Счастливчик

ГЛАВА 48

— Проходи.

Изабелла настолько любезна, что собственноручно распахивает передо мной дверь, как перед дорогим гостем. Тем не менее не могу избавиться от ощущения, что меня приглашают по меньшей мере в газовую камеру.

Вхожу. Что уж теперь? Попробую выкрутиться, а там — посмотрим.

Ожидаю увидеть только свой недоделанный пульт управления и недоумеваю, зачем продолжать беседу именно здесь. Но, оказывается, дело не в месте, потому что в помещении нас ждут.

Хмыкаю.

— Ну, привет, что ли, — говорю.

Вилли не отвечает, вообще меня игнорирует, зато смотрит на Изабеллу с видом побитого щенка, только что нагадившего на любимый ковер хозяйки. Когда мы заходим, он сидит на стуле, уперев локти в колени и склонив голову, но тут же вскакивает, вытягивается по струнке. Хорошо хоть не падает на колени и не бьется головой об пол в знак своего почтения.

Изабелла благосклонно кивает охраннику, с видом королевы проходит к пульту, занимающему всю стену возле окна. Затем поворачивается лицом к выходу, опирается бедрами о фронтальную панель, складывает руки на груди.

Так и стоим, образуя вершины равностороннего треугольника: Изабелла — у пульта спиной к окну, за которым, кстати, сегодня нет дождя (надо же), я — ближе к двери, а Вилли у боковой стены.

— Ну вот, все в сборе, — довольно произносит Изабелла. — Теперь можно продолжить, — смотрит на меня. — Вот этот молодой человек, — наклон головы в сторону Вилли, — пришел ко мне сегодня утром с чистосердечным признанием и сообщил, что кое-кто посчитал себя самым умным и решил оставить меня с носом. А также подбил его на пособничество, так?

— Так, — подтверждает Вилли.

— Так, — Изабелла удовлетворена ответом, и ее взгляд снова прикован ко мне. — Как думаешь, о ком идет речь? Кто из нас троих в этом помещении врет как дышит? — иронически приподнимает бровь. — Я бы даже сказала, виртуозно врет, так, что даже я купилась бы, если бы не знала правды.

Смотрю на Вилли — он выглядит жалко: взрослый детина, размером с двух меня, стоит и трясется от страха. Настолько струхнул, что побежал с повинной, лишь бы получить помилование? Вилли, Вилли, добро пожаловать в стадо оленей.

На какое-то мгновение мне приходит в голову мысль: а что если сейчас уйти в отказную и выставить лгуном Вилли? Но эта идея так и не успевает толком оформиться в моей голове. Потому что, если маневр сработает, охранник получит выстрел в лоб, а он ни в чем не виноват — быть трусом не преступление.

— Ну что же ты молчишь, а? — снова заговаривает Изабелла, так и не дождавшись ответной реплики. — Скажешь мне, кто из нас такой наглый лгун?

Поворачиваюсь к ней, смотрю прямо, глаз не отвожу.

— Может быть, ты? — предполагаю.

Лицо Изабеллы искажается от бешенства.

— Самоуверенный выродок, — рычит. Что ж, кто выродил, тому и виднее. — Вилли, преподай-ка моему глупому сыну урок хороших манер.

Тот медлит, но всего секунду, а потом решительно направляется ко мне. Прелесть какая. Смотрю на него с насмешкой, не двигаюсь. Толку бегать?

Не убегаю и не пытаюсь даже увернуться, когда он с силой бьет меня в солнечное сплетение. Сгибаюсь пополам, хватая ртом воздух. Больно, черт. Удар у нашего "смельчака" поставлен что надо.

— Пока хватит, — командует Изабелла. Вилли покорно замирает возле меня, а его начальница милостиво ждет, пока я отдышусь и выпрямлюсь. — Ну, что? — спрашивает, когда это происходит. — Память прочистилась?

Снова игнорирую ее вопрос, и задаю свой:

— Может, ему и тебя стукнуть? Тогда вспомнишь и о своем вранье?

— Вилли, — короткий приказ, и я снова сгибаюсь вдвое.

— Гово… рила… бы… уже… "фас"… что ли, — бормочу.

