Страница 16 из 21
Следует отметить, что данные политико-правовые решения вызвали противоречивые оценки со стороны политических партий страны[77]. Лейбористы поддерживали переход от элитистской к частично частной модели, консерваторы выступали за сохранение бесплатного высшего образования при установлении ограничений на приём в университеты, а либеральные демократы говорили о необходимости ликвидировать оплату и обеспечить полное государственное финансирование высшего образования без сокращения достигнутого уровня приёма.
В большинстве сфер государственного управления правительству приходится делать при решении вопроса о том, каким категориям населения будет предоставляться определённая услуга и до какой степени она будет субсидироваться государственным бюджетом. Понятно, что в условиях фиксированного бюджета повышение расходов на один вид государственной услуги автоматически влечёт за собой сокращение финансирования другой.
Однако, когда речь идёт о высшем образовании, исследователи сталкиваются с рядом серьёзных противоречий. Во-первых, необходимо признать, что в первую очередь эта услуга в любом современном государстве предоставляется тем, кто находится на высших уровнях социальной иерархии, соответственно, государственные расходы в данном случае носят чаще всего по существу регрессивный характер. Следовательно, здесь не работает обычная оценка государственной политики как носящей в рамках современного социального государства перераспределительный характер. Во-вторых, в данном случае меняется само понимание институциональных изменений. Если обычно речь идёт о дихотомии (есть изменение/нет изменений), то применительно к высшему образованию сегодня гораздо целесообразнее говорить о том, какой именно вариант изменения происходит. Другими словами, идёт ли переход к модели, предусматривающей частичное частное финансирование, или к модели массового, полного государственного финансирования. В-третьих, необходимо учитывать, что выбор между этими моделями носит главным образом политический характер, являясь результатом агрегации политическими партиями индивидуальных предпочтений их избирателей. Наконец, следует признать, что в этой ситуации институциональные изменения не являются ни неизбежными, ни однонаправленными.
При этом проблема не сводится только к государственной политике в отношении высшего образования и науки. Она включает в себя и аспекты, связанные с определением характера взаимоотношений между образованием и наукой, а также места и роли обеих сфер в высокодифференцированном современном обществе. Социология образования представляет собой отдельную комплексную отрасль современных исследований, в рамках которой работали многие известные учёные XX столетия: Н. Луман, Т. Парсонс, Ю. Хабермас[78] и т. д. Венгерский исследователь Бела Покол в работе «Комплексное общество: одна из возможных трактовок социологии Лумана»[79] особо подчёркивал двойственность рациональности университетской сферы и её научной составляющей. Уже в XIX в. была создана модель германского университета, способного воспринимать результаты научных исследований и продвигать их, которая в дальнейшем нашла применение (в той или иной степени) в большинстве высокоразвитых стран. На продвинутом этапе этого развития формирование учебного материала всё больше превращается во включение «учебного процесса» в процесс исследовательской работы. Данный процесс может осуществляться в более структурированной форме в рамках бакалаврских программ или в более свободном варианте в процессе подготовки учёных после получения университетского диплома путём присвоения различного рода учёных степеней, званий и т. п. В ходе «постдипломного образования» оценка осуществляется по качественным параметрам, во всяком случае, к этому стремятся, т. к. таким образом создаётся определённая этика научно-исследовательской деятельности.
Исследуя вышеописанную проблему, Б. Покол ставит чрезвычайно важный для современных условий вопрос: Каким образом система оценки способна включать такой измеритель, как экономическая рентабельность научных исследований? Ответ на него учёный предпочитает искать в деятельности университетов США, хотя и признаёт взаимосвязь типичной для них модели с характеристиками германского исследовательского университета. Уже в прошлом столетии учёные подчёркивали, что американские университеты зависят в первую очередь от количества студентов, стремящихся в них учиться (от их платы за обучение, а также от субвенций государства, выделяемых в зависимости от количества обучаемых)[80].
Соответственно ректор университета (в данном контексте он становится менеджером) ориентируется прежде всего на экономическую рациональность, для повышения которой стремится привлечь в университет наиболее высоко оцениваемых с точки зрения научной рациональности (звания, степени, индексы цитирования и т. п.) профессоров, предоставляя им максимально благоприятные финансовые, материальные и иные условия. Последние в свою очередь привлекают в университет наиболее способных, подготовленных и заинтересованных студентов.
