Страница 13 из 15
Раздумья заслуживает и оценка ситуаций, рассматриваемых Ю. Е. Пудовочкиным в качестве «пробела» (всего им обозначены четыре возможных ситуации-пробела). В частности, он усматривает «пробел», если «в тексте закона содержатся те или иные предписания, но по своему содержанию они противоречат «принципам уголовного права», а через них, следственно, и «общим принципам права», что может повлечь признание этих предписаний неконституционными или противоречащими международным нормам с неизбежной в данном случае их отменой и появлением пробела»[103].
Здесь следует принять во внимание два обстоятельства. Во-первых, прав, по-видимому, А. Э. Жалинский, когда пишет, что «не сложилось господствующего и притом регулятивного мнения о понятии «принцип права»[104]. Действительно, и понятие «принцип уголовного права», и, тем более понятие «общие принципы» права остаются расплывчатыми. «Принципы права, – не без оснований пишет И. Л. Честнов, – исходные базисные конструкты, морально окрашенные, выражающие господствующее в данной культуре мировоззрение, несущее (по крайней мере, отчасти) мифорелигиозную и идеологическую окраску, во многом определяющие их содержание, не имеют алгоритма редукции к миру повседневности, к правопорядку» и продолжает: «Принципы права», чтобы претвориться в правопорядок, должны трансформироваться в более конкретную форму «права» (законодательства, подзаконные нормативно-правовые акты, судебные прецеденты и др.)»[105]. В. М. Баранов и В. В. Лазарев также полагают, что сами по себе «принципы права» «приобретают регулятивное значение только вместе с конкретизирующими их нормами»[106]. Поэтому делать вывод о наличии «пробела в законе» на том основании, что его текст противоречит тому или иному «принципу уголовного права» («общему принципу права») – занятие далеко не всегда продуктивное, т. к. сами принципы нуждаются в конкретизации[107].
Во-вторых, признание предписаний неконституционными с последующей их отменой не обязательно ведет к образованию «пробела». Проиллюстрируем это на следующем примере. В соответствии с Постановлением КС РФ от 11 декабря 2014 г. № 32-П[108] ст. 159.4 УК РФ была признана «неконституционной» и с 12 июня 2015 г. утратила силу. Соответствующие нормы были включены в ст. 159 УК РФ (ч. 5–7) лишь в июле 2016 г. Таким образом, более года «мошенничество в сфере предпринимательской деятельности» оставалось как бы «вне поля зрения» уголовного закона. Однако это не поставило в тупик отечественное правосудие. Вот как это событие (признание «неконституционной» ст. 159.4 УК РФ) сказалось на практике применения уголовного закона: «В связи с этим уголовная ответственность за «мошенничество в сфере предпринимательской деятельности» с указанной даты предусматривается ст. 159 УК РФ»[109]. Вообще следует отметить, что предназначение специальных норм – отнюдь не ликвидация «пробелов». Специальные нормы выполняют функцию «конкретизирующих» общий запрет посредством изменения объема и содержания любого из элементов состава. При этом из сферы действия общей нормы выводятся отдельные преступные деяния, которые закрепляются в самостоятельных специальных нормах[110]. Поэтому и обратный процесс, а именно «декриминализация деяния», предусмотренного специальной нормой, при наличии общей «пробела» не образует.
Другой вопрос, также решаемый в доктрине неоднозначно, это вопрос о юридической природе «пробела». Одни авторы понимают под «пробелом» как полное («полный пробел»), так и частичное («частичный пробел») отсутствие нормативных установлений, необходимость которых объективно обусловлена, в том числе потребностями практического решения дел[111]. Иные не относят к «пробелам» те случаи неполноты правового регулирования, которые требуют более четкого определения содержания, конкретизации существующих норм закона[112]. Если в первом, широком понимании «пробельность» совпадает с «регулятивной недостаточностью», то во втором – значительно yже таковой. Анализ различных мнений, высказанных по данному вопросу в правовой литературе, позволяет предположить, что различие между «пробелами» и «случаями неконкретизированности», неясности нормы проводится в зависимости от того, входит ли то или иное общественное отношение (обстоятельство) в предмет регулирования одной или нескольких действующих «правовых норм». Однако, т. к. «конкретизация» понимается неоднозначно и указанная грань достаточно условна, то отличить эти случаи, как правило, непросто.
Кроме того, при рассмотрении вопроса о «пробелах» нередко происходила подмена понятий: в качестве «пробелов» рассматривали и такие недостатки технико-юридического характера, допущенные при изложении нормативного материала, которые могли быть устранены в ходе толкования. Таким образом, «юридическая природа пробелов» в общей «теории права» оставалась не до конца проясненной.
П. Е. Недбайло в свое время высказал мнение, которое впоследствии приобрело роль постулата в советской юридической науке: «пробел» возможен лишь в отношении таких фактов, которые находятся в сфере правового воздействия» и «пробел в праве» – это фактически пробел в законодательстве в смысле отсутствия конкретной нормы для решения определенных случаев, находящихся в сфере воздействия права»[113].
