Страница 15 из 18
Рискну высказать свое мнение по этому вопросу. Гагарина от прочих отличали большая, если можно так выразиться, социальная, зрелость, кроме этого наблюдательность и большая точность в передаче своих ощущений при выполнении заданий во время подготовки. А для первого полета это было наиболее важным.
Если присмотреться к изображениям Ю. Гагарина, Джона Гленна (напомню, что это первый американец, совершивший орбитальный полет вокруг Земли), Нейла (Нила) Армстронга (первого землянина, ступившего на поверхность Луны), можно заметить, что все они принадлежат к одному психофизическому типу личности. И это не случайно. По-видимому, в их облике, манере поведения, стиле общения есть что-то, вызывающее симпатию и соответствующее носителю лучших человеческих черт в представлении современников.
Интересно сравнить разные мнения по этому поводу. Одно из них принадлежит К. П. Феоктистову, который, как известно, ревниво относился к Ю. Гагарину. Его высказывания и суждения были разноречивы. Но мы ограничимся одним – он его сделал в 1986 году. При этом К. П. Феоктистов, с одной стороны, полемизирует с аргументацией Е. А. Карпова, первого начальника отряда космонавтов, а с другой – как бы подтверждает его оценки. Например, он описывает первое посещение космонавтами предприятия С. П. Королева, когда им впервые показали космический корабль. «На вопрос С. П. Королева: «Думаю, желающие посидеть найдутся?» – ответа не последовало. Случилась заминка. Никто не решался первым подняться в кабину и занять кресло космонавта не в макете, а в настоящем корабле… Гагарину свойственны были быстрота реакции и решительность, что и сказалось в эту минуту.
– Разрешите мне? – обратился он к Королеву. И, сняв ботинки, легко подтянулся на руках за кромку люка и опустился в кресло. Молча. Сосредоточенно. Серьезно.
Королев подтолкнул локтем соседа и чуть слышно шепнул: «Вот этот, пожалуй, пойдет первым в полет…»
…И хотя, конечно, окончательный выбор был сделан Государственной комиссией на космодроме, всем давно было ясно, что первым должен лететь Юрий Гагарин. В последующем подтвердилось, что выбор был правильным. Гагарин выдержал испытание славой, достойно представлял нашу Родину на всех континентах планеты» [45].
Справедливости ради надо признать, что об этом эпизоде Феоктистов рассказывает с чужих слов. Его в то время не было в цехе. Очевидцем был Олег Генрихович Ивановский, который приводит этот эпизод в своей книге, выпущенной в 1970 г., еще под псевдонимом Алексей Иванов.
Интересными представляются высказывания Евгения Анатольевича Карпова, сделанные им в разные годы. На вопрос: «Почему первым полетел Ю. А. Гагарин?» – он дал такой ответ:
«…Попробуем разобраться в этом вопросе и приблизиться к истине. Начнем с того, что на него очень хорошо ответил Н. П. Каманин, сказав однажды, что Гагарин выдвинул себя сам. И это действительно так… Еще в детстве Юра стремился быть первым и, как правило, добивался этого. Причем это стремление всегда было осознанным. Перед окончанием Оренбургского летного училища в письме домой он писал: «Всегда быть впереди, теперь, когда осталось учиться всего два дня, уж как-нибудь… не сдамся, не сломаюсь… Ведь я у цели». Все учебные заведения Гагарин оканчивал по первому разряду, с отличием. И надо подчеркнуть, что добивался он этого прямым, честным и достойным путем. Такие результаты человеку не даются «с легкостью необыкновенной». В основе у Юрия – природный ум и огромное трудолюбие. Сохранилась запись в его дневнике, относящаяся к 1957 г.: «Раньше офицерская жизнь казалась мне верхом благополучия, раем, площадкой для отдыха после трудов праведных, но я глубоко заблуждался. Трудовая жизнь только началась. И оказывается, у меня столько обязанностей, что в предстоящие двести лет умирать нельзя. Труд, труд, труд». И он трудился – трудился честно и старательно. Не всегда все получалось сразу, бывали срывы и неудачи. Но, в конце концов, Гагарин добивался отличного результата. Так было и в ЦПК (Центре подготовки космонавтов). Через несколько месяцев после начала занятий мы обратили внимание, что, не обладая никакой формальной властью, Юрий стал авторитетом для своих товарищей, стал, если угодно, центром