Страница 46 из 61
– Ты избавилась от ребенка? – тихим голосом спросил он.
– Тебе-то что?
Он опустил глаза, как провинившийся мальчик, и заговорил твёрже.
– Я имею право знать!... Мне жаль, что так вышло.
– Будь счастлив с Алёной. А мне такого счастья не надо.
– Ты сама не захотела быть вместе. Алёна беременна… – Илья обернулся назад, затем снова уставился на моё лицо, – беременна от меня.
Я вытаращила безумные глаза, переваривая услышанное. Вот так весть! Да его способности в осеменении переплюнут любого быка благородного племени. Злоба медленно поползла к моей груди, а ватные ноги будто пригвоздили к полу. Страшно представить, как бы я выкручивалась, окажись тогда в положении… А он без особых индульгенций преподносит себя жертвой обстоятельств. Я старалась понять, чем озлобленная на жизнь девушка лучше меня или кого-то другого, что повлияло на выбор Ильи в её пользу? «Всё делается к лучшему» – говорят мудрые люди. Но как нелегко даётся это лучшее, когда на сердце скрипит песок осадочной обиды. Впервые я не могла съязвить, ответить что-то поистине колкое, чтоб запомнилось навсегда. Надо мной навис призрачный туман прошлого, и я молча вылетела из здания и, только пройдя два дома и аптеку, опомнилась, что руку обжигает горячий стакан кофе.
Через дорогу находился сквер Падших Воинов, вблизи танцевальной школы Алекса, и я расположилась там на свежевыкрашенной лавке. Булочки были ещё тёплыми, когда я жадно накинулась на них.
Кругом витало чувство умопомрачительной любви. Мимо проходили влюбленные пары, держась за руки. На баннере остановки счастливая семья в обнимку рекламировала зубную пасту. Сизокрылые голуби семенили подле друг друга; они попеременно черпали воду из грязной лужи, запрокидывая головы вверх. Казалось, тепло повсюду распространяет не солнце – это следствие любви и умиротворения в окружающих предметах! Каждый из этих счастливцев пропитывал воздух частицами добра и радости. И только я одна выбивалась из толпы общего счастья.
Но не в моей натуре изнывать от жалости к себе. Кофе чудный! Булочки великолепные! (То ли сахар подскочил в крови, то ли страшно бушуют гормоны) Теперь стало ясно, почему в нашей стране все унылые, подавленные и злые. Мы слишком мало едим! Весь секрет настроения в ароматных булочках с корицей и приличной дозе кофеина.
Цокая каблуками, я шла по тротуару, мощенному брусчаткой, и мысленно посмеивалась над теми, кто ещё блуждает в поисках счастья и смысла жизни. А счастье – вот же оно! Рядом! Намного ближе, чем мы думаем. Это игривое солнце; возбуждающие фантазию запахи; городские фонтаны, бьющие красивым водопадом; умение смешить и смеяться; чувствовать и познавать мир; быть живой и окрыленной! Лёгкой, точно дуновение ветра и воздушной, словно облака! Быть собой и не похожей на других!...
Думая невесть о чем, я добралась до школы танцев и поднялась наверх. В абсолютно пустом зале витала тишина, и лишь яркий свет люстр указывал на присутствие там людей. Музыкальный центр перезапускал очередь на диске. Заиграла музыка, и я вздрогнула, с первых нот узнавая песню «Dusk till Dawn[14]». Похоже, Алекс был здесь не один, а с дамой. Иначе как объяснить то, зачем он сменял дерзкую мелодию Бачаты на романтичный хит. И где же сам Алекс? Навряд ли он оставил школу без присмотра…
Я огляделась. Слева от меня находилась дверь, украшенная плакатом танцующей пары (и как я раньше её не замечала). Она была приоткрыта. Оказывается, в школе есть потайная комната! Любопытно, что там? Подземный ход в банк или скрытое бомбоубежище? Возможно, Алекс роет себе «окно» в Европу. Ха-ха! А что? Удобно, пешком по тоннелям в солнечную Ниццу без визы и утомительного перелета.
