Страница 6 из 37
Сгущались сумерки, рождался звездный сад.
Цвела сирень, в ее тени
И в сладких грезах пребывали мы одни.
Там нежность чувств, буйство огня
В груди зажгли ночь ярче дня…
С тех встреч волнующих минуло много лет.
На наших лавочках другие «тет-а-тет».
И грусть приходит иногда
От мысли, что мы не вернемся вновь туда,
Где нежность чувств, буйство огня
В груди зажгли ночь ярче дня…
Средь пышной зелени спокойных тополей
В местах укромных, старых парковых аллей
Хранятся тайны или сны
О том, как были мы безумно влюблены:
Как мы пьянели от слияния сердец
И бриллиантами сиял ночной венец…
В тот парк заходим иногда,
Но не вернемся мы в то лето никогда.
Какое короткое время отпущено на то, чтобы почувствовать себя молодым! Кто-то полностью и с жадность выпивает сей безумный напиток и отдается его власти насколько это возможно, кто-то угнетаем комплексами, стеснительностью, подозрительностью, но вне зависимости от поведения конкретного, пока еще молодого человека, время, отпущенное, чтобы почувствовать себя молодым, истекает, улетучивается или заканчивается – как хотите. Некоторые так никогда и не бывают молодыми. Алик успел. Роза стала его женой, что хоть и разом перечеркнуло романтику прошлых встреч и произошло отчасти благодаря внешне черному и грязному делу, краже чужого пропуска из ячейки пропускного пункта, но наметило и определило дальнейший путь…
***
Желание большего часто приводит к потере имеющегося. За ветреными увлечениями позабыл Алик поговорку наставника: «Лучшее – враг хорошего». Случилось фиаско после того, как Алик потерял чувство меры и решил оставить пропуск в ящичке кадровички на выходные. Рассуждал он вроде бы верно: «На ночь оставляю, никто не замечает, почему на выходные не оставить? Какая разница? В понедельник приеду пораньше. Где наша не пропадала?…»
Не все просчитывается заранее. Ошибки, они как занозы: не видно, но как заденешь, болят и воспаляются. Алик не учел неизвестный ему момент – периодическую проверку пропусков, находившихся в ячейках. Проходила эта проверка как раз по выходным…
Интуиция существует. Она проявляется во внезапных переменах настроения, необычных желаниях, снах, иных подсказках судьбы. Гасишь в себе внезапно возникший порыв азартно сыграть на валютном рынке, на картежном столе, на недвижимости, рискнуть всем ради выигрыша, на который ясно указывает сердце, и оказывается – напрасно. Можно было выиграть. Кто не сталкивался с такими проявлениями нерешительности? Кто следовал? Редкие люди. Иначе все были бы счастливыми. Сердце вернее разума. Будто благожелающая сила, неподвластная разуму, но доступная не имеющим доверия человеческим ощущениям, использует имеющиеся в ином разумном измерении возможности предотвратить, наставить, уберечь. Подсказки даются всегда – надо только слышать и следовать. Если набраться смелости, уверенности и энергии, и следовать, то жизнь станет ровной дорогой. Но как такое возможно в нашем рациональном мире, где все сызмальства штампуются прессом логической системы воспитания и убеждения?
Еще в воскресенье вечером на Алика накатила безотчетная грусть. Он представил, что больше не сможет уходить с работы, и под влиянием необъяснимо гадостного настроения вывел несколько строчек в своем дневнике:
Понедельник, завтра понедельник…
В этот вечер я уже не свой.
Всю неделю буду как отшельник,
И лишь поздно вечером – домой.
Пять рабочих дней, как пять шакалов,
Жадно зрят из завтра на меня.
Им всей жизни будет очень мало.
Их бессчетно, жизнь моя – одна.
Утро – это бледные огни.
Утром вспоминаю я субботу.
