Страница 80 из 98
Именно от столкновения магических импульсов и произойдет отторжение от меня души Великого Инквизитора, последует выпадение из нее осколка щита и поглощение его книгой.
В эти мгновения могло произойти все, что угодно, но это будет вовсе не конец, а начало уже моего собственного пути.
И выбора у меня не было. Начнись все заново, я бы снова и снова рвался бы к гримуару. Не зря, видать, меня выбрали…
Я сложил пальцы в замок и прошептал формулу Сирано Наварры – французского гофмейстера Ордена, погибшего в ХΙΙ веке при осаде замка. История его смерти была похожа на то, что происходило со мной сейчас. Его заманили и предали два магистра Высшего Совета. Тогда он сжег себя. И это зрелище сначала парализовало предателей, а потом ввергло их в безумие.
Сгореть, чтобы никому не досталась душа Великого Инквизитора, чтобы щит не соединился, чтобы власть в Ордене не захватил Даниил Иванович!
Сгореть, чтобы никто не посмел надругаться над моим телом!
Я почувствовал, как пламя разгорается в подушках моих пальцев.
Может быть, Наварра не прав, и нужно сжечь не себя, а заговорщиков?
Пришло время исправлять ошибки предшественников?
Или вся жизнь так и крутится по наезженному сценарию, и все в этом мире повторяется сотни раз, и судьбы крутятся, точно заевшая пластинка?
Сквозь струящийся воздух я начал различать движение и силуэты залегших боевых магов. Я оглянулся, и увидел раскаленные точки посохов. Еще секунда – и смерть.
Из пальцев моих выплыл пылающий огненный шар, он стал расти. И вдруг я понял, что это у меня в руках не просто сгусток энергии и воли, что я держу именно Великого Инквизитора. И мне стало так спокойно, как никогда не бывало. Меня словно окатило волной блаженства, точно это я, человек, Лев Григорьевич, сбросил с себя проклятие.
Вот значит как…
Я швырну в них душой, а они в ответ ударят пламенем посохов.
Никто не может предположить, что я способен на такой безумный поступок. Но никто и не вмещал в себя на двадцать два дня заблудший в мире осколок собственной души для того, чтобы помочь ему обрести свободу от самого же себя, и от векового проклятия. А это значит, что ни у кого даже мысли не родится, что в них сейчас может вылететь.
Защитный зонд дрогнул и пропал.
Я швырнул душой вперед, подпрыгнул над схлестнувшимися подо мной лучами, коснулся руками книги и…
И мир превратился в огромный огненный всполох. Но боли не было. Я словно провалился внутрь пламени, но здесь не было ни страха, ни ожогов, ни треска сгорающих волос.
Я все падал и падал в пелене какого-то багрового холодного пламени.
Я уже понял, что меня нет в реальности, что это: либо освободившаяся душа Великого Инквизитора помогла мне избежать смерти, либо меня втянуло внутрь книги – это уже и не важно.
Я знал, что смогу отсюда вернуться, только сомневался, что захочу.
Я понял, что падаю в мир, в котором не нужно лгать и хитрить, обманывать и убивать. И эта вселенная казалась мне настолько обворожительной, настолько недоступной, что чудилась тем самым раем, который придумали церковники.
Бабах! Я упал на спину, и красная огненная пелена исчезла, точно это был туман, сдернутый резким порывом ветра.
Я оказался в центре самой обычной однокомнатной «хрущевки».
Вскочив на ноги, я увидел парня с голым торсом и воспаленными красными глазами, который, оторвавшись от ноутбука, смотрел на меня с ужасом и любопытством. Было видно, что он догадывается, кто я такой.
Хлоп! – и возле меня с лязгом рухнул осколок щита.
Бог мой, неужели это правда? Щит был вырублен когда-то из цельного алмаза. Он был кроваво-красным, у него было много маленьких граней, в которых играл свет. По его ободку змеился удивительный орнамент.
Значит, у меня все получилось. Я жив. Книга вернула себе кусок щита, душа Великого Инквизитора освободилась от проклятия.
А этот мальчишка…
И страшная догадка опалила мой мозг. Несомненно, это и есть великий и вечный художник.
