь во лжи, и понял, что высшая награда – знать, что не тебя не предадут!

Да, после всего, что случилось, я непременно помирюсь с Глебом, однако верить ему больше не смогу.

У меня остался единственный человек, которому я все еще не боюсь доверять. И это счастье. У других и этого нет!

Мир людей – это поиски кого-то в полном одиночестве и отчаянии. Кого-то, кто мог бы выслушать, не давая советов, не насмехаясь.

Мир людей – грызня одиночек. Это данность.





И предательство – норма выживания, иначе – сожрут с потрохами, скинув на самое дно социальной лестницы.

Но я не просто не понимаю этого, я еще это и не принимаю.

Я догадываюсь, почему меня втянуло в волшебную пещеру, где я смог написать роман и вернуло назад. Этому миру не хватает доброты. Меня вернули для того, чтобы хоть кому-то стало чуточку теплее и светлее.

Там, в пещере, я честно пытался что-то сделать, но я – всего лишь Гера – странник, идущий по Млечному Пути. Думаю, ничего у меня не получилось, и никому я там не помог.

Но, главное, я точно знаю, за кем я сюда пришел. За человеком, который едва ли не зеркально отражает меня самого, но при этом он вовсе не моя вторая половина. Именно за это я и полюбил.

Вселенная, вмещающая в себя десятки параллельных миров, для меня замкнулась на Лере.

Может быть, она – лучшее, что можно придумать в этой жизни. И если я когда-нибудь все-таки напишу настоящий роман, пусть даже тот, который держал меня на привязи в призрачном мире волшебной пещеры, то, высшей наградой будет не восторг публики. Главным будет то, понравится ли вся эта «писанина» единственному и главному читателю в моей жизни.

Мне казалось, я строю карьеру, но это была иллюзия, самообман. Я долго не решался на близость с девушкой, боясь тем самым все испортить, а оказалось, что это – все равно. И истинная любовь она не стоит над миром наших желаний, она просто есть, и все.

– Гера, давай уйдем. Мне здесь неуютно.

– А легко! – я подозвал официантку, которая возилась у стойки.

Мне показалось, что она наблюдала за нами и даже украдкой утирала слезу. Возможно, она думала о любовнике или о муже, и мы ей напоминали какую-то ее личную романтическую историю, или просто казались идеальной парой.

Я понял, почему Валерии здесь плохо. Она чувствовала зависть. А я стал каким-то толстокожим.

Расплатившись, мы выскочили из ресторана и отправились к ближайшему киоску.

И, как на первом курсе, мы купили четыре банки джин-тоника, отправляясь просто бродить по улицам.

– Так ты помнишь? – Лера открыла банку и сделала первый глоток. – Я думала, ты обо всем позабыл.

– Ты о том вечере? – засмеялся я. – Как же, такое забудешь! У меня тогда в кармане осталась лишь десятка, а запасная банка с тоником лежала в пакете. Но в банке той оказалась дырка, и я остался без спиртного.

– Точно. – засмеялась Лера. – Мы тогда впервые взялись за руки.

Я покраснел:

– Вот только не надо думать, что у нас чувствуют что-то одни женщины, а у мужиков всегда одна проблема: с кем бы ночь провести.

– Сердишься? – Лера взъерошила мои волосы. – Ну, значит приходишь в себя. Слушай, а, может, махнем на Чертово колесо?

– Нет! – я даже испугался. – Лучше как-нибудь без всей этой чертовщины.

– Прости, я не подумала.

– Да это ты прости. Можно и на колесо. Это всего лишь аттракцион. Меня просто заносит.

– Да я уже передумала. Мы не все деньги оставили в ресторане?

– Я прибыл сюда с тремя экю, и вызвал бы на дуэль всякого, кто посмел бы сказать, что я не могу купить город. – я раскланялся перед Лерой.

Прохожие шарахнулись от нас.

– Понятно. – Лера присела передо мной, изображая реверанс. – Сударь, а не будете ли вы так любезны, не угостите ли даму мороженым?

– Фи, да кто же тоник мороженым заедает? Где ваш вкус, мадмуазель?

– Спасибо, что не миледи. Надоело следовать правилам приличия, да и скучно это: опять трескать селедку второй свежести.

– Ах, вот вы, значит как? Попрекаете, сударыня, ладно! Отныне я стану молчаливой галлюцинацией… Галлюцинацией с мотором: ужасной, но симпатичной!