Страница 7 из 37
Немного пива для забвенья
И жар парной для расслабленья –
Лекарство, чтоб найти покой
И примириться с суетой.
А в круговерти бань и пива,
Работы, дома, кухни, чтива…
Еще достаточно мгновений
Для сохраненья здравых рвений:
Для многих радостей и счастья,
Для наслажденья мысли властью,
Для восхищенья ясным днем
И трепета перед огнем…
О парная, питавшаяся облаком сырого пара, вырабатываемого неусыпной жаркой советской котельной! – неистовая благодать, после которой Алик так и не смог привыкнуть к сухому пару финских парилок, распространившихся, как жухлые пеньки, оставшиеся от роскошных берез на популярной вырубке. Он заходил в советскую баню еженедельно, отсиживал в спокойных предвкушающих очередях, входил в общество раздетых мужчин, не стеснявшихся и не боявшихся по советским временам в полный голос поговорить о политике, обсудить, поругать. Но разговоры потом – вначале в парилку.
В парилке витал запах распаренных березовых веников. Они метались по ярко белым телам, раздавались задиристые шлепки. Алик пробегал наверх, без брезгливости и опаски садился на низкую потемневшую скользкую от пота деревянную лавку, прятал нос в ладони, чтобы горячий воздух не обжигал ноздри, и замирал, ожидая, когда появятся первые капли пота, но в первую очередь на коже появлялись капли чужого пота, летевшего во все стороны от веников. А там какой-нибудь ненасытный любитель парилки подходил к коричневой от ржавчины трубе, поворачивал вентиль, и вылетала шумная струя пара, быстро скрывавшего парильщиков словно бы небесным облаком. Слабые выбегали, Алик крепился. Потом следовал отдых на удобных стареньких скамеечках, где можно услышать много интересных идей, любопытных споров, ведь без одежды профессора не отличишь от самого простого рабочего…
***
Чиновники эту шикарную баню закрыли, хотя она была единственной прибыльной баней во всем миллионном городе, но чужие доходы мало кого интересуют. Кто-то сделал свои деньги на строительстве убыточного банного дворца с финскими парилками, а старая баня с сырым паром отвлекала клиентов и не давала возможности отчитаться в успешном одобрении народом введенного объекта. Вот ее взяли и закрыли. После этого она стояла много лет, темнея стеклянными плитками умерших окон, пока в ней не открылись магазины, недостатка в которых город совершенно не испытывал. Воспоминания часто ярче действительности не только оттого, что человек стареет, но и оттого, что появляется возможность сравнить…
***
Александр был высоким кудрявым брюнетом, слегка полноватым, но подвижным и живым по-настоящему. Острые углы глаз намекали на хороший ум, а пухлые губы – на страстность и нормальные человеческие желания. Он ходил по бане энергично, весело и так, будто гулял по собственной квартире, то есть смотрел на окружающий народ, как на привычные предметы домашней обстановки, с которыми надо быть аккуратным и заботливым.
Народу в выходные дни в той бане было по человеку, а то и по два, на одежный шкафчик, плюс к тому часовая очередь, ожидающая выходящих. Хорошо было. Человек входил в парное отделение с чувством, с каким идут на большое и даже великое дело. Люди сновали в пару, как микробы в окуляре микроскопа. Жестяных никелированных тазиков хватало на всех. Вода шумно текла из толстенных труб, снабженных мощными чугунными запорами. Мраморные скамьи стояли ровными рядами, словно кости домино. Это на втором этаже, а на первом ждала ароматная чайная и два удобных номера с бассейном, креслами, лежаками, вентилятором, холодильником и всеми остальными удобствами, взглянув на которые язык бы не высказал, что в советские времена было плохо, но вот чего действительно не доставало, так веника.
В то советское время, о котором идет речь, многие обычные вещи публично не продавались. Разве что по знакомству. Банный веник был дефицитом, не продававшимся даже в подвалах магазинов, где вершились многие покупки для родных и близких работников магазина.
