Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 53



А. А. Рожнов убедительно показал, что в связи с усложнением структуры государства и централизацией его власти и управления, распространяющейся уже на всю территорию, объединенную единой властью великого князя Московского, а затем и царя, произошли качественные изменения в институтах уголовного права, получил распространение инквизиционный процесс, разрабатывается понятие вины (умышленной и неумышленной), понятие соучастия, меняется отношение к принимаемым судом доказательствам, внимание судов сосредоточивается на свидетельских показаниях и письменных документах, оформленных надлежащим образом. В XVI в. наряду с принятием Царского Судебника в 1550 г. почти одновременно появляются решения Стоглавого собора (1551), а также целый ряд приговоров, указов и уложений: Приговор о разбойных делах (1555), Указ о татебных делах (1555), Приговор о губных делах (1556) и ряд других, которыми вносятся новеллы в процесс их расследования, доказательственную базу, принципы оценки доказательств, а также репрессивную политику государства[95]. Исследователь справедливо отметил, что в Московском государстве смертная казнь применялась редко, обычно суды заменяли ее выдачей преступника «на крепкую поруку», с тем чтобы он имел возможность возместить ущерб потерпевшему, а общество получило гарантии предупреждения от рецидива с его стороны, рассчитывая на «крепкое» наблюдение за ним со стороны общины, а также земского и волостного выборных управлений, которому к тому же еще и подчинялись учрежденные при земских избах десятские, пятидесятские и сотские, обязанные наблюдать за порядком.

Рассматривая источники уголовного права России XV–XVII вв., включая и Соборное уложение 1649 г., А. А. Рожнов не упоминает (в автореферате) о Судебниках 1589 и 1606–1607 гг. Автор ссылается на якобы впервые проведенную в его работе систематизацию и обобщение высказываний иностранцев относительно действующего права, судебной системы и самого процесса вершения правосудия. Приведенный материал, действительно, представляет интерес, но предметом исследования он уже был в работах В. А. Рогова (как указано выше). К сожалению, ни в одной из работ, касающихся состояния правосудия в Московском государстве (в том числе и у В. А. Рогова), не рассмотрена его критика отечественными современниками, а между прочим, они глубоко и предметно критиковали существующую судебную систему и способы ее реализации, высказывая интересные предложения по ее усовершенствованию (Максим Грек, А. М. Курбский, И. С. Пересветов, Зиновий Отенский и др.).

В советский период этот материал вообще отвергался из-за недоверия к современникам, поскольку презюмировалось, что они не могли в силу субъективных причин правильно оценивать близкую им ситуацию (С. Ф. Платонов, И. И. Полосин, О. А. Державина и др.). Представляется, что пора бы преодолеть этот взгляд, причем если иностранцев по тем или иным причинам можно было бы подозревать в недоброжелательстве по отношению к России, то российские писатели и публицисты искренне хотели помочь своему отечеству избавиться от недостатков и восстановить в стране законность и правосудие, особенно после серьезного ущерба, нанесенных им опричниной.

А. А. Рожнов справедливо указывает на обширность задач по «систематизации в хронологической последовательности знания о фактах, отражающих динамику русского уголовного права и его форм в XIV–XVII вв.», выражая надежду, что их всестороннее решение «станет частью современного научного знания» благодаря дальнейшим исследованиям[96].

Положительным качеством историко-юридических работ, написанных в период перестройки и настоящее время, является их освобождение от устоявшихся схем и догм, в том числе имевших место еще в дореволюционный период, и объективное рассмотрение проблем средневековой истории государства и права в сопряжении с темой реализации правосудия. Например, существенному пересмотру подвергся вопрос о времени формировании сословий в России и их социальном статусе. Историки права отошли от привычной схемы противопоставления: реакционное боярство и прогрессивное дворянство[97]; оценки средневековой идеологии и средневековых нормативных актов только в сфере отражения в них классовой борьбы; характеристики мыслителей XV–XVI вв. как апологетов самодержавия и т. п.[98]

