Страница 70 из 98
Нет, все-таки не зря я все это писал. Если роман прочитает хотя бы Лера – это станет моей победой над смертью!
Будет ли текст доступен другим людям – это уже не важно.
Почему-то, даже здесь, в мире, которого нет, очень нужно, чтобы был кто-то, кто ценит тебя, кто не предаст, кто любит тебя просто так, за то, что ты есть, и кто искренне радуется твоему пусть маленькому, но спеху!
Я смотрел на призрак Леры, вернее на туманную женскую фигуру за компьютером, и былая уверенность в том, что нельзя бросать работу посередине, медленно возвращалась ко мне.
Я попал в пещеру, охраняемую сидячим каменным богом, и оказался в мире, где мне помогают стать писателем. Я понимаю, что прошел через какие-то ворота, и уверен, что смогу вернуться обратно.
Возможно, это вовсе не Лера и даже не мое о ней представление. Скорее всего, тот, кто втянул меня сюда, увидел приступ моего отчаяния, и попытался мне помочь.
Вот еще одна немаловажная деталь: если я умер, то период между остановкой сердца и клинической смертью, когда распадается мозг – не такой уж и большой. И как бы медленно не текло здесь время, нельзя отчаиваться и «распускать нюни». Ведь иначе можно просто не уложиться в отведенные вселенной сроки, и тогда захлопнутся все двери, и вдохновение навсегда покинет меня, и я застряну в этой квартире навсегда.
Бр-р-р! Аж мурашки по телу!
Туманный призрак поправил волосы тем же жестом, что и Лера, и вдруг придвинулся поближе к монитору. Призрачные пальцы легли на клавиатуру.
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности: это что такое? Небесная цензура? Это вот так и переписывается мировая история? Да кто, вообще, дал право прикасаться к моим текстам? Это я здесь автор!
Я кинулся и чуть не вышиб призрака из-за «ноута», как вдруг остановился в сантиметре от видения, пораженный мыслью: «Что я делаю?! Это до какой степени я стал зависимым от какого-то не написанного романа, что готов с кулаками налететь, пусть на туманный, но образ любимой девушки?»
Если бы Леру тоже втянуло в этот мир, мы бы просто разругались в пух и прах, и вместо того, чтобы творить свою лучшую и единственную пока книгу, я бы мучился и переживал.
Получалось, что некий мировой, всеобъемлющий разум прекрасно понимает, кому и что нужно.
Выходит, что каждый человек в любую минуту своего существования всегда получает не то, что он истово желает, а то, о чем непрерывно думает. И совершенно не важно, мысли ли это о величии или размышления о том, что он – жалкий трус и унижение его никогда не кончится.
Если я испытал настоящую, дикую ревность к призраку, пытающемуся исправить парочку моих орфографических ошибок, то в какую громокипящую бездну меня швырнет справедливая и нелицеприятная критика Леры настоящей?
Я глубоко вдохнул, досчитал до десяти, и осторожно заглянул в компьютер: что же это призракам не нравится в моем романе?
На этом я и остановился минуту назад. Похоже, Лера решила, что сможет сочинять вместо меня!
Она и написала, но такое, отчего волосы у меня встали дыбом.
Ну, все, начались бабские байки из любовных романов. Еще пару абзацев – и мне уже никогда не дописать эту книгу!
Тьфу ты, ну ты, богиня любви появилась! А Великий Инквизитор – это лох какой-то, и так ему тоскливо без секса, что он тут же на это и повелся.
Я сел на свое место, выделил все Леркины нововведения и безжалостно их удалил.
Минуту ничего в файле не появлялось, потом возникла строчка:
«Где же мне быть? – написал я в ответ. – Ну что за чушь ты городишь? Какая еще богиня любви? Лера, у тебя что, крышу совсем снесло?»
Вот я и дождался расспросов восторженных читателей.
«Не знаю».
А действительно: «Что?»
«Я сочиняю по ходу пьесы».