— Что-что? — делает вид, что не расслышала. — Погоди пока, Вилли, — тот снова останавливается. — Ты о нашей так называемой сделке и свободе рабочих? Вилли рассказал, что ты откуда-то в курсе, но я так и не поняла, как ты узнал. Просветишь?

Усмехаюсь, заставляю себя встать прямо.

— Слух у меня хороший.

Чертов Вилли, он мне так что-нибудь сломает.

— Подложил мне прослушку? — догадывается мгновенно. — Хм. Недурно. Я не заметила… Ну, а чего ты хотел? — вглядывается в мое лицо, чтобы убедиться, что я внимательно ее слушаю. — Правда думал, что мы настолько глупы, чтобы выпустить отсюда сотни людей с провалами в памяти? Ты же умный парень, так пошевели мозгами. Слайтекс в таком количестве стоит половину нашей годовой прибыли. Мало того, что это колоссальные потери, так еще и куча людей с амнезией в любом случае привлечет к себе внимание властей. И к чему нам риски и убытки? А? Для того, чтобы один мальчик стал героем?

— Нет, — отвечаю. — Лучше убить сотни людей, чтобы одна "девочка" стала членом руководства.

— Ааа, — понимает Изабелла. — Вот что ты подслушал — наш разговор с Дорой Корденец.

— Ага, — подтверждаю. — Вы чудно поговорили, так что не трать свое время на россказни о материнской любви.

— Окей, — неожиданно соглашается. — Вилли, продолжай.

На меня обрушивается град ударов. Падаю на колени, прикрывая голову. Тяжело заставить себя не защищаться, но устраивать драку на потеху единственной зрительнице не стану, перебьется.

— Мордаху ему не порти, — окликает, когда охранник заряжает мне по лицу так, что в голове звенит. Меня еще никогда не избивали — надо сказать, не лучшие ощущения в моей жизни. — Я обещала Доре сохранить ему смазливое личико.

А при этих словах мне хочется вырваться и самому приложиться физиономией об пол. Спасибо за ценный совет, мамочка. Теперь я знаю, как можно отвадить от себя старуху.

Интересно, он сломал мне ребра, или просто так больно получать по ним ботинком?

— Хватит, — приказывает Изабелла, когда оказываюсь лежащим на полу, и уже явно мне: — Вставай.

Все, что скажешь, мамуля.

Поднимаюсь до сидячего положения и остаюсь на коленях. Смыл вставать на ноги, если экзекуция потом все равно продолжится?

Изабелла подходит ближе, настолько близко, что приходится задрать голову, чтобы не пялиться на ее блестящие сапоги. Протягивает руку, по-хозяйски берет за подбородок, поворачивает мою голову из стороны в сторону, рассматривает.

— Что, попортил-таки… мордашку? — интересуюсь, выворачиваясь и отдаляясь от нее. Сплевываю кровь на пол.

Изабелла улыбается.

— Ничего, мелочи: быстро заживет, — скрещивает руки, сама отходит на пару шагов, но продолжает рассматривать, будто я какой-то диковинный экспонат на полке в музее. — Знаешь, — вдруг признается с грустью в голосе, — я ведь семнадцать лет корила себя за то, что бросила своего сына. Думала, это карма — все мои несчастья из-за этого. И когда я увидела тебя там, среди рабов, подумала, что это знак свыше, возможность что-то исправить.

— Классно исправляешь, — огрызаюсь.

— Значит, считаешь, это я виновата? — передергивает плечами. — Я пыталась, тебе ли не знать. Заботилась о тебе, познакомила с Гаем, оставила при себе, предоставила все условия — все с единственным условием: не перечить. Но рабы оказались тебе дороже собственной матери. Я искала в тебе черты Александра, ведь внешне ты его точная копия. Я любовалась тобой. Да-да, любовалась, — повторяет, когда в ответ на ее слова я корчу насмешливую гримасу. — Мне казалось, что ты похож на него и характером, но нет: сходство лишь внешнее. Всех ему жалко, всех надо спасти… Ты же знаешь, чем занимался твой отец?

— Догадываюсь.

Но Изабелла решила во чтобы то ни стало меня просветить. Затыкаюсь. Глупо было бы спорить — пока она болтает, убивать меня никто не станет.