Страница 6 из 14
В костел (там был Дом атеизма) мы ходили, потому что должны были бороться с религией. А в церковь я пошел к первому причастию, и потом нам сделали фотографию. Я на ней стою такой недовольный, что кто-то увидит, что я – пионер – был в церкви на причастии. Я поздно вечером ее нашел, взял ножницы и выколол себе глаза, чтобы меня никто никогда не узнал. А когда я пошел на исповедь, в церкви сказали, что, если будешь говорить неправду, тут же, на месте, тебя Бог покарает. Священник – я вижу только мерцание его глаз и слышу голос – меня спрашивает: какие у меня грехи. А я рассказываю, что у меня ни одного греха – я понятия не имею, что это такое. И каждый раз я утверждаю, что я святой, а Бог меня не карает. Кончилась исповедь, а я живой. Бегу домой, снизу кричу на весь дом: «Бога нема, Бога нема». И ум моих соседей, и ум родителей был в том, что мне никто не сказал, что я глупый, что так делать нельзя, что я ошибаюсь!
4.
Когда я уезжал поступать в Москву, меня провожал на вокзале весь дом. У меня были громадные чемоданы. Все понимали, что я еду навсегда. Я брал с собой и перину, и подушки, и сковородки, и кастрюли, и всё. И деньги, которые собирал весь дом, были зашиты внутри трусов. Все соседки советовали, как лучше зашить, чтобы жулики во время поездки меня не обокрали, ведь надо было ехать 44 часа. Когда я приехал в Москву, на мне были китайские брючки, которые на коленях вздувались пузырями, китайские тапочки и шотландка. И волосы были безумные: как они хотели, так и укладывались. Я об этом никогда не думал. Но я увидел, что поступают все такие одетые, в пиджаках и в галстуках, и в бабочках, и в жилетках, и на таких каблуках, все девочки накрашены! Может, в этом была вся моя прелесть, потому что мои безумные глаза – они были дороже всего остального. Оказалось, что мой багаж не пришел, что мои перины, подушки, одеяла – всё пропало. Я вышел на Киевском вокзале с зашитыми денежками, без аттестата – всё было в отдельном багаже. Нет багажа. Украинска детина подошла к автомату. Какой-то добрый человек дал копейку позвонить. Я позвонил 09, узнал телефон ГИТИСА, это был уже вечер, но проректор был на месте. И я ему рассказываю всё, как есть. Что вот перины, подушки, кастрюли не пришли, в трусах зашито с той стороны, паспорта нет. И я говорю: «Что мне делать?» Он сказал: «Приезжай немедленно». Я говорю: «А как проехать-то?» Он рассказал опять терпеливо: троллейбус №2. Я сказал: «А денег нет, зашиты с той стороны. Что мне вот здесь разрывать что ли? Увидят жулики. А там нет копеек. Вы знаете, там только рубли. И такие купюры, говорю, нехорошие, они большие. А менять – куда я пойду?» Он сказал: «Нет, не разрывай, поезжай зайцем». Научил меня, как войти в заднюю дверь, сесть и делать вид, что у меня есть билет. Вот я так и приехал. Я проезжал мимо Кремля и был сражен его красотой и магическим светом. Потом мы свернули, и я увидел первый дом от Кремля. Я отвернулся и сказал себе: какие счастливые люди – могут каждый день видеть эту магию, если они живут в этом доме. И этот дом был для меня сном, чем-то недостижимым, нереальным. Теперь, когда я живу в этом доме и могу из окна видеть Кремлевскую стену, того магического света я уже почему-то не вижу.
5.
Я поступил не только в ГИТИС, но и в другие театральные училища, в том числе и ВГИК, хотя конкурс был – тысяча человек на одно место. Тамара Федоровна Макарова меня приняла, как родного. Она спросила: «Что ты будешь читать?» А я видел ее в фильме «Молодая гвардия». Я не нее смотрю и понимаю, что это сон, который вдруг стал реальностью. Она говорит: «Читай». И я начал читать монолог Олега Кошевого: «Мама, мама, я помню руки твои…» Я так плакал, Макарова тоже плакала. Она стала меня успокаивать: «Сынуля, сынуля, успокойся. Это я – твоя мама». Я это помню, ее интонацию, как будто это было сию секунду. Мы обнимались. Она только просила: «Я тебя умоляю, всё будет хорошо, ты будешь у нас учиться. Завтра иди писать сочинение». Я в слезах говорю: «У меня нет никакой шпаргалки, я ничего не напишу». Она говорит: «Не волнуйся». Вытирает мне слезы, говорит: «Я тебе принесу шпаргалку, ты только приди». Я пришел. Тему эту я запомню на всю жизнь. Я ее даже врагам не пожелаю: Поэзия и поэт в творчестве Маяковского. Черт его знает, ребенок из Львова, откуда он может это знать? Приходит Тамара Федоровна с сумочкой. Подошла, вынула вырванные из учебника по литературе за 10 класс листы. Положила и сказала: «Я стою, а ты пиши. Только пиши, как там – все запятые, точки». И я сдал – счастливый.
