Страница 12 из 15
…Додик сидел на выступе скалы, метрах в тридцати над землей. Аксёнов еле отыскал его. На поиски ушло часа два, но он сумел включить внутренний компас, как когда-то тот учил его.
– Здравствуй, учитель, – сказал Аксёнов, опускаясь рядом, он еле сдерживал слёзы. Додик просто кивнул, не поворачивая лица, он смотрел куда-то вдаль. – Я скоро допишу книгу…
– Да, я знаю, – отрешенно сказал Додик.
– Я… я устал от неё, учитель… Устал от того, что мне не изменить ничего, я описываю лишь, что ко мне приходит…
– Тридцать лет назад ты мне сказал, – медленно произносил Додик, – что не станешь писать её, не напишешь не строчки. Я тогда ответил, это твой долг…
– Да, я понимаю… Это моя миссия… Но я и тогда говорил, и сейчас скажу, я не гожусь в крестители Его. Какой из меня Иоанн-креститель? Это слишком для меня тяжкий крест! Слишком, учитель! – Аксёнов печально выдохнул. – Ты не представляешь, как это ужасно писать и знать, что героев этой книги ждет дальше. Я привыкаю к ним, мне они симпатичны, я влюбляюсь в них… Но поделать ничего не могу. К примеру, этот Саша. Мне по-человечески нравиться он. И я знаю, что будет через пять лет. Мне его жалко, до боли жалко. Я… я пробовал переписать, переделать те страницы, но не смог… Ты говорил, что мне уготована роль автора? Но я не автор, я жалкий летописец этого мира. Я знаю, что ждет мир все эти сто оставшиеся лет, но… но мне ничего не изменить…
– Я рад тебя видеть, – улыбнулся Додик. – Мы не виделись тридцать лет. Ты очень повзрослел…
– Я уже старый, – невесело засмеялся Аксёнов. – И веду жизнь пожилого извращенца… Мне и это не переписать, блин! Скажи, почему всё именно так? Кто может менять-то эту реальность, если ни ты, ни я, никто из людей не влияют на ход событий?
– Только тот, кто придет в мир скоро. А почему? Потому что он так решил. Нельзя природе давать свободу выбора, иначе её не станет…
– Кстати, хотел тебя предупредить, учитель…
– Я знаю о чем… Она будет пытаться овладеть мной, чтобы подобраться к Нему. И не только мной, а всеми, кто близок к Нему… Эта баба сейчас владеет тобой.
– Мной? – испуганно посмотрел на учителя Аксёнов.
– Да. Тогда, она влезла меня и заставила, чтобы Александр надругался над Ним… Я еле выгнал её из души. Сейчас она владеет тобой, решила издалека взять. За пять лет до Его появления к Нему подбираться. Сначала ты, потом Инга, затем Саша… Сразу ей Вику и Витю не взять…
– Выходит, я одержим этой демоницей?
– Так и должно было быть…
– Мне тяжело, учитель. Я устал…
Додик обнял Аксёнова, тот уткнулся в плечо и заплакал.
– Терпи, – по-отечески нежно сказал Додик. – Мы здесь не по своей воли. Мы вершим всё во имя добра, даже свершая зло…
– Да уж… – успокоился немного Аксёнов. – Парадокс… Сегодня ночью я буду трахать Григория, который любит Ингу… Большое добро совершу… да уж…
– Он безвольный человек. Такова его карма, ты совершаешь лишь то, что велит карма других. Твоя совесть чиста.
– Ты это мне говорил тогда… Я не мог этого понять. Да и сейчас не понимаю… Скажу одно, хоть она и чиста, но когда я наедине с собой, мне она делает больно.
– Не будь один…
– А я что делаю? Живу как полип, то к одному, то к другому прилип…
…Григорий уже спал. В комнате было темно. Аксёнов зажег свет. Поглядел на окно, подумал, задернуть ли занавеску? Нет, так больше возбуждает. Мысль о том, что кто-то станет подглядывать в окно, просто сводило страстью с ума. Григорий не просыпался, он просто укрыл голову покрывалом. Аксёнов разделся до гола, подошел к окну, вдохнул полной грудью и улыбнулся. Член его стоял как пизанская башня. Зайдя со стороны ног спящего, рывком сорвал покрывало, тот лежал в трусах…
– Что случилось? – спросони щурился издатель.
Аксёнов встал на тахту на коленях, ловко стащил трусы с Григория и повернул его на спину. Было удивительно, почему он не сопротивляется.
