Жизнь навыворот

– Как поединок, – задумчиво произнес Аргит, – или...

– Или, – Серафима отступила, сминая чудесно не мнущуюся ткань туники, – но тут, похоже, встретились профессионалы. Это красиво.

– Красиво, – согласился потомок богини Дану, – надо пробовать.

– Я так не смогу, – во вздохе Серафимы слышались печаль, восхищение и легкая зависть.

Даша горела, взвивалась языком неистового пламени, чтобы в следующее мгновение покориться партнеру, прильнуть, ласкаясь, и вновь отторгнуть.

– Почему?

От искренности его недоумения стало тепло.

– Ну...

– Има красивая, – спокойно сказал Аргит, перехватывая ее за талию. – И когда поединок, и когда секс. Надо пробовать.

– Только дома, – чтобы не расплыться в совершенно дурацкой улыбке Серафима прикусила губу.

– Дома, – согласился он, пересчитывая застежки корсета.

Бой курантов, и на двенадцатом на гостей обрушивается водопад блестящих конфетти.

Хрустальная песнь бокалов обещает исполнение всех желаний.

Брызги шампанского.

Медвежьи объятья Захара. Аккуратные поцелуи за миллиметр от щек с Дашей, дабы не испортить макияж. Игорь в твидовом костюме с новехонькой трубкой в руках, устал соглашаться, что, да, он сыщик с Бейкер-Стрит, а никак не известный профессор Оксфорда. Улыбки, смех, странная эйфория, которую периодически портит подозрительное жжение в горле.

К утру Серафима смирилась с грядущей ангиной и удивилась, вечером обнаружив себя совершенно здоровой.

Эльфийская постельная магия не иначе.

Остаток первого дня года начался лениво. Кофе, «Оливье», переписка в мессенджере с довольной, как отхватившая цистерну сметаны кошка, Дашей. Савелий, примеряющий угги с эксклюзивной росписью под хохлому, и рычащий на новый комбинезон Айн.

Вызов от диспетчера с просьбой заглянуть в соседний дом – проверить жалобу. По всем приметам пустышка, но бабуля звонит уже третий раз, а дежурный инспектор сейчас на вызове.

Решив, что сверхурочных много не бывает, Серафима оставила Аргита с Айном исследовать двор, а сама поднялась к указанной квартире, которая, как и предположил диспетчер оказалась чистой. То есть известные мифологические и прочие сущности там отсутствовали, зато присутствовали кошки. Очень много кошек и нечесаная женщина в халате настолько грязном, что первоначальный цвет его Серафиме угадать не удалось. То ли синий, то ли зеленый.

Бабка поминутно крестилась, сплевывала через левое плечо и возила по груди замызганным куриным яйцом. Отбившись от кошек и немытой, поди, лет десять чашки с подозрительной жидкостью, выдаваемой хозяйкой за чай, Серафима позвонила Теме, а потом в скорую. Для этого пришлось закрыться в туалете – бабуля начала что-то подозревать.

В туалете тоже были кошки. На одну из них она, кажется, наступила.

Когда скорая таки приехала, Серафима с хозяйкой кружили по комнате.

– Вот, – сказала она, аккуратно, выбивая у женщины очередной острый предмет, – забирайте ее.

Осознав масштабы возни с оформлением и внезапно понадобившейся полицией, Серафима позвонила Аргиту и попросила ждать ее дома. ОК, встретить, когда она закончит.

Истошный женский вопль догнал ее на лестничной клетке.

Серафима замерла, а после повторного бросилась обратно, перепрыгивая через две ступеньки зараз.

Почему она остановилась на третьем этаже, Серафима не знала. Просто зудящее мелким комаром чутье скомандовало: «Стоять!», – и указало на застарелый пролежень двери с остатками дермантина.

Захрипел звонок.

Зверея от доносящихся с той стороны сдавленных вскриков, Серафима до боли вжимала палец в давно оплавленный и зарубцевавшийся пластик, а второй рукой набирала сто два. Нажать вызов не дали звуки разбившегося стекла, маты и пьяное шарканье.

– Кто?

– Люся, соседка. Слыш, твоя мне триста рублей занимала. Отдать хочу.

Серафима понадеялась, что мужик в алкогольном ударе не станет задавать ненужных вопросов, а быстро конвертирует дензнаки в поллитру и дверь таки откроет.

– Вот же сука, дома жрать неча, а она одалживает! Давай!

В приоткрывшееся пространство высунулась грязная волосатая рука. Со всей накопившейся злостью Серафима толкнула дверь и, не обращая внимания на отброшенного к стене, истошно матерящегося мужика, влетела в квартиру.

Запах. Только не кошачьей мочи, а тухлятины, лежалого белья, сырости, давно немытого тела и ландышей.

Усиливающийся до мигрени аромат ландышей шел из темного провала справа по коридору. Оттуда же доносился плач.

И только замерев на пороге, Серафима обратила, наконец, внимание на раскаленный уголек амулета на груди.

Она светилась. Девочка-подросток в короткой джинсовой юбкой поверх модных сиреневых лосин. Из рукавов белой, на пару размеров больше нужного, футболки торчали худенькие руки с потрескавшимся ярко-розовым лаком на коротких ногтях.

Серафима облизала вмиг пересохшие губы.

Дрожащими пальцами нащупала язычок выключателя.

Голая, припорошенная пылью лампочка осветила бетонную коробку комнаты с ошметками обоев в цветочек. Старый диван под покрывалом тигровой масти. Рассохшиеся доски пола. И грудой тряпья на нем – тело женщины.

Серафима подняла взгляд на зависшую сантиметрах в двадцати над полом девочку и медленно, словно перед ней оказалась готовящаяся к броску кобра, потянулась за телефоном. Если верить методичке, призраки не поддаются фото и видеофиксации. И в принципе безвредны для тех, кто не слышит их нытье.

Девочка рыдала, утирая не видимые слезы.