Жена героя

Выйдя из загса, я почувствовала, что какая-то неведомая сила будто бы отрывает меня от отца, поэтому я всё время плакала, стоя рядом с ним и не отходя ни на шаг.

Настал полдень. Мы пошли в кафе, и свёкор заказал жаркое из баранины, гороха и картофеля. Я села рядом с отцом, а Самад незаметно дал мне знак, чтобы я села рядом с ним, но я сделала вид, что не поняла.

Самад раздражённо расхаживал из стороны в сторону и всё время спрашивал у присутствующих:

– У вас всё есть? Больше ничего не надо принести? – А затем его отец разозлился и сказал:

– Садись! За столом одного тебя не хватает.

Когда принесли еду, я замешкалась, потому что не представляла себе, как буду есть в присутствии Самада и его отца, но ничего другого не оставалось, поскольку я действительно была голодна. Когда все приступили к еде, я накрылась чадрой и съела всю порцию, не поднимая головы. Еда оказалась очень вкусной.

После обеда мы сели в микроавтобус и поехали домой. Самад снова сделал мне знак, чтобы я села рядом с ним, но я тихонько сказала отцу: «Хочу сесть рядом с тобой», – и он разрешил.

Я расположилась около окна, а отец сел рядом, но вскоре я поняла, что Самад на меня обиделся, поэтому по дороге не посмотрела на него ни разу, хотя мы сидели в одном ряду.

В Каеше нас уже ждали. Сёстры, невестки и другие родственники собрались в нашем доме. Увидев, что мы с Самадом и наши отцы вернулись, все побежали навстречу, стали поздравлять и целовать. Самад со своим отцом проводили нас до дверей, а потом попрощались и ушли. Я вдруг поняла, насколько мы с Самадом стали близки друг другу. Я хотела, чтобы он остался со мной, и до утра не сомкнула глаз, глядя во двор. Я ждала, что в любой момент дверь откроется и он войдёт в дом, но этого не произошло[7].

На следующий день во время завтрака у меня возникло странное чувство. Оказалось, что я стеснялась собственного отца. Я с детства сидела у него на коленях и всё время была рядом с ним, однако сейчас почувствовала, что между нами возникла целая пропасть. Задумавшись о чём-то, отец опустил голову и не произнёс за завтраком ни одного слова. Спустя некоторое время он куда-то ушёл. Почти сразу после его ухода я услышала голос матери, которая звала меня со двора.

Не помню, как я сбежала по лестнице во двор. Там я увидела Самада, одетого в военную форму. В руках он держал вещмешок. В первый раз я сама поздоровалась с ним.

– У тебя всё хорошо? – смеясь, спросил он.

У меня всё было плохо, потому что я уже начала скучать по нему.

– Возвращаюсь в гарнизон, – сказал он. – Увольнительная закончилась. Думаю, до свадьбы мы больше не увидимся. Береги себя.

Я расплакалась и только после его ухода заметила, что у меня по щекам невольно текут слёзы. Ком подступил к горлу. Я не хотела, чтобы меня кто-нибудь видел в таком состоянии, и, убежав в сад, села под то самое дерево, под которым после помолвки впервые увидела Самада. Там мне снова захотелось рыдать.

После этого каждый день мы готовились к предстоящей свадьбе: выбирали ткань для моей одежды, продумывали, какой будет причёска и макияж. Отец явно не поскупился и приготовил для меня богатое приданое. Он купил фарфоровый сервиз на шесть персон, два комплекта постельного белья, ковёр, кухонную плиту, швейную машинку и разную посуду.

Наконец, собравшись всей семьёй, мы погрузили приданое в пикап и отвезли в дом жениха. Там вещи разместили в отдельной комнате, где нам с Самадом предстояло жить.

Глава 6

Вечером накануне свадьбы Самад приехал из гарнизона и до полуночи под разными предлогами несколько раз приходил к нам домой.

На следующий день за мной пришёл брат Иман. Он посадил меня в свой новый красный пикап. Хадиджа села со мной рядом. Я опустила голову, но из-под накинутой на лицо красной полупрозрачной чадры могла всё видеть. К машине с радостными криками бежали деревенские дети, а некоторые из них даже сумели устроиться сзади. От топота их ног и прыжков автомобиль весь трясся, словно за ним собралась и бежала вся деревенская детвора. Боясь за свой новый пикап, брат даже сказал: «Сейчас у машины дно провалится».