В германских университетах ситуация существенно отличается[81]: начиная с послевоенного периода государство практически полностью принимает на себя финансирование университетов, а студенты учатся за символическую плату. При этом конкуренция между университетами в Германии гораздо выше по ряду причин, среди которых следует выделить приверженность большого количества университетов историческим традициям. Данная ситуация возникла в связи с сорокалетним периодом разделения Германии на два государства. Такая децентрализованная модель радикально отличается от французской, жёстко централизованной (с центром в Париже), от британской модели, ориентированной практически на два центра – Оксфорд и Кембридж, не говоря уже о концентрированных в столичных городах моделях стран Восточной и Центральной Европы. Не избежала такой «центричности» и Россия: в многочисленных рейтингах можно встретить практически только Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, и то не на первых позициях, и ещё реже – Санкт-Петербургский государственный университет[82].
Правда, государственное финансирование неизбежно ведёт к утрате рынка университетов как одного из механизмов самоорганизации университетского сообщества. При утрате экономического механизма в дело вступает политический регулятор, руководствующийся абсолютно иными критериями отбора. Хотя конкуренция не исчезает полностью и стимулирует руководство университетов к привлечению известных учёных для работы, личные, конъюнктурные и политические соображения играют всё большую роль при решении кадровых вопросов[83].
Исследователи[84] отмечают также, что анализ истории европейских университетов позволяет сделать достаточно парадоксальный вывод: именно в университетах коренилось до XIX столетия сопротивление изменению научной картины мира, а переломить эту тенденцию было возможно только извне. Просвещённые монархи фактически разрушали ставшие карикатурой на интеллектуальную жизнь учреждения, создавая образовательные организации на основе вновь возникавших отраслей знания, а также специальные организации и объединения, призванные проводить научные исследования вне университета[85].
Значительный интерес представляет эволюция американского университета, использовавшего германский опыт, однако переработавшего и существенно изменившего модель, сложившуюся в XIX столетии. По мнению Б. Покола[86], главными отличиями американских университетов, быстро развивавшихся на рубеже XIX и XX вв., стали две особенности. Во-первых, были ликвидированы кафедры, являвшиеся высшим иерархическим звеном университетской власти. Вместо них создавались «департаменты», обладавшие более широкими функциями и полномочиями: их руководители выполняли (и выполняют) административные функции. Внутри департаментов, являющихся основными организационными структурами университета, преподаватели работают как равноправные и самостоятельные специалисты. С помощью департаментов было разрушено господство заведующих кафедрами, и в университеты была встроена конкуренция, основанная на равноправии[87]. Вторым кардинальным отличием американского университета, тесно связанным с уже упомянутым, стала специфическая организация подготовки научных кадров путём усиления в этом процессе роли научных обществ и других организаций, а также научных изданий, редакционные коллегии которых проводят отбор статей и монографий для публикации, формируя определённые представления о необходимом уровне научной квалификации учёных, независимо от их возраста, имеющихся у них заслуг, что играет немалую роль в европейских университетах даже в настоящее время.
77
Подробнее см.: Stevens R. From University to Uni: The Politics of Higher Education in England Since 1944. – London: Politicos, 2004.
78
Luhma
79
Pokol В. Komplexe Gesellscnaft: Eine der möglichen Luhma
80
Pokol В. Komplexe Gesellschaft: Eine der möglichen Luhma
81
Pokol B. Op. cit. – S. 145–158.
82
См.: Академический рейтинг университетов мира – 2015 (15.08.2015) //РИА Новости. – URL: http://ria.ru/abitura_world/20150815/1163854228.html
83
Pokol В. Komplexe Gesellschaft: Eine der möglichen Lunma
84
Spenkuch H. Die Politik des Kultusministeriums gegenuber den Wissenschaften und den Hochschulen // Preußen als Kulturstaat. – Berlin 2010.-S.135–271.
85
Spenkuch H. Op. cit. – S. 135–271.
86
Pokol В. Komplexe Gesellschaft: Eine der moglichen Luhma
87
В настоящее время в российских вузах всё чаще пытаются ввести аналогичные организационные структуры, исключив кафедры вообще или оставив кафедры только с целью проведения ими научных исследований, в то время как учебную работу предполагается организовывать в рамках целого факультета, создав общую «учебную кафедру», название которой должно совпадать с названием направления подготовки.