В настоящее время русское Средневековье во всем его объеме: документы и произведения мыслителей и публицистов – вызывает серьезный интерес, причем среди не только профессиональных ученых, но и широкой публики, интересующейся отечественной историей, и в частности формированием и деятельностью судебной власти, осуществлением правосудия и отражением этого процесса в произведениях средневековых мыслителей. Между тем в целом исследования судебных органов XVI–XVII вв. лишены ценностных подходов, носят преимущественно инструментальный характер. Таковыми, в частности, являются труды Н. Н. Ефремовой, Л. А. Морозовой, Л. В. Батиева, А. С. Смыкалина, Д. П. Сумина и др.[99] Это проявляется даже в том случае, когда рассматриваются вопросы преследования за совершение политических преступлений [100]. Особое место в историографии занимает дискуссия относительно правового и политического содержания нормы ст. 98 Судебника 1550 г. Речь идет об оценке ее значения в законодательстве и применении на практике Русского государства в XVI в. Дискуссия началась еще в дореволюционный период и продолжается до настоящего времени[101]. (Подробно содержание этой дискуссии в настоящем издании приводится при рассмотрении Судебника 1550 г.)

Актуальным представляется исследование таких вопросов истории отечественного права, как регулятивное значение закона в праве XVI–XVII вв.[102], взаимосвязь нормативного акта и нормы обычая, существование судебного прецедента[103], причем речь может идти не только о судебном прецеденте, но и о правовой доктрине, поскольку средневековые судьи в большинстве случаев при вынесении решений и приговоров ссылались не на закон (Судебник), а на справедливость, которая в их понимании опиралась на традиционное понимание правды, справедливости и истины: этот вопрос не только не исследовался, но даже и не поднимался[104].

Новыми проблемами историко-правовой науки, активно изучаемыми в постсоветский период, являются: нормотворческая практика[105], правовая терминология (ее историческое и современное содержание)[106], принципы права, имплицитно содержащиеся в нормах права[107], формы средневекового отечественного права[108]. Обновленное развитие получило изучение характерных для допетровского права местнических правоотношений как с общеисторической[109], так и с правовой точки зрения[110].

К положительным сторонам совместной разработки тем, касающихся анализа средневекового законодательства и политико-правовых доктрин, следует отнести выяснение влияния византийской политической и правовой идеологии и практики государственно-правового строительства Византии на законодательство и формирование государственной и юридической мысли в России. Исследования на эту тему имели место в дореволюционный период, но были практически прекращены в советское время и возобновились после «оттепели» и перестройки[111].

95

В автореферате содержание этих нормативных актов А. А. Рожновым не рассматривается.

96

См.: Рожнов А. А. Генезис и эволюция уголовно-правовых институтов в Московском государстве XV–XVII вв.: автореф. дис… д-ра юрид. наук. М., 2012.

97

См.: Носов Н. Е. Становление сословно-представительных учреждений в России Изыскание о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969. С. 10–11, 419–420; Кобрин В. Б. Власть и собственность в средневековой России (XV–XVI вв.). М., 1985. С. 10, 199–218; Кром М. М. «Вдовствующее царство». Политический кризис 30—40-х годов XVI в. М., 2010. С. 16. Судя по содержанию законодательства этого периода, такая борьба все-таки была, но она не носила такого примитивного характера: «дворяне за централизацию, бояре за феодальную раздробленность», ибо за единое и централизованное государство тогда были все социальные слои населения, противоречивые интересы двух привилегированных сословий выражались в борьбе за землю и особенно за рабочие руки. Правительство стремилось действительно ограничивать аппетиты богатых вотчинников-бояр, часто выступая на стороне помещиков-дворян, которые составляли основной костяк русского войска.