От нас до дома Самада нужно было проехать несколько улиц, то есть совсем не далеко, но всё было обставлено так, будто меня провожают в долгий путь.

Мать, провожая меня, от волнения не заметила, как я села в пикап, ведь ещё не все ритуалы были совершены. Читая молитвы, она помогла мне выйти из пикапа и, прощаясь, на счастье провела меня под Кораном. Отца нигде не было. В деревнях не принято, чтобы отец участвовал в свадебной церемонии, но мне очень хотелось видеть его в эти последние минуты перед свадьбой. Хадиджа помогла мне сесть обратно в машину. Мы с матерью разрыдались, потому как не хотели расставаться друг с другом. Увидев, что мы обе плачем, невестка тоже не выдержала. Наконец пикап тронулся и я покинула отчий дом. В дороге мы с Хадиджой не переставали плакать.

Родственники Самада нас уже ждали. Увидев машину, они вышли к нам навстречу, открыли дверь пикапа и помогли мне выйти. Весь переулок был в дыму от руты[8]. Один из родственников, обладавший благозвучным голосом, пел чудесные песни о пророке Мохаммаде под непрерывающиеся славословия посланнику Аллаха остальных присутствующих.

Самад поднялся на плоскую крышу дома и вместе со своими приятелями начал по традиции бросать на улицу плоды граната и сахар. Я испугалась, что сахар или гранат упадёт мне на голову, но Самад и не собирался ничего бросать в мою сторону. Затем для гостей, прибывших на свадьбу, накрыли праздничный стол. Вечером, когда все они разошлись, в доме остались только близкие родственники, и мы начали готовить ужин.

Первые два дня мы с Самадом стеснялись выходить из комнаты. Свекровь приносила нам завтрак, обед и ужин на подносе, который ставила на пол со словами: «Еда стоит у двери».

Мы выжидали какое-то время, чтобы убедиться, что за дверью никого нет, забирали поднос и приступали к трапезе.

Согласно обычаю вечером второго дня после свадьбы родственники жениха должны явиться в дом невесты. В тот вечер я не могла найти себе места. Я оделась и села в углу комнаты, желая показать, как сильно соскучилась по своим родителям, и поторопить со сборами остальных. Наконец мы поужинали и собрались идти.

Я была на седьмом небе от счастья. Хотелось бежать быстрее других, чтобы как можно раньше оказаться в родном доме, поэтому я всё время оказывалась впереди, а Самад время от времени догонял меня и тянул за чадру.

Добравшись до родительского дома, я чуть не сошла с ума от радости, а как только увидела отца, то бросилась ему в объятья и по обыкновению принялась его целовать: сначала – в оба глаза, потом – в обе щёки, в кончик носа и даже в оба уха. Мать стояла в сторонке и тихо плакала: «О Господи, доченька, будь счастлива».

Родственники Самада с удивлением наблюдали за этой сценой, ведь ни одна девушка в нашей деревне не осмелилась бы при всех так целовать своего отца. Погостив у родителей несколько часов, я почувствовала нечто новое, как будто только что появилась на свет. Я сидела рядом с отцом и, взяв его за руки, то прижимала их к своим глазам, то целовала. Несколько раз я подходила и садилась рядом с матерью, своей «дорогой Ширин», обнимала и говорила о том, как её люблю.

Наконец пришло время прощаться. Мне было очень тяжело расставаться с родителями. Я несколько раз подходила к двери, вновь возвращалась и, не переставая целовать отца, давала матери напутствие: «Дорогая мамочка, береги отца. Вручаю его тебе. Люблю вас больше всех на свете».

Обратно я шла очень медленно и совсем не так, как по дороге в дому родителей: ступала маленькими шажками и сильно отстала от остальных. Мне хотелось, чтобы никто не видел моих слёз. Самад шёл молча и следил за тем, чтобы я не упала, споткнувшись об один из ухабов узких деревенских улиц.

7

По заведённому в Иране обычаю, после регистрации брака свадьба празднуется не сразу и молодожёны вступают в супружеские отношения лишь спустя некоторое время.

8

Рута – душистая трава, которую в Иране принято в засушенном виде разжигать на счастье.