Его точка зрения была воспринята и представителями отраслевых наук, в частности, «уголовного права». Так, А. В. Наумов полагает, что «пробел» следует отличать от «неполноты законодательства». «Если в практике правоприменительных органов, – пишет он, – встречается случай, когда социально-экономические условия развития общества ставят на очередь дня необходимость запрещения какого-либо общественно опасного деяния как преступления, «пробела в уголовном законодательстве» нет, поскольку тот же случай до принятия соответствующего закона находится вне правового воздействия. Это именно «неполнота законодательства», потому что выявленный недостаток (отсутствие законодательного запрещения общественно опасного деяния) находится за пределами действующих правовых норм»[114]. И далее он указывает, что в «уголовном праве» «пробел» в его традиционном понимании есть всегда «пробел в Общей части уголовного законодательства». «Пробел в Особенной части есть не что иное, как отсутствие запрещенности какого-либо общественно опасного деяния уголовно-правовой нормой, или, как было отмечено, не «пробел» в собственном смысле, а «неполнота законодательства»[115].
В. М. Галкин, также рассматривает в качестве «пробела» только те случаи, которые характеризуют «неполноту правового регулирования» с его внутренней стороны, несовершенство правовой регламентации, затрудняющее реализацию права, прежде всего, в форме его применения. «Неполнота Особенной части УК», по его мнению, не может рассматриваться как «пробел», это просчет в правовом решении. Поэтому «пробелы в уголовном законодательстве» свойственны преимущественно его Общей части УК, среди которых он выделяет собственно «пробелы» и «неконкретизированность»[116].
В. Ф. Щепельков, не рассматривая «неполноту Особенной части УК» как формально-логический дефект уголовного закона, использует, впрочем, для характеристики такого правового явления термин «пробел». «Законодатель, – пишет он, – не устанавливает право на преодоление пробелов, связанных с отсутствием норм, определяющих преступность и наказуемость деяний»[117]. С прерогативой законодателя на преодоление таких «пробелов» трудно не согласиться, но отсутствие в праве того, что должно быть необходимым его компонентом является, конечно, его дефектом, несовершенством. Кроме того, «пробел в Особенной части УК» может иметь и формально-логическую «окраску». Так, например, в ч. 3 ст. 331 УК предусмотрено, что за преступления против военной службы, совершенные в военное время или в боевой обстановке, ответственность определяется законодательством РФ военного времени, которого на настоящий момент в РФ нет. Боевая обстановка возникает не только в военное, но и в мирное время. И хотя на Северном Кавказе (да и в Сирии) уже длительное время идут боевые действия, называемые, правда, не «войной», а «контртеррористической операцией» (что не меняет сути дела – боевая-то обстановка налицо), никаких законодательных актов военного времени не принимается. В связи с тем, что преступления, и преступления опасные, совершаются, то применяются нормы, рассчитанные на мирное время. Во-первых, это означает применение закона «по аналогии» и, во-вторых, свидетельствует об отсутствии в уголовном законодательстве России целого пласта уголовно-правовых норм, а именно «законодательства военного времени», потребность в применении которого не вызывает никаких сомнений. Это, безусловно, «пробел», причем «пробел формально-логического характера».
103
Пудовочкин Ю. Е. Указ. соч. С. 55, 56.
104
Жалинский А. Э. Избранные труды. В 4-х тт. М., 2015. Т. 2. С. 83.
105
Честнов И. Л. Конкретизация права с позиции социальной антропологии права // Конкретизация законодательства как технико-юридический прием нормотворческой, интерпретационной, правоприменительной практики: Материалы Международного симпозиума / Под ред. В. М. Баранова. Н. Новгород, 2008. С. 223.
106
Там же. С. 17.
107
Лесовая Т. С. Конкретизация «принципов права» как средство повышения степени определенности права // Российское правосудие. 2017. № 1. С. 26–37.
108
Постановление КС РФ от 11 декабря 2014 г. № 32-П
109
Определение ВС РФ от 3 марта 2016 г. № 58-УД16-2
110
Яцеленко Б. В. Противоречия уголовно-правового регулирования. М., 1996. С. 105.
111
Лазарев В. В. Пробелы в праве и пути их устранения. М., 1974. С. 37.
112
См. подробнее: Братусь С. Н., Венгеров А. Б. Понятие, содержание и формы судебной практики // Судебная практика в советской правовой системе. М., 1975. С. 44–45; Шмелева Г. Г. Конкретизация юридических норм в правовом регулировании. Львов, 1988. С. 83.
113
Недбайло П. Е. Применение советских правовых норм. М., Госюриздат, 1960. С. 455.
114
Наумов А. В. Применение уголовно-правовых норм. Волгоград, 1973. С. 139.
115
Там же.
116
Галкин В. М. Пробелы в уголовном праве и пути их преодоления // Проблемы совершенствования советского законодательства. Труды ВНИИСЗ. М., 1988, вып. 41. С. 133, 135, 136, 137.
117
Щепельков В. Ф. Уголовный закон: преодоление противоречий и неполноты. М., 2003. С. 13.