Страница 13 из 38
– Ну да, а тебе потом сражаться с этой тварью, – ворчливо отозвалась ведьма. – А мне тебя жалко, между прочим.
– И поэтому ты постоянно уклоняешься от эксперимента. Этот спор не будет разрешен, пока кто-нибудь не попробует.
– И пробовать не стану чего-то там рубить без разрешения Коты! И вообще, что ты к старухе пристал?
– А как же песни? – робко вставил Кайтен, когда решил, что спор несколько поутих. – Я так понял, что нужно постоянно сочинять новые песни, чтобы лесу они не надоели. Для того и песенник.
– И это чушь, – отрезал Ан-Таар. – Песни нужны для людей. Когда человек поет, он радуется. Ну, или грустит, – добавил он, чуть подумав. – Но это хорошая грусть, светлая. Когда человек поет, он не может злиться или ненавидеть. Песня – просто инструмент, чтобы вызвать нужные эмоции.
Тэ-Кота снова хихикнул.
– Ты этого Хаану не скажи, – посоветовал следящий. – Он ведь искренне пишет свои песни для леса. И ты тоже не вздумай ему передать, будто Таар так сказал, – оглянулся он на Кайтена. – Любой талант – штука хрупкая. А талант песенника в особенности.
– Да я что, я вообще молчу, – заверил Кайтен.
– А ты бы лучше рассказал, за что тебя прав лишили, – вдруг напустилась на него Ан-Мару. – Натворил чего?
– Что? Каких еще прав? – изумился Кайтен.
– Так сам же сказал, что не гражданин, мол.
– А, вы об этом! – Кайтен даже рассмеялся от неожиданности. – Да нет, никто меня ничего не лишал. У нас это добровольно. Хочешь – будь гражданином, хочешь – не будь.
– А ты, стало быть, не захотел?
– Так ведь дело-то серьезное. И налоги надо платить.
– Что-что делать? – переспросили хором все три его собеседника.
– Это социальная философия, – пояснил Кайтен. – Теория социальной ответственности. У нас считается, что только тому можно доверить какое-то управление, принятие решений, кто к этому готов, кто дозрел. Кто как-то доказал свою социальную состоятельность. Ну вроде как маленькому ребенку не доверят же сразу сложный инструмент. – Он огляделся в поисках примера. – Ну вон тот меч, например, мелкому нельзя в руки давать, сам порежется или других порежет. Только взрослому, кто понимает опасность и знает, как обращаться. Зато можно ребенку доверить какую-то работу, до которой он дорос, к которой доказал пригодность.
– Звучит логично, – флегматично отозвался Ан-Таар.
– Ну вот, в обществе самыми социально адаптированными считаются те, у кого больше денег.
– Чего? – снова не поняли его.
Кайтен сообразил, что слово «деньги» произнес на национальном языке. Некоторое время пытался припомнить эквивалент на всеобщем, но не смог. Вероятно, его и вовсе не было. Зато он вспомнил слова «ценность» и «стоимость». Оперируя этими понятиями, он, как сумел, объяснил, для чего используются деньги всеми цивилизованными людьми.
– Значит, у кого больше этих бумажек, тот и лучше? – недоверчиво уточнила Ан-Мару.
– Раз он сумел добыть их для себя, значит, он знает, как их вообще добывать, – пояснил Кайтен. – Значит, сможет организовать все так, чтобы и у остальных они были.
– А вот это уже как-то непонятно, – заметил Ан-Таар.
– Что же тут непонятного? Если человек понял, откуда берутся деньги, значит, он вообще все понял про общество и про жизнь, про экономику и бизнес…
Тут Кайтен сообразил, что снова перешел на родной язык. Какая в семье Ан экономика?
– Он знает, где брать еду, – попытался объяснить он.
– А остальные настолько бестолковые, что не знают? – скептически уточнил Ан-Таар. – Ну, пусть. Допускаю, что ваше общество намного сложнее нашего. И что же дальше выходит по вашей теории?
– А дальше выходит, что самые достойные члены общества и должны решать, куда ему дальше двигаться. Они берут на себя ответственность. За эту ответственность они вознаграждаются правами. То есть права и обязанности неразделимы. Если ты не хочешь нести ответственность, то тебе и прав не положено.