Вот теперь все три компонента рядом. Нужно только вычленить из художника и из книги остальные куски щита, – и наступит тот самый страшный год, которого так боятся и так ждут во всем мире.
Знает ли об этом художник?
Наверное, догадывается…
– Как ты сюда попал? – мальчишка смотрел на меня с надеждой, что я знаю входы и выходы. Он такой же узник книги, как и я сам. Но он не маг, он даже не подозревает о том, что истинная магия так же материальна, как и физический мир, что она не фокусы и не иллюзия.
– Это тебя надо спросить. – я решил поиграть с этим юнцом. Кто скрывается за ширмой простодушного парня? В великой книге случайных людей не бывает!
– Ты больше похож на Великого Инквизитора. – мальчишка поерзал. – Чем тот, другой.
– Уже нет, но я был им.
– Именно таким я тебя и представлял. – парень вздохнул. – Мило. Нам что, теперь коротать с тобой вечность?
– Зачем же? – собеседник меня забавлял, но расслабиться я не мог. Скрытая угроза по-прежнему присутствовала в предметах этого странного мира. – Ты здесь для того, чтобы извлечь из своей души кусок алмазного щита.
– Ты, действительно, инквизитор! – мальчишка возбужденно подскочил на месте, сделал шаг вперед, но тут же застыл, пораженный мыслью, что я могу его просто раздавить на месте. И он был абсолютно прав. Я мог сжечь его, но почему-то не хотел этого.
Кем бы ни был этот парень, он внушал мне симпатию. Возможно, он даже не художник. И, может быть, внутри него не было осколка щита. Но он был здесь, и само его присутствие заставляло быть предельно осторожным.
– Я не совсем понимаю, что значит извлечь из своей души кусок щита. – похоже, парень не врал, он просто думал вслух. – Я предполагал, что души и есть осколки. В твоей версии есть что-то интересное, более понятное читателю. Быть осколком и не быть им одновременно. Выдавить из себя по капле и раба, и щит, и стать свободным – это намного круче, чем все это виделось мне в тексте. Это не то, чтобы очень оригинально, но понятнее и больше похоже на правду.
Глаза парня светились детским восторгом. Я смотрел на него и чувствовал, что передо мной ребенок, строивший песочный замок, расставлявший на его стенах пластмассовых солдатиков, вдруг очутившийся в реальном замке, бывшим точной копией его фантазий. Я чувствовал, что парня буквально распирает от гордости и от радости, что он – демиург какого-то маленького мира, из которого я вывалился именно как живое подтверждение того, что все, что люди делают с любовью – рано или поздно оживает.
Я даже понимал его чувства. Когда-то в школе я тоже наивно верил, что можно оживить мертвую материю, вдохнув в нее свои сильные эмоции.
Но меня не мог создать этот мальчишка. Даже если он был тем самым вечным художником – он лишь мое отражение, он несет в себе вторую часть алмазного щита, и потому он, в любом случае, – не мой творец.
– Как тебя зовут? – с замиранием сердца я боялся услышать имя безумного поэта Абдулы Альхазреда. Я все еще не был окончательно уверен в том, что ко мне в руки попал не вожделенный первоисточник «Аль Азиф», а именно том исчезнувшей цивилизации.
Кажется, даже провалившись внутрь гримуара, я все еще не оставлял надежды, что происходящее – блестящая шутка великой книги. «Вой ночных демонов» так долго держал мои мысли в плену, что я сам скоро стану одержимым этой книгой.
– Я – Герман. – мальчишка осторожно протянул мне руку и прикоснулся к моей одежде. – А ты – Лев Григорьевич, попавший сюда в тот момент, когда на тебя напали наемные маги? Ты коснулся книги, и тебя втянуло в мою комнату?
Даже для вечного художника он знал слишком много.
– Ты же маг, ты возглавлял целый Орден? – Герман вопросительно заглядывал мне в глаза. Он не был напуган. Он хотел уйти отсюда. Возможно, не прямо сейчас. Ему хотелось во всем разобраться, но ему нужна была надежда, что он сможет вернуться в другой, более реальный и привычный для него мир. – Даже если ты не знаешь, где выход, ты ведь, наверняка, сможешь создать что-то вроде волшебных дверей?