Ах, Лера, если бы ты только знала, что это не я пишу роман, а кто-то другой даже не диктует, а выводит все моими руками, и что бы я ни хотел написать – ничего из этого не получится. Ведь в тот миг, когда я взбунтуюсь, волны черного вдохновения отпустят меня, и я смогу сочинять сам, но это будет юношеская амбициозная чушь.
Знаешь, Лера, я провалился в мир, в котором действуют свои правила. У меня есть надежда, что если я напишу роман таким, каким он был изначально создан в чьей-то голове, то меня отпустят. Я собрался уже это все написать, как появилась отчаянная надпись:
Хлоп, и призрак Леры исчез.
О, нет! У них тут, похоже, еще и лимит на общение! Время кончилось, нас разъединили.
Или пещера не хочет, чтобы я прислушался к Лериным мыслям?
Действительно, если отбросить мужской сепаратизм и просто подумать: может ли человечность победить в Великом Инквизиторе? Он идет по трупам, но иногда в его поступках прорывается нечто вроде жалости и сочувствия, конечно, не к тем, кто стоит у него на дороге.
Бесспорно, любовь – морковь, ля-ля-ля – тополя, – это все как-то примитивно, но, может быть, зерно истины в этом есть.
Мир, лишенный эмоций и страстей – невообразимо скучен, но чтобы инквизитор улыбался, точно Рон Уизли, выпивший любовного напитка – это уже через край.
И, потом, я могу думать все, о чем заблагорассудится, но напишу то, что должен. Тут у меня иллюзий не было.
Вот что произошло сейчас, если смотреть правде в лицо? Мне показали, что возможно взаимопроникновение миров, что меня могут вернуть обратно, но при одном условии: я должен вновь плыть в волнах вдохновения. Непременно по течению, а не против него!
Разве в моем реальном мире все происходит не так же? Разве я могу написать и издать, то, что хочу? Нет.
Я обязан вначале создать себе имя, которое потом будет работать на меня. Я должен следовать правилам и канонам, так же, как сейчас подчиняюсь приступам вдохновения. Нет никакой принципиальной разницы, и мой бунт здесь закроет мне все дороги и на земле настоящей. Меня словно бы проверяют: насколько я сильно жажду превратиться в настоящего писателя.
Жертва в этом случае – это не отказ от Леры и ее помощи, а именно осознанное сотрудничество с космическим банком данных, из которого я черпаю свою историю.
По сути, мне просто никогда не придумать все эти взаимосвязи магистров и волшебных книг. Вся их иерархия отчаянно путается в моей голове, потому что я не знаю, как устроены настоящие Ордена.
Книга, которой поверят миллионы моих сверстников, не может повествовать о том, как Великий Инквизитор вдруг вспомнил какую-то девушку и отказался превращаться в магический щит. Это получится комикс.
Но, с другой стороны, Лера-то права: остановить воссоединение частей портала нужно, только как?
Я уже разок пытался проснуться и написать что-то от себя. Кончилось это испорченным будильником и легким испугом.
Лера просто не знает, что я зависим от романа и ничего не могу в нем изменить.
А она, похоже, может.
Я зашел в «правку», и отменил последнее действие, возвращая удаленный Лерин текст.
Нет, ну, в общем, не так уж плохо.
Вот только эта богиня – меня просто коробило от этой женской сентиментальности, которая, к тому же, не вписывалась в ткань повествования, а разрывала реальность книги, убивала все ее очарование.
Нет, никаких богинь я допустить не могу! До сего момента было жутковато, но интересно, а теперь просто хочется хихикать. Видимо, я не рожден для соавторства, даже с любимой девушкой.
Лера права в одном: в книге нет любовной истории, и потому она ущербна.
Только вот в новом варианте она станет и вовсе убогой.
Может быть, в этом и есть принципиальная разница между писателем и гением?
Нормальные авторы делают винегрет из известных всем ингредиентов: любовь, ненависть, измена, ревность, воровство, война, погоня, поиски сокровищ или артефактов, спасение девушки или человечества – и их книги читают все.