Жена героя

Однажды Хадиджа пригласила к себе в гости меня и других невесток. Братья ушли на поливные работы и их жёны решили устроить посиделки. Когда пришло время ложиться спать, одна из невесток попросила меня принести постельное бельё из другой комнаты. Там было темно и свет падал лишь из двери соседнего помещения. Войдя внутрь, я начала снимать покрывало с постели, как вдруг почувствовала, что в комнате кто-то есть. Дрожа от страха, я всё-таки подумала, что мне просто показалось, взяла покрывало и вдруг неожиданно заметила какое-то движение. От испуга сердце сильно забилось в груди.

– Кто там? – спросила я.

В комнате было темно, и как я ни старалась, ничего не могла разглядеть.

– Это я, – раздался голос. – Не бойся. Я хочу с тобой поговорить.

Это был Самад. Я хотела вернуться, но он рассердился:

– Снова хочешь убежать? Сядь, говорю тебе.

Я впервые видела его таким сердитым.

– Ради Бога, уходи. Не позорь меня! – взмолилась я, едва не плача.

– Мы не сделали ничего дурного. Я не хотел сюда приходить. Твои невестки в курсе. Меня пригласила сюда Хадиджа. Я пришёл поговорить с тобой. Нехорошо получается. Через месяц мы должны пожениться, но до сих пор не обмолвились и словом. Ты боишься меня, как огня. Мы должны поговорить друг с другом и обсудить всё самое важное ещё до свадьбы.

– Сейчас вернутся мои братья, – испуганно сказала я.

– Если придут твои, я сам с ними поговорю, – решительно ответил Самад. – А сейчас признавайся: ты меня любишь или нет?

От стыда я была готова провалиться сквозь землю. Что это вообще за вопрос? Слава Богу, в темноте я не видела лица Самада. Я молчала и тогда он снова спросил:

– Гадам, ты меня любишь или нет? Наверное, нет. Каждый раз ты убегаешь при нашей встрече. Скажи, может быть, ты любишь кого-нибудь другого?

– О Господи… нет, нет, честное слово. Что ты говоришь? Я никого не люблю, – ответила я.

– Послушай, Гадам, милая! – рассмеялся он. – Я тебя очень люблю и ты должна полюбить меня. Любовь может быть только взаимной. Я не хочу силой заставлять тебя стать моей женой. Если я тебе не нравлюсь, скажи честно. Поверь, ничего страшного не случится. Я просто положу конец всей этой истории.

Я стояла, по-прежнему не шевелясь, и только оперлась рукой о постель. Самад смотрел мне прямо в лицо.

– Никого не люблю, – призналась я. – Только… стесняюсь тебя.

– Ты меня любишь или нет? – со вздохом спросил он.

Я ничего не ответила.

– Знаю, что ты честная девушка. Мне нравится твоя честность и застенчивость. Нет ничего страшного в том, что мы разговариваем друг с другом. Если получится, мы сможем прожить вместе всю жизнь. Ты меня любишь или нет?

Я опять ничего не ответила.

– Заклинаю тебя твоим отцом. Ответь, ты любишь меня или нет? – повторил Самад свой вопрос.

– Да, – ответила я.

Казалось, он только и ждал этого ответа и сразу же начал признаваться в своих чувствах, а потом сказал:

– Скоро закончится моя срочная служба. Я хочу пойти работать. Купим землю и построим дом. Гадам, ты мне нужна! Ты должна стать мне опорой.

Затем, рассказывая о своих представлениях, он сказал, что рад жениться на такой верующей и скромной девушке, как я.

Самад всё очень красиво излагал, и я узнала от него много нового. В тот вечер мне подумалось, что другого такого мужчины, как он, в нашей деревне нет. Я не знала ни одного мужчину, который бы говорил женщине, что она должна стать его опорой.

Внимательно слушая Самада, я тоже иногда что-то говорила. Тот долго рассказывал о самом разном: о прошлом, о том, как я избегала его и как он от этого страдал, о том, что всякий раз с надеждой на взаимность приходил ко мне, а встречал только безразличие. Неожиданно, как будто вспомнив что-то, мой жених спросил у меня:

– Ты, кажется, пришла взять постельное бельё?