Народ заготавливал веники самостоятельно, не скупился делиться ими с соседями по банной скамье и не брезговал пользоваться чужим. Можно было запросто попросить веник у любого, чтобы попариться. Все происходило полюбовно, по пониманию. Алик любил эту добрую народную традицию. Он брал веник взаймы, скрупулезно ошпаривал кипятком, парился и возвращал хозяину, которого больше не видел. Так происходило всегда, пока Алик не позаимствовал веник у Александра, а потом слово за слово…
Алик никогда не отказывался от новых знакомств. Он ценил находки, хватал, а уже потом разбирался: оставить себе или выбросить. Этому качеству способствовало то, что сам по натуре он был не особо общительным и не больно инициативным в приобретении новых друзей. Разговор начал Александр, а потом слова зазвучали так, что порой казалось, будто собеседники не слушают друг друга и им просто хочется выговориться, то ли от одиночества, то ли от понимания бесценной находки в виде интересного человека, ведь что может быть интереснее, чем умный человек?
– Ты хорошо выглядишь, – сказал он. – Крепко сложен. Спортом занимаешься?
– Бегаю, почти каждый день, до десяти километров, в любую погоду, – ответил Алик. – Штангой немного увлекаюсь.
– Такие подвиги не по мне, но ты молодец, что живешь, – ответил Александр. – Большинство людей кончает жизнь недеятельным самоубийством, теряет интерес к жизни, загоняет себя в тупик, из которого не видит выхода.
– Ты прав. Многие не знают, куда себя девать, убивают свое собственное время…
– Человек смертен, но, как ни удивительно, страстная песня жизни звучит ежедневно. Она старается заглушить мысль о смерти, проигрывает смерти без надежды на победу, но не ослабевает. В этом парадокс человечества, живущего на высокой пронзительной ноте. Любовь, дружба – не ослабевающие понятия.
– Мне кажется, что случай сделать свою жизнь лучше, выпадает каждому, просто не каждый им пользуется. Так и хочется сказать неудачникам: «Если удача стучится в двери, открой быстрее, она может больше не постучаться».
– Надо обращать внимание на знаки, быть активнее, чаще путешествовать. Призраки, которые окружают нас, не успевают перемещаться вослед, и это дает возможность почувствовать жизнь по-новому.
– Ну, кажется, пора, – напомнил Алик, и они с Александром прошли в парилку.
Пар, свистя, вылетал из трубы плотным дымным облаком, примерно таким же, как теплое дыхание на крепком морозе, только куда гуще, и зависал в парилке, почти ощутимый физически. Кран закрывали. Мужики, покрикивая, хлестались вениками. Жизнь! Что еще надо? Гонимый вениками горячий воздух обжигал лицо и в особенности ноздри, иногда казалось, что дышать уже нечем, а тут заходили еще люди и кричали:
– Что-то холодно, надо бы поддать!!
Опять раздавался свистящий гул, народ натягивал шерстяные шапочки на уши, некоторые выбегали, но самые стойкие опять брались за веники. Раскрасневшийся Алик выскочил из парилки, вслед за ним вышел Александр и быстрее – к тазику – и полный холодной воды – на горячее тело. Алик отскочил в сторону, когда брызги попали на него.
– Ну ты даешь!? – воскликнул он.
– Попробуй сам, отлично, – пригласил Александр.
– Нет уж, уволь, – откликнулся Алик и исчез в комнате отдыха.
Пар, тазики, увлекательные разговоры… все когда-то кончается. Была возможность завершить и эту часть нашей истории без продолжения, этого Алик и ожидал, но в конце банной процедуры Александр предложил:
– Пойдем ко мне в гости, чайку выпьем, поговорим. Я тут рядом живу…
Такое предложение от человека, которого он видел в первый раз, для Алика стало полной неожиданностью. Часов десять вечера. Требовалось прыгнуть через пропасть предрассудков.
Жил Александр неподалеку с баней в бесовской квартире номер тринадцать, один – в однокомнатной. Дорога к его дому проходила через безлюдный и имевший дурную славу в ночное время рынок. Звуки шагов летели вдоль прилавков. Тополиные листья двигались, подчиняясь силе ветерка, и оставляли на асфальте подозрительные тени, гонимые светом фонарей. Завораживающее таинство – вот точное определение складывавшейся картине.