Но в это время я еще поступил и в ГИТИС. А там была Алла Константиновна Тарасова. Я только что видел фильм «Без вины виноватые». Читаю монолог Незнамова, который срывает с себя материнский медальон и кричит: «Эти сувениры жгут мне грудь». Я вижу вторую великую маму. Я реву еще сильнее. Комиссия сидит очень солидная. Но я их никого не знаю, и мне совершенно всё равно. Я тоже реву. Тарасова говорит: «Остановись, не надо плакать, читай басню». Я говорю: «Волк и ягненок». Но у меня волк был добрый и этого ягненка не хотел съесть. Волк плакал, а не ягненок, и я вытирал слезы, и объяснял, что я хочу его съесть, а вся комиссия хохотала. И когда я закончил эти страдания волка с ягненком, я услышал, украинское ухо настроено, чтобы всё слышать: я принят. Тоже было тысяча человек на одно место. И я даю телеграмму во Львов: Кино или театр? Молниеносно приходит ответ: кино – халтура, иди в ГИТИС. Всё было решено.
Года два прошло, я иду по Собиновскому переулку из ГИТИСа, вдруг рядом останавливается машина, и я вижу Тамару Федоровну Макарову. Рядом с ней сидит Сергей Герасимов. Она говорит: «Почему ты не пришел? Я тебя ждала». А я ей говорю: «Мне написали из Львова, что кино – халтура, а театр – искусство» Она помолчала и сказала Сергею Апполинарьевичу: «Ты видишь, какая великая правда?»
Владимир Винокур.
Владимир Натанович Винокур родился 31 марта 1948 года в Курске. Окончил Курский монтажный техникум. Военную службу проходил в ансамбле песни и пляски Московского военного округа в Москве. Будучи студентом ГИТИСА, работал в Цирке на Цветном бульваре. Принимал участие во Всемирном фестивале молодежи и студентов в Гаване. Народный артист России, награжден орденом "Знак Почета" и орденом Почета, а также 8 медалями. В честь 50-летия артиста на Площади Звезд у ГЦКЗ "Россия" была заложена звезда его имени.
1.
Я родился в небольшом городе Курске. Это исторический город, старше Москвы. Еще в «Слове о полку Игореве» князь говорил, что куряне – славные воины. Курск стоял на границе. Фактически уже за Курском считалась Польша. Там дальше – Украина за Белгородом. И поэтому Белый Город и Курск – это границы Руси. Набеги татар, все войны, всё это проходило через этот город и особенно историческая победа на Курской дуге. У нас много военных памятников. Курск – мой родной город независимо от того, что я живу в Москве уже 40 лет. Курский выговор специфичен. Рядом Украина, там перемешалось все: мы говорили, как сейчас разговаривает ведущий программы «Малахов плюс». Малахов, видно, тоже из наших краев.
Посмотрю на себя и думаю: как время быстро летит. Вот я только сейчас эту площадь перебегал. Я часто приезжаю туда в гости, хожу по улицам, стою у дома, где родился – на Горького, 9. Смотрю на этот дом и мысленно прокручиваю свой поход по улице в школу. Сейчас номер этой школы отдали школе умственно-отсталых детей. И когда я приезжаю, спрашивают: «Где вы учились?» Я отвечаю: «В 26 школе». На меня так смотрят косо… Ну, а что касается детства, то оно было не роскошное, но очень теплое. Я человек периферийный и сохраняю в себе эту периферийность. Это общность людей, это родственные отношения между соседями. Соседи у нас были как родственники. Мы дружили десятилетиями, до сегодняшнего дня перезваниваемся.
2.