– И в чем же они заключаются, эти права и обязанности? – спросила Ан-Мару.
– Обязанность гражданина в том, чтобы платить налоги. Это такие деньги, которые он отдает на общее дело. А потом граждане выбирают специальных людей, которые будут этими деньгами распоряжаться. И если им не нравится, как эти люди распоряжаются, они выбирают других. Но это самые бедные из граждан. А богатые могут некоторые дела делать вскладчину или вообще в одиночку. Взять и открыть завод. Или построить целый город. Или железную дорогу. Университет основать, чтобы выпустить много ученых. Да все, что угодно.
– Ишь ты! – негромко фыркнул Тэ-Кота.
– И что же они получают в награду за такую ответственность? – поинтересовался Ан-Таар.
– Права. Право выбирать управляющих. Право на защиту армии. А если тот, кто платил налоги, вдруг разорится, он получает пособие. Если старый, то до конца жизни содержание. Если молодой, то помощь, чтобы встать на ноги и начать дело. Но это редко бывает. Обычно им семья помогает. Но если вдруг…
– А почему же ты, например, не захотел быть гражданином? – спросила Ан-Мару.
– Так дорого выходит, – признался Кайтен. – На заводе жалование не очень. Если еще отдавать… А мне с того какие-то мифические права. Да что бы я стал с ними делать? И обязанностей воз. Думать же надо, кого выбирать там, что делать городу вообще. А с меня какой спрос, у меня даже образования никакого нет.
– Кстати, для человека без образования ты слишком складно изложил эту вашу теорию, – заметил страж.
– А, так социальную философию все с пеленок знают, – отмахнулся Кайтен. – Ее даже неграмотные знают, потому что по радио передают и всюду обсуждают. А еще в газетах пишут, на информационных столбах, в стенгазетах, вообще везде. Потому что это основа, национальная идея, это все должны понимать.
– Идея в том, чтобы поделить людей на два сорта, одни из которых будут принимать решения, а другие только работать? – уточнил следящий.
– Зато думать ни о чем не надо, – огрызнулся Кайтен.
– А что с тобой станет, если ты не сможешь работать? – участливо спросила Ан-Мару.
Кайтен недовольно нахмурился. Ответить на этот вопрос честно значило поставить под сомнение всю стройную теорию социальной ответственности, которую подвергать сомнению не полагалось. Но он все же решил быть откровенным с этими людьми. В конце концов, они не скрывали от него свои собственные внутренние противоречия.
– Собственно, я и так остался без работы, – признался он. – Завод закрыли. Мне нужно срочно искать другую. Если я ничего не найду, помру с голоду.
– И никто не поможет?
– Разве что кто-то из своих. Родные или друзья, или какое-нибудь маленькое сообщество. Но у меня на самом деле нет ничего такого. Я один. Мне никто не поможет.
– Ну и справедливая же ваша теория социальной справедливости! – возмутилась Ан-Мару.
– А ты оставайся, – негромко предложил Ан-Таар, все так же не поднимая глаз.
– В самом деле, – тут же подхватила Ан-Мару. – Что тебе там делать? Говоришь, никого, ни дома, ни родни. Оставайся у нас.
– Но… – Кайтен совершенно растерялся. – Здесь-то я что буду делать?
– Думаю, ты сможешь стать стражем, – безразличным тоном сказал Ан-Таар. – У тебя есть задатки.
– Стражем?! Я?!
– Ой, Таар! – Ан-Мару явно обрадовалась. – В самом деле? Вот здорово было бы!
– Да какие еще задатки? – взвыл Кайтен в полном недоумении.
– Ты не стал стрелять в меня тогда, – объяснил Ан-Таар.
Кайтен захлопал глазами, не сразу вспомнив об этом инциденте. Пистолет его так и остался лежать под деревом, охотник о нем и думать забыл.
– А что в этом такого? – виновато пробурчал он.
– Это значит, что в тебе нет склонности к беспричинной агрессии, – сказал страж. – Это важно. Кто-то другой на твоем месте попытался бы выстрелить.
– Если я трус, это еще ничего не значит, – надулся Кайтен.
– Это не трусость, – спокойно отозвался Ан-Таар. – Зачем ты вообще поперся в лес с одной этой игрушкой?