98

Классовая борьба вообще-то никем не отрицается, но указывается на необходимость учитывать и другие виды противоречий, волновавшие российское общество: бедных и богатых («когда одни множатся в куплях, а другие оскудевают», как писал Иосиф Волоцкий); религиозные противоречия, выливавшиеся в острые споры по поводу тринитарного и других вероучительных догматов; должностные (о них очень хорошо написал Тимофеев, отметивший, что благодаря этой борьбе чины предоставляются за взятки дьякам, неспособным даже «имени своего на хартиях начертать»); сословные, которые стали одной из причин революции 1917 г., и многие другие, наличествующие практически в любом обществе и во все времена. Речь идет не о непризнании классовой борьбы, а о том, чтобы учитывать все виды социальных противоречий в обществе.

99

См., например: Морозова Л. А. Судебная реформа середины XVI в. (Губное и земское самоуправление и выборные суды на местах) // Государство и право. 2011. № 5. С. 92–99; Батиев Л. В. Судопроизводство в России в кон. XVII – нач. XVIII вв.: автореф. дис… канд. юрид. наук. СПб., 1992; Смыкалин А. С. Судебная система Российского государства от Ивана Грозного до Екатерины II (XV–XVIII вв.) // ВИ. 2004.№ 8. С. 49–69; Сумин Д. П. Указ. соч.; Петрова А. Н. Реформы государственного управления и судебная система Московского государства во второй половине XVII века // Мир юридической науки. 2009.№ 4. С. 58–62; Тиганов А. И. Правовой статус судей в России в XVII – начале XX в.: историкоправовое исследование: автореф. дис… канд. юрид. наук. Курск, 2012.

100

См.: Голикова Н. Б. Организация политического сыска в России XVI–XVII вв. // Государственные учреждения России XVI–XVIII вв. Памяти А. Д. Горского. М., 1991. С. 11–36; Савченко Д. А. Ответственность за государственные преступления в Московском царстве первой половины XVII в. Новосибирск, 2013.

101



См.: Фроянов И. Я. Комментарии к ст. 98 Судебника 1550 г. // Исследования истории средневековой Руси, VI.; СПб., 2006, С. 145–155.

102

См.: Рогов В. А., Рогов В. В. Русская средневековая правовая норма и ее отражение В законе (логика построения, проблема казуальности и архаичности) // Вестник МГИУ. Сер.; Гуманитарные пауки. 2005. N5 1 (7). С. 121–133; Petrov К. V. Значение «закона» в средневековом русском праве (XVI–XVII вв.) // Cahiersdu Monde Russe. 2005. XI.VI. No. 1/2. P. 167–174; Петров К. В. Уставные грамоты (акты) наместничьего управления XIV – начала XVII в.: генезис правовой формы нормативного акта // Ленинградский юридический журнал. 2006. № 2. С. 169–175; Он же. Имел ли Судебник 1497 г. значение закона в его современном понимании? (По поводу статьи С. Н. Кистерева «Великокняжеский Судебник 1497 г. и судебная практика первой половины XVI в.») // Очерки феодальной России. М.; СПб., 2008. Выл. 12. С. 365–382; Кистерев С. Н. Великокняжеский Судебник 1497 г, и судебная практика первой половины XVI в. // Очерки феодальной России. М., 2007. Вып. 11. С. 444 461; Он же. Закон и порядок в средневековой Руси (ответ К. В. Петрову) // Очерки феодальной России. С. 383–406.

103

См.: Петров К. В. «Прецедент» в средневековом русском праве, XVI–XVII вв. // Государство и право. 2005. Nl 4. С. 78–83; Рогов В. В. Проблемы судебного прецедента и судебной практики как источниках права в дореволюционной отечественной историографии // Femis. Ежегодник истории права и правоведения. 2009. М., 2010. Вып. 10. С. 5.

104

Впервые он был поставлен К. В. Петровым в докладе на тему «Правовые основания вынесен ид судебных решений в Московском великом княжестве XV в.», прочитанном на Международной научно-практической конференции в Российском государственном университете правосудия; 13–17 апреля 2015 г. (секция X).