коллектива, его фактическим лидером. Юру никогда не носило из стороны в сторону по волнам жизни, он шел по ней целеустремленно. И хотя цели его менялись, целеустремленность как черта характера всегда сохранялась. Учась в саратовском техникуме, он, по его же словам, заболел болезнью, «которой нет названия в медицине, – неудержимой тягой в небо, тягой к полетам». Хотелось бы от себя добавить, что тяга эта сразу же приобрела редкую особенность – полет с космическим уклоном. Сохранившиеся документы свидетельствуют, что интерес к космосу появился у Юрия, еще когда он был подростком. А в период учебы в Саратове этот интерес окреп. «Циолковский перевернул всю мою душу», – напишет он позднее. С годами этот интерес к космосу растет. В 1958 году, уже летая в Заполярье, он пишет старшему брату: «Я настолько болен, что в одном письме передать свои страдания не могу. О своих переживаниях не могу никому рассказать. Мне даже снятся корабли, ракеты, такое безмерное пространство космоса, астероиды и Маленький Принц». А в следующем году лейтенант Гагарин подает рапорт с просьбой учесть его горячее желание и по возможности направить для подготовки к космическим полетам. Вот то главное, по моему мнению, что выделяло Юрия Гагарина из числа сверстников на всех этапах жизни, в том числе и в ЦПК. К этому следует добавить такие неоспоримые гагаринские достоинства, как беззаветный патриотизм, непреклонная вера в успех полета, отличное здоровье, неистощимый оптимизм, быстрота ума и любознательность. И еще смелость и решительность, аккуратность, выдержка, простота, скромность, большая человеческая теплота и внимание к окружающим людям. Когда к осени 1960 года в шестерке космонавтов определился лидер – Гагарин – и ему стало об этом известно, такие его качества, как доброта и отзывчивость, проявились наиболее ярко.
Что касается выбора первого космонавта, то распространенные мнения по этому вопросу верны и неверны. Симпатизировал ли Сергей Павлович Юре? Да, безусловно. Более того, он, можно сказать, его любил. Замечу, что у Сергея Павловича было какое-то особенное чутье на людей, с которыми ему приходилось работать. Он внимательно присматривался ко всем космонавтам, и его мнение совпало с мнением тех специалистов, которые отдавали предпочтение Гагарину. Но было ли это определяющим? Нет. Вспоминаю случай на последнем этапе подготовки, когда стало ясно, что, скорее всего, первым полетит Юрий Гагарин, а дублером будет Герман Титов. Выяснилось – корабль перетяжелен. Сергей Павлович поставил задачу перед всеми главными конструкторами, техническими руководителями подготовки к полету изыскать возможность снижения массы корабля до требуемого предела. Меня предупредил, чтобы к полету был готов и Титов, поскольку вес его тогда был на 4 килограмма меньше, чем у Гагарина. Так что – любовь любовью, а дело делом.
Теперь в отношении экспертного опроса. Мы действительно предложили первой шестерке высказать свое мнение, кому лететь первому. Пятеро из них назвали Гагарина, лишь сам Юрий поскромничал. Результаты опроса также учитывались при выработке решения о первом космонавте, но само решение определялось большим количеством объективных показателей и основывалось на собранных во время предполетной подготовки данных по каждому космонавту, которые были представлены в двух объемистых томах. В августе 1960 г., по завершении первоначального этапа обучения, проходила первая аттестация кандидатов в космонавты. В аттестации старшего лейтенанта Ю. А. Гагарина, в частности, было написано: «Выделяется среди товарищей широким объемом активного внимания, сообразительностью, быстрой реакцией». Врач Н. Н. Туровский, проработавший с космонавтами более 20 лет, аргументируя правильность назначения Гагарина первым космонавтом, приводит такие качества Юрия Алексеевича, как его наблюдательность и способность очень точно и образно передать увиденное. А это, при прочих равных условиях, становилось неоценимым. Врач А. Р. Котовская, занимавшаяся испытанием устойчивости организма кандидатов на центрифуге, отмечала редкую гармонию физического развития Гагарина. Она решилась на испытание с тринадцатикратной перегрузкой потому, что верила в высокие резервные возможности Гагарина.