– Не надо, прошу вас, – только и сказал.
Аксёнов закинул ноги того себе на плечи. Поудобнее уселся у зада. И приставил член к анусу…
– Что ж ты кричишь как баба? – через несколько минут пыхтя и сильно ударяясь о задницу пахом, прокряхтел писатель. Григорий вздрагивал всем телом и говорил «ой», когда входил фаллос в его задний проход.
Аксёнов кончил и повалился на спину. Григорий отвернулся и поджал ноги как ребенок. Кажется, он плакал… а может быть, и нет. Писатель закурил, разглядывая потолок. Потом встал, вытряхнул пепел прямо в окно. У него опять стоял. Теперь он лег сбоку, и не меняя позу зародыша Григория, начал опять трахать. Теперь он дольше не кончал…
– Я помогу тебе с Ингой, – сказал Аксёнов после пятого раза. Он курил. Григорий лежал головой на груди писателя и поглаживал живот того. – Я вижу, как ты её любишь, и какой ты терпеливый человек. Мне только одно не нравиться в тебе, что ты не сопротивляешься… Вот со мной, почему?
– Я не знаю, – прошептал Григорий. – Я люблю Ингу, и ради неё готов на всё…
– Ну, на это можно было и не соглашаться, – засмеялся Аксёнов.
– Вы меня не спрашивали, вы изнасиловали…
– Да, и мне понравилось…
– Я завтра уеду, – сказал Григорий. – Я не хочу оставаться здесь, с вами…
– Нет… – вдруг сорвался негромкий восклик у Аксёнова, он моментально представил, что он один в пустой комнате, и его охватил ужас. – Прошу тебя, не уезжай… Хочешь, у нас не будет секса? Только не уезжай. Хочешь?
– Да, хочу… Я не хочу, чтобы был секс…
15.
– Знаешь, что такое сексуальное расстройство? – спросил Витя, лукаво ухмыляясь. Они с Витей и Наташей были в доме Грибова. Здесь был интернет, и Наташе надо было кое-что выяснить. Последние три дня она мучилась сильной тревогой; набирала номер Виктории в Твери, то отвечал робот «неправильно набран номер» или «такого номера не существует», то отвечала Вика, которая была неподалеку, порой сидела рядом…
– А? Что? – не понимающем взглядом уставилась она в лицо мальчика.
– Сексуальное расстройство, это когда трахнул и расплакался, – по-детски захихикал Витя.
– Отвали от Наташки, филон, – толкнула Вика брата.
– Почему это филон? – фыркнул носом мальчуган.
– А потому, ваше высочество, мало того, что вы, святейший сударь, все знании, которые я с таким трудом получаю от Додика, во сне себе перекачиваете в вашу головушку, так еще не упражняетесь с кубиком…
– Я сегодня упражнялся, – скорчил рожицу Витя.
– Не шизди, я не видела!
– Ну… ладно, – протянул мальчик и достал из кармана шортиков желтый пластмассовый кубик. Наташа уже видела эти упражнения: Витя садился с позу лотоса, клал кубик перед собой и глядел на него. Потом желал, чтобы тот превратился во что-нибудь. Обычно кубик сразу превращался. Но смысл в этой медитации был как раз научится Вити не превращать, не влиять на реальность, тем самым научиться управлять своими желаниями. Они с Викой договорились, после первого раза, где он кубик превратил в боевую гранату, которая взорвалась (благо Вика успела пнуть её подальше), что он будет превращать кубик во что-то безопасное и маленькое. Например, резиновый мячик.
– Да уж, сделал одолжение, – ворчала Вика, присев рядом с Наташей. – У тебя, что-то случилось? – спросила девочка, поцеловав плечо девушки. Наташа напряглась, её смущало, что дети её целуют.
– Я ничего не понимаю, – растерянно сказала Наташа. – Я звоню Виктории в Тверь, а такого номера телефона не существует. Я хочу посмотреть, были ли на почту от нее письма, вся переписка исчезла. Исчезли дневники ее тоже. И ни в одной социальной сети ее нет. Поисковики не находят… Я даже заходила на сайт универа, с таким именем никогда не было студента… Она… она просто как будто растворилась…
– Наташ, успокойся… Я здесь. Я Виктория – это мы с Витей твоя Виктория…
– Это… это чушь… – девушка встала и подошла к окну. – Мне просто нужно ехать в Тверь, она там. У нее что-то случилось. Что-то нехорошее, поэтому она всюду удалилась….