105

См.: Томсинов В. А. Развитие юриспруденции в Московском государстве (XIV–XVI вв.): статья 1 // Законодательство. 2005. № 4. С. 76 81; Он же. Развитие юриспруденции в Московском государстве (XIV–XVI вв.): статья 2 // Законодательство. 2005. № 5. С. 75–80; Он же. Развитие юриспруденции в Московском государстве (XIV–XVI вв.): статья 3 // Законодательство. 2005. № 6. С. 85 89; Он же. Развитие русской юриспруденции в XVII столетии: статья 6 // Законодательство. 2006. № 1. С. 72–76; Царьков И. И. Нормотворчество: от приказа-повеления к закону, от закона к праву // Право и политика. 2003. № 7. С» 98—130; Сурова Е. А. Российское законотворчество X–XV вв. и проблемы формирования российской государственности. М., 2003; и др.

106

См.: Рогов В. А., Рогов В. В. Древнерусская правовая терминология в отношении к теории права (Очерки IX – середины XVII в.); Золотухина Н. М. Обычай, закон, правда И право в русской средневековой юридической культуре // Истоки и источники права. Очерки. СПб., 2006. С. 626–653.

107

См.: Рогов В. А. Преступная личность в праве и идеологии средневековой России // Право и идеология: проблемы исторической взаимосвязи. М., 1991. С. 28–40; Царьков И. И. О правовых принципах в средневековой юриспруденции // Правоведение. 2003.№ 2. С. 197–207; Золотухина Н. М. Соотношение права и нравственности в русской средневековой правовой теории // Наш трудный путь к праву: матер. философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца. М., 2006. С. 256–274; Кодан С. В. Правовое оформление требований законности в России (XVII – начало XX в.) // История. Право. Политика. 2011.№ 1. С. 42–48; Семенова М. Ю. Особенности осмысления проблемы законности в отечественной политико-правовой мысли допетровского периода // История государства и права. 2011.№ 7. С. 19–22.

108

См.: Исаев И. А. Символизм правовой формы (историческая перспектива) // Правоведение. 2002. № 6. С. 4—10.

109

См.: Эскин Ю. М. Местничество в социальной структуре феодального общества // Отечественная история. 1993. N1 5. С. 39–53; Он же. Местническое законодательство. Опыт реконструкции // Modemizaeja struktur wiadzy w warimkacli opozienia. Warszawa, 1999. S. 119–154; Он же. Очерки истории местничества в России XVI–XVII вв. М., 2009; Он же. Динамика местнических споров в XVI–XVII вв. // Российская история. 2013. № 4. С. 79–85.

110

См.: Петров К. В. Местнические правоотношения в русском праве XVI–XVII вв. (содержание, правовая природа, основания и способы защиты) // Ленинградский юридический журнал. 2006. № 1 (5). С. 190—197-

111

Исключение составляли работы А. П. Каждана «Византийская культура» (М., 1968), «Книга и писатель в Византии» (М., 1973), «Социальный состав господствующего класса Византии XI–XII вв.» (М., 1974) и ряд статей в различных изданиях. К сожалению, дальнейшее творчество А. П. Каждана связано с его работой в Центре изучения Византии в Думбартонн-Оксе и Принстонском университете США. В Америке им были опубликованы: «Studies on Byzantine Literature of the XII-th and XIII-th Centuries» (Cambridge; N. Y.; P., 1984) (in collaboration with Simon Franklin); «A History of Byzantine Literature. 650–850» (Athens, 1999). В 2002 г. посмертно был издан на русском языке труд А. П. Каждана, написанный еще в России, – «Два дня из жизни Константинополя» (СПб., 2002). А. П. Каждан одним из первых в России выявил формы влияния византийской культуры на становление политической и правовой мысли в России. В настоящее время его труды стали хрестоматийными, проложившими путь к дальнейшим исследованиям в этой области.