Я тихонько вошла. Однако, ни коридора из каменных блоков, с которых капает мутная вода; ни потного Алекса с киркой я там не обнаружила. Обычная узкая комнатка, выложенная плиткой палевого цвета, где сбоку отгородилась кабина туалета, а чуть дальше шумела вода. Подкрадываясь в сторону шума, я увидела Алекса и остановилась, как вкопанная.
Абсолютно голый учитель танцев стоял спиной ко мне в паровом облаке горячего душа. Капли воды, сливаясь с пеной шампуня, белыми потоками бежали по атлетичному телу. На поднятых вверх руках выступали натянутые крепкие мышцы. Я была не в силах отвести глаз! Всё в нём было божественно: торс, осанка, могучие икры и даже упругие ягодицы. Я разглядывала его жадностью фанатичного зрителя. Как же хотелось превратиться в одну из тех капель, дышащих паром, как долина гейзеров на Камчатке, и скользить по его загорелой коже.
Оцепенение прошло. Я смекнула, что с минуты на минуту он закончит процедуру, и пора сворачивать слежку. Но бегство с территории разведки прошло далеко не гладко. Ступая на мокрую плитку, я поскользнулась. Болезненную встречу рыжей головы с полом удалось избежать, но при этом раздался мерзкий скрежет шпилек о кафель. Я замерла, когда позади прозвучал очаровательный акцент моего партнёра по танцам.
– Ага… Похоже, кто-то подглядывает?
Невероятно, я снова оплошала! Не понимаю, как мне снова и снова удаётся выглядеть полной дурой?.. Пока я обдумывала, что ответить в своё оправдание, Алекс подскочил ко мне сзади до неприличия близко. Его мокрое тело обдавало жаром разгоряченной кожи.
– Я уже говорил, что ты бесстыжая?
Медвежьей силой рук он развернул меня к себе, а я брезгливо покосилась на стекающие с нагого тела ручьи.
– Не трогай меня! Ты мокрый и скользкий.
Гулкие стены эхом отразили устрашающий смех Алекса.
– Боишься растаять, снежная королева?
– Этот персонаж не про меня.
Его глаза коварно сверкнули.
– В таком случае с тобой ничего не случится…
Он обхватил меня крепче, шаг за шагом продвигаясь назад, к дождю теплых капель. Я вырывалась как могла, но его руки, будто створки турникета, держали тело непобедимой хваткой.
– Алекс, не надо! – взмолилась я. – Мне будет не во что переодеться!
Но он и не думал отступаться. В его красные губы въелась хитрая затейливая улыбка. Так он тащил меня до тех пор, пока не оказались под шумящим душем. С каждой секундой наши волосы питала влага, и моя получасовая прическа превратилась в рыжий хаос на голове. Джемпер и рваные джинсы неприятно облегали кожу промокшим материалом. Алекс сдавливал всё сильней, превращая моё дыхание в прерывистые движения грудной клеткой. Страсть насыщала собой черты его лица, поросшего тёмной щетиной. Его глаза, переходящие из глубин океана в бирюзовый цвет морской волны, упоительно блестели. Я не смела думать. Песня разрывала музыкальный центр, и желание грубить, язвить и вырываться – совершенно отпало. Звучала б песня вечно, а вода не прекращала изливаться бесконечно! Как же он хорош, горяч, опасен, словно вулкан Ньирагонго! Любая снежная королева рядом с ним обречена стать лужицей на просторе его величия. Я видела, как его багровая кожа верхней губы, будто нехотя, отрывается от нижней, для того, чтобы уста открылись и впустили воздух, которого от страсти нам обоим не хватало. Он потянулся к моим мокрым губам. Моё осажденное тело с трудом выдерживало натиск властного напора. Оно трепетало под бурные крики внутреннего голоса: «Да! Давай! Не останавливайся!». Ощущение того, что в тех объятиях нас мокнет не двое, а «трое», низвергло меня в пучину стыда. Непосредственная близость Зевса жуть как смущала!