Он был прав. Я рассмеялась, взяла одеяло и ушла в другую комнату. Там я увидела, что, не дождавшись меня, Хадиджа заснула без одеяла и матраца. Другие невестки были во дворе. Они следили за тем, чтобы неожиданно не нагрянули братья и не застали нас врасплох.

Было уже четыре часа утра. Выйдя во двор, Самад поблагодарил невесток и сказал:

– Спасибо вам всем. Теперь я всё знаю и со спокойной душой буду готовиться к свадьбе.

Он попрощался, и я пошла провожать его до дверей. Так я проводила его в первый раз.

Глава 5

В начале осени в деревнях начинают справлять свадьбы. После сбора урожая крестьяне готовятся к тому, чтобы вершить судьбы молодых.

Было 3 декабря 1977 года[6]. С самого утра мы собрались поехать в Дамак, чтобы зарегистрировать там брак. В ту пору Дамак был районным центром.

Самад пришёл к нам домой вместе со своим отцом. Я надела чадру и собралась в дорогу в сопровождении своего отца. Проводив до ворот, мать поцеловала меня и прочитала мне на ухо молитву. Мы с Самадом сели сзади на мотоциклы своих отцов и так доехали до места.

В Дамаке было одно-единственное здание администрации, а главным там оказался один приветливый старичок. Он взял наши паспорта, посмотрел на Самада и сказал:

– В паспорте невесты нет фотографии, поэтому я не могу зарегистрировать ваш брак. Тебе, парень, повезло – избежал массы проблем.

Мы сначала рассмеялись на его шутку, но потом, когда стало ясно, что без фотографии в моём паспорте нас не зарегистрируют, расстроились. Не солоно хлебавши мы сели на мотоциклы и вернулись в Каеш. Дома все очень удивились нашему скорому возвращению, и тогда мы рассказали, что случилось, а затем, оставив мотоциклы дома, сели на микроавтобус и поехали в центр провинции, город Хамадан.

Мы добрались туда только к вечеру, и отец Самада сказал:

– Давайте сначала сделаем фотографию.

В Хамадане была большая красивая площадь, вся усажанная цветами и деревьями. В середине находился большой искусственный водоём, наполненный доверху водой, а в его центре на каменном пьедестале стояла скульптура шаха, сидящего на коне.

На этой площади работал фотограф, который снимал всех желающих. Отец Самада предложил сфотографироваться у него, и вскоре подозвал меня и отправился договариваться.

Фотограф предложил мне сесть на огромную канистру, стоявшую рядом с самшитами, а сам встал за фотоаппаратом на штативе, накрыл голову куском чёрной материи и поднял руку вверх, чтобы я смотрела на неё.

Я сидела ровно, не двигаясь, и во все глаза смотрела на руку этого человека, а через некоторое время он выглянул из-под чёрной накидки и сказал:

– Через полчаса будет готово.

Мы немного погуляли по площади, пока фотограф проявлял снимок, а потом отец Самада взял фотографии и отдал их мне. Помню, я очень плохо получилась и поэтому спросила отца:

– Неужели я так плохо выгляжу?

Отец разозлился и крикнул фотографу:

– Что за фотографии ты сделал?! Моя дочь здесь совсем на себя не похожа!

Ничего не ответив, тот только пересчитал деньги, но отец Самада заметил это:

– Моя сноха очень хороша и отлично получилась, – сказал он.

Я вздохнула, положила фотографии в сумочку, и мы поехали к другу моего будущего свёкра, где и заночевали, а рано утром отец пошёл и вклеил фотографию в мой паспорт.

Наконец мы поехали на регистрацию. Работник загса взял наши паспорта и спросил у моего отца о сумме махра:

– Госпожа Гадам-Хейр Мохаммади-Кенаан, клянусь священным Кораном, что в качестве махра в вашем брачном договоре указана сумма в размере десяти тысячи туманов и вы становитесь женой господина…

Окончание речи я уже не слышала. Взглянув на отца, я увидела, что он улыбается. Он несколько раз кивнул мне, показывая, что одобряет происходящее.

– С разрешения отца, я согласна, – ответила я.

Сотрудник загса положил перед нами большую книгу, чтобы мы поставили в ней свои подписи. Вместо этого я приложила палец, где указал чиновник, а Самад, обученный грамоте, расписался.

6

По иранскому календарю первая половина декабря соответствует последнему осеннему месяцу.