Страница 13 из 15
– Кто твой учитель? – привстала Вика. – Помнишь, когда мы впервые встретились, я так спросила тебя?
Наташа обернулась. Она недоверчиво глядела то на Вику, то на Витю, который смеха ради превратил кубик в фаллоимитатор.
–…а помнишь, как мы мечтали, что я сделаю операцию и стану мужчиной? Закрой глаза, Наташ…
Девушка закрыла… Она чувствовала, что Витя встал и они с Викой подошли. Вика коснулась губами губ и… вдруг произошло нечто необъяснимое, замечательное, волшебное. Она не открывала глаза, но знала, что Виктория сейчас перед ней, что они только вдвоем и что она целует её.
Виктория взяла любимую за руку и повела к кровати… (Вика целовала Наташе лицо и шею, расстегивала пуговички блузки; Витя возбужденно пыхтя снимал с себя футболку). Наташа видела, как прекрасна сейчас Виктория, её прозрачная кожа словно светилась, лучи от окна проходили сквозь её тело. (Вика сняла блузку, лифчик; Витя увидев острые груди, бессознательно стал поддрачивать сквозь шорты; Вика шепотом попросила снять его и шорты и трусы). Наташа опустилась на кровать, отдаваясь вся рукам любимой, который так нежно, и так деликатно ласкали и снимали юбку… (Вика не раздевалась, она прилегла рядом и целовала в губы; Витя трогал колени девушки, ждал, когда Вика снимем с нее трусики). Девушки играли языками; Виктория бродила по телу возлюбленной, по груди, по плечам… Словно создавая реальность девичьих форм, ладошками подтверждая, что она есть. И опускалась ниже, туда где вагина уже источала сок. (И вот, трусики упали на пол. Вика помогла развести колени; Витя лег животом на живот Наташи, и его член коснулся половых губ).
…боль от порванной плевы заставила закричать Наташу и открыть глаза. В комнате напротив кровати было трюмо, и она в зеркалах видела голую себя и… голого худенького мальчика, остренькая попка которого качается вверх-и-вниз над её пахом, а рядом сидит девочка и целует её. Да, первый миг – испуг, протест, желание остановить это. Она взрослая девушка только что потеряла девственность с мальчиком… Но… но ей было так хорошо, и ей хотелось еще и еще, чтобы он продолжал и продолжал…. И Витя кончил. Кончил прямо в Наташу, как каждый день кончал в свою сестру…
…потом Витя просто сидел голый на подоконники, грыз яблоко и смотрел, как Наташа раздевает Вику, как потом ласкает, как проникает языком в вагину…
– Мне так хорошо с вами, ребята, – выдохнула Наташа, когда они уставшие лежали на кровати. Вика положила голову ей на живот. А Витя на бедра сестре, Наташа играла же с вялым писуном мальчика, смотря в потолок. – Кажется… кажется, я только что узнала, что такое счастье…
– Ты веришь, что Виктория это мы? – спросила Вика.
– Да, – выдохом отправила во вселенную слово Наташа…
16.
Аксёнов проснулся… еще во сне он почувствовал жуткую тревогу. Он приподнялся. Было темно. Потрогал постель, где должен был находиться Григорий. Ладонь наткнулась на пустоту… Вскочил и зажёг свет. В доме он был один, Григория не было… Ощущая приближения паники, сдёрнул с постели простынь и обернул талию…
…во дворе, где Аксёнов оставлял машину, её тоже не было. Григорий уехал на его машине? Как такое может быть? Ведь Аксёнов знал всё на сто лет вперед… Подождите-ка, такое бывало… раза три всего, но бывало. Он забежал в дом и кинулся к сумке. Писатель возился с собой один том своего сочинения… Все возить с собой было немыслимо, сто томов… Вот он, толщиной с два кирпича. На обложке надпись «Калки. История одного воплощения. 2011 год». Все тома имели вместо нумерации разбивку по годам, начиная с 2003-го.
…он лихорадочно листал страницы… А, вот… Вот этот абзац:
«..Аксёнов закинул ноги того себе на плечи. Поудобнее уселся у зада. И приставил член к анусу…
– Что ж ты кричишь как баба? – через несколько минут пыхтя и сильно ударяясь о задницу пахом, прокряхтел писатель. Григорий вздрагивал всем телом и говорил «ой», когда входил фаллос в его задний проход.