Утро. Сколько там их впереди –
Утренних хождений на работу?…
Когда утром понедельника Алик вытащил из своей ячейки украденный пропуск и набрал код на кнопочном пульте проходной, то по обе стороны от него звонко стукнули заборчики и завыла сирена. Ему бы перепрыгнуть внезапно возникшие барьеры, пока не появились охранницы, которые, словно предоставляя шанс, впервые за многие годы отсутствовали на посту, но он потерял секунды и дождался. В непроглядной дымке замутненного нервным потрясением сознания Алик шел, как парализованное страхом или дрессировкой животное, за суровой зеленой юбкой…
На собрании трудового коллектива его ругали все. Алик стоял, как положено, чтобы не дразнить собак, а значит – понурив голову. Изредка, когда менялся оратор, он позволял себе бросить раскаивающийся взгляд на агрессивную волнующуюся публику. Больше всех возмущался фанатичный жилистый трудолюбец, посеревший и подвявший в тени формальных Аликовских переработок.
–… Да он, может, вообще на работе не появлялся. Вот гад. Бездельник. Подойти бы да в рожу…
«Закон не за работу спрашивает, а за верность трудовому распорядку дня. При чем тут время, если все, что мне говорят, я выполняю», – мысленно оправдывался Алик перед озлобленным коллективом, но, когда ему предоставили ответное слово, он благоразумно выбрал золото молчания.
Затем Алика прощупал комитет государственной безопасности. Строгий дядечка в гражданской одежде и ласково просил его сознаться в том, что он западный агент, затем грозил жестко отлупить и запереть за тюремной решеткой, но Алик выбрал легенду и от нее не отступал:
– Нашел пропуск рядом с проходной. Смотрю – валяется. Поднял и пошел дальше. Глупая мысль использовать его возникла сама собой. Каюсь…
Строгий выговор и лишение премии, и на душе посветлело. Тяготило, что незнакомца, у которого он украл пропуск, наказали. «Совершенно ни за что, – размышлял Алик. – Бедный мужик. Нашли козла отпущения. А то, что наказали охранницу, не моя вина, ей самой надо быть внимательнее, за то она и деньги получает, чтобы таких, как я, ловила. Я тоже рисковал…»
***
Чтобы у читателя не сложилось превратного мнения об Алике, как о человеке, который стремится исключительно улизнуть от работы, мы сразу пресечем эту возможность. Работать он любил и умел, просто книга о другом – о самом интересном, а, как часто бывает, самое интересное было для Алика далеко от шума сварочных автоматов и обжигающего глаза яркого света электрических дуг… В институте, где трудился, он всегда был лучшим по идеям и их реализации среди сверстников. Он засиживался вечерами не за деньги, а за интерес, но, имея внутри массу нерастраченного природного любопытства, он не мог управлять им и сознательно отдавать во власть начальства. Скорее любопытство управляло им. И это самое любопытство, видя, что как ни работай, а всем примерно поровну, говорило: ищи. И он искал везде.
НАМЕК
«Люди – это главные подсказки судьбы»
Газеты Алик никогда не читал и считал, что нет более блестящей возможности потратить время впустую, чем предаваться этому занятию, но к людям творческим, умным он всегда испытывал великую симпатию и неукротимую тягу. Забегая намного далее, можно сразу сказать, что Алик не полюбил газеты и после того, как стал журналистом. Он ненавидел этот отредактированный, отрежиссированный кусок бумаги, на котором иные сволочи и мерзавцы могли появиться на фотографии по-доброму улыбчивыми под заголовками: «С мыслью о хорошем». Можно задаться вполне справедливым вопросом: что повлияло на человека, не любившего газеты, так, что он стал газетчиком. А повлияла случайная встреча, только одна, совершенно необычная встреча с абсолютно удивительным человеком, которого можно с полным основанием назвать великим по отношению к судьбе Алика.
О баня, шикарная баня миллионного сибирского города, где в парилку подавался сырой пар от работавшей по соседству прачечной! На входной двери ее висел душевный плакатик со стишком: