Сувенир с Мирассы

Как бы то ни было, но очередные выверты моей фантазии привели в восторг Маугли: преодолев ступор, он дёрнул меня ближе к себе и, всматриваясь в моё лицо изумлёнными глазищами, заявил:

- Сагите… вы – мой невозможный, волшебный сон… Я даже подумать не мог, что вам хочется стать такой, как я, и тоже уметь показывать чувства через цвет!

- А ты думаешь, я теперь стала, как ты? Навсегда?

- Нет, конечно… Только пока я связываю наши сознания и подсознания в единое целое… Потом всё будет, как раньше.

Что ж, как раньше – тоже было неплохо, поэтому я не стала расстраиваться. Но если сейчас я могла выражать свои чувства через изменение цветов, этим тоже надо было пользоваться!

Зажмурившись, сосредоточилась на желании сообщить ему, как сильно соскучилась и хочу его, и почувствовала, что кожа отозвалась на мои эмоции: по поверхности тела словно забегали тысячи муравьёв, вызывая какие-то совершенно неописуемые ощущения одновременного напряжения и расслабления. Открыв глаза, я убедилась, что цвета действительно изменились. Неизвестно, что именно углядел Маугли в сплетении разноцветных линий и мазков, окрасивших моё тело во все возможные оттенки перламутра, но это его очень впечатлило: он вдруг стиснул меня в таких крепких объятиях, что я придушённо пискнула, и прошептал:

- Благодарю вас, сагите… Не знаю, чем я заслужил такое, но спасибо…

Я ничего не поняла, кроме того, что чем-то порадовала его, и этого оказалось достаточно, чтобы меня накрыла нестерпимая жажда соединиться с ним, стать одним целым, как это бывало раньше.

Внезапно стало очень жарко, как будто камень под нами раскалился, и лицо у лягушонка изменилось: он перестал улыбаться, губы полураскрылись, глаза снова начали наполняться фиолетовыми отблесками, и во взгляде появилось что-то голодное и хищное одновременно. Я ещё успела подумать, что вижу, наверное, собственное отражение – настолько лицо Вайятху отражало мои собственные чувства – а потом он рывком сел и впился в мой рот сухими губами, напрочь выбивая у меня даже иллюзорную почву из-под ног.

С первым болезненно-страстным поцелуем я почти инстинктивно закрыла глаза, поэтому дальше только ощущала, как он выскользнул из-под меня, перевернул на спину, прижался бёдрами, будя во всём теле нервную исступлённую дрожь и, наконец-то, вошёл в меня, вырвав первый хриплый вскрик невозможного, невыносимого удовольствия.

Внезапно в спину ударил тугой ветер. Я раскрыла глаза и даже не удивилась, увидев вокруг бескрайнее синее небо, залитое солнечными лучами. В конце концов, чем четырнадцатые небеса должны были отличаться от всех других?

Ничем.

Кроме того, что летать в них можно было только на пару с самым необычным проводником, который и держал меня сейчас в своих объятиях, не давая ни упасть, ни остановиться. Только лететь, – всё вперёд и вперёд, выгибаясь от нестерпимого наслаждения, растущего внутри меня с каждым движением его крыльев, возносящих нас обоих выше и выше, в сверкающие небеса Вайядхау…

Сувенир 76

Когда я очнулась после самого потрясающего занятия любовью и, почти в буквальном смысле слова, спустилась с небес на землю, стоять на этой самой земле сил уже не осталось.

- Извини, – прошептал лучший любовник во Вселенной, поднимая меня снова на руки. – На этот раз не получилось влить в тебя энергию. Слишком много сил забрало соединение сознаний.

- Ничего. – Я обвила покрепче его шею руками. – Мне и так очень хорошо… Не верю, что вообще может быть лучше!

- Ну, всегда можно что-нибудь усовершенствовать... – В голосе Маугли явно слышался сдерживаемый смех.

- Обязательно попробуем, только чуть позже… А сейчас я хочу насмотреться на тебя. И наслушаться.

- Наслушаться?.. – Брови лягушонка поползли вверх.

- Да. Ты ещё ничего не рассказал мне о том, что случилось за эти две недели. Почему ты всё-таки улетел, и как придумал вырастить цветок, и вообще, я хочу знать всё-всё-всё…

Вайятху вздохнул. Видимо, прошедшие дни дались ему тоже не слишком легко, и воспоминания о них радости не доставляли. Впрочем, отнекиваться не стал и, когда мы устроились на кровати лицом друг к другу, он, подгоняемый моими нетерпеливыми гримасами, начал свой рассказ:

- Когда я проснулся там, в капсуле, мне сначала показалось, что всё вернулось на год назад, – совершенно те же ощущения, которые бывают при смене владельца. Боль от ожога, в голове туман и какая-то пустота, из которой потом возникают новые понятия, ощущения… Я лежал, ждал, пока всё более-менее прояснится, но чем дальше, тем больше понимал, что что-то не так. Первым делом должен был появиться образ нового хозяина, но его всё не было и не было. Потом заработала память, я начал вспоминать, что предшествовало медкапсуле. Вспомнил тебя и то, что мы давно уже живём вместе; дом в лесу, обучение, прилёт сюда, на Мирассу, потом – бал. Вспомнил, как искал тебя глазами в толпе, стоя с лимонадом в руках, и гвардейца, который сказал, что ты ждёшь меня где-то в другом месте. И то, что я вышел с ним из зала, а потом – провал. Больше ничего не мог вспомнить, как ни старался. В памяти образовалась огромная такая чёрная дыра, а после неё сразу же была капсула.

Знаешь, тогда я перепугался – решил, что меня опять перенастроили, как ты и говорила. Узнали, кто я, поймали и перенастроили… Но, сколько ни прислушивался к себе, никакого нового образа другого хозяина не появлялось. Однако всё равно что-то со мной было не так, потому что мои чувства… побледнели, что ли? Я даже тебя воспринимал сквозь какую-то дымку или расстояние, не знаю, как точнее объяснить. В-общем, скорее помнил о том, как относился к тебе, чем на самом деле это ощущал. Вот тут я перепугался уже по-настоящему! Подумал, что меня могли перенастроить, чтобы я плохо стал относиться к тебе, или, не дай Всевидящий, вообще навредил кому-нибудь…

А тут ещё активизировалась память Проводника, и я чуть с ума не сошёл! Оказывается, он столько всего знал, умел и чувствовал! И всё это теперь всплывало, как подводная мина.

- Почему мина? – удивилась я. – Разве ты не знал большую часть того, чем занимался Проводник? Ведь он стал отгораживаться от тебя только в последнее время?

Маугли тряхнул головой в замешательстве.

- Это очень сложно объяснить… Как будто ты постоянно жил с соседом, который находился за закрытой дверью в комнате рядом. Иногда дверь открывалась, и тебя пускали в гости, иногда ты звал соседа, и вы что-то делали вместе. А после объединения вдруг оказалось, что это ты сам жил в обеих комнатах одновременно, и теперь помнишь всё, что ты делал и в одной комнате, и во второй тоже. Ну, если вспомнить про общение с Мирассой – мне реально страшно стало, когда я понял, что говорил с целой планетой. Вернее, не с целой, конечно, с частью, но мне и этого хватило. И этот камень в лесу! Вдруг выяснилось, что я помню, как ловить и связывать струны живых и неживых существ, менять потоки энергии, чувствую, чего Мирасса хочет, слышу её зов… И этого-то было уже чересчур много, чтобы сразу осознать и понять, а тут ещё нахлынули чувства Проводника. Они, в отличие от моих, не были замороженными, но какими-то… чужими, что ли. Слишком яркими, слишком сильными, слишком неуправляемыми… Я не помнил, чтобы когда-нибудь так яростно хотел тебя или готов был убить каждого, кто тебе понравится. Это тоже пугало, как ощущение собственного лёгкого помешательства. В-общем, пришлось временно закрыться от всех этих эмоций, чтобы они не мешали соображать.

Когда капсула открылась, я вылез и стал ждать, что кто-то придёт. Ведь если меня решили перепрограммировать, должны же они хотя бы посмотреть, что получилось? Ну вот, я сидел-сидел, но никто не приходил, и, в конце концов, до меня дошло, что можно не тратить зря время, а узнать у местной аппаратуры, что тут произошло. Я боялся, что после перенастройки, может быть, разучился разговаривать с электроникой – но нет, способности сохранились. Подумал, что проще всего будет расспросить систему охраны, поэтому нашёл модуль, встроенный в стену, и поговорил с ним. Он мне даже показал всё, что снимали камеры: как меня притащил тот самый гвардеец, положил в капсулу, набрал команды и ушёл. Как потом долго-долго ничего не было, а потом… Потом пришла ты. И тоже с гвардейцем.