Аксёнов кончил и повалился на спину. Григорий отвернулся и поджал ноги как ребенок. Кажется, он плакал… а может быть, и нет. Писатель закурил, разглядывая потолок. Потом встал, вытряхнул пепел прямо в окно. У него опять стоял. Теперь он лег сбоку, и не меняя позу зародыша Григория, начал опять трахать. Теперь он дольше не кончал…
– Я помогу тебе с Ингой, – сказал Аксёнов после пятого раза. Он курил. Григорий лежал головой на груди писателя и поглаживал живот того. – Я вижу, как ты её любишь, и какой ты терпеливый человек. Мне только одно не нравиться в тебе, что ты не сопротивляешься… Вот со мной, почему?
– Я не знаю, – прошептал Григорий. – Я люблю Ингу, и ради неё готов на всё…
– Ну, на это можно было и не соглашаться, – засмеялся Аксёнов.
– Вы меня не спрашивали, вы изнасиловали…
– Да, и мне понравилось…
– Я завтра уеду, – сказал Григорий. – Я не хочу оставаться здесь, с вами…
– Нет… – вдруг сорвался негромкий восклик у Аксёнова, он моментально представил, что он один в пустой комнате, и его охватил ужас. – Прошу тебя, не уезжай… Хочешь, у нас не будет секса? Только не уезжай. Хочешь?
– Да, хочу… Я не хочу, чтобы был секс…
Опустилась тишина. Писатель уснул. Григорий уткнулся в подушку и зарыдал. Ему было противно на душе и горько. Он больше ни во что и никому не верил… Инга? Как этот насильник мог помочь, чтобы та стала его? Только силой.. Это всё сводило его с ума. Раньше у него не было внутреннего диалога, теперь же он постоянно говорил и говорил сам с собой, не получая никакого ответа на свой вопрос, будет ли он когда-нибудь счастлив. Григорий встал и оделся в полумраке, стараясь не шуметь. Не долго думая, он взял ключи от машины Аксёнова. Кража авто на фоне изнасилования пустячок… Григорий завёл двигатель, ожидая, что вспыхнет в доме свет и писатель с криками выбежит. Этого не случилось, и через полчаса он уже был за пределами посёлка, двигаясь по трассе к Геленджику…»
…книга изменилась! Это случалось с книгой крайне редко, на памяти Аксёнова это был только третий случай. Никто, ни один человек на земле не был способен изменить личный сюжет. Ни он сам, автор книги и её же персонаж, ни Додик, самый великий маг, никто. В книги судьба человека на 100 лет вперед, и она почти дописана, почти окончен сотый том. В эту ночь, когда Аксёнов надругался над Григорием, изменился тринадцатый том. Каким-то образом Григорий исказил дальнейший сюжет. Но как? Ведь для этого нужна была колоссальная энергия желания, такая какая могла быть только у изначального существа, когда рождалась вселенная!
Аксёнов не понимал… Он не всё мог понять даже в том, чем занимался тридцать лет, просто делал и всё. У него не было ни специального образования… да и вообще никакого… У него не было и выбора, когда в возрасте шестнадцати лет он встретил учителя. Всё началось до встречи за четыре года. Мише тогда было всего лишь двенадцать. Он любил оставаться дома один, начинался переходный возраст, и как только уходили родители, Миша брал школьные фотографии, рассматривал одноклассников и онанировал. Так поступают все мальчики его возраста. Но однажды…
…отец с матерью собирались в гости. Было восемь вечера. Миша с нетерпением ждал. Он представлял, дверь закроется, он разденется, снимет даже трусики. Будет ходит по квартире как нудист, а возможно, кто-то увидит его из окна соседнего дома. Хорошо бы, что девочка… и если даже мальчишка… От всех этих фантазий писун торчал колом, оттягивая спортивные брючки. Мама даже два раза сделала замечание, чтобы не терпел и не мял, а сходил помочился. Она была врачом-педиатром, а папа инженером на заводе. Папа еще пошутил, думая, что сын маленький и не поймёт, что он весь в отца, такой же гигант. Миша-то понял шутку. Собственно и заниматься онанизмом он начал, когда увидел, как это делает отец. Как-то заглянув в комнату родителей он увидел картину: мама сидела в кресле с книгой, видимо, готовилась к экзаменам, а папа лежал на диване со спущенными штанами и…