Палитра

Только оказавшись у своего подъезда, Туров включился в реальность. Уже в лифте он мечтал о глотке холодного пива. Он даже не стал разуваться, ограничившись тем, что освободился от плаща. «Heineken» и тонко нарезанная ветчина были ему наградой за возвращение.

На завтрашнее утро у него не было запланировано никаких встреч, можно было поехать в какой-нибудь ночной клуб или придумать, с кем провести ночь. Однако то ли долгое томление в автомобильной пробке, то ли внезапно появившийся шанс так легко решить проблему с внесением залога на чемпионат по покеру вызвали у него желание побыть одному.

Пройдя в гостиную, Туров поставил поднос с пивом на журнальный столик и включил телевизор, убрав при этом звук. Он любил беззвучное изображение. Пиво возвращало его к жизни. Он включил автоответчик телефона.

– Сань, привет! Это я! Возьми трубку! Сань, я знаю: ты дома, ты просто не хочешь со мной говорить, – умолял мужской голос. – Сань, мне совсем немного нужно, хотя бы тыщонку, мне просто не пофартило, я отыграюсь и всё тебе верну, Сань! Какая же ты сволочь! Дай денег, слышишь?!

Туров поморщился, дожидаясь следующего сообщения.

Приятный женский голос говорил по-английски.

Туров опешил. А когда понял, в чем дело, перемотал сообщение на начало и внимательно прослушал еще раз.

Вот это да! Иногда в жизни происходят совершенно невероятные вещи. Молли. Да, она так и сказала: «Молли». Если бы она не назвалась, он никогда бы и не вспомнил ее имя. Настоящая леди, даже в постели. О, это так по-английски… И колечко ее так оказалось кстати. Вовремя она ему встретилась.

Туров встал, подошел к бару и достал бутылку виски.

По такому поводу не грех и выпить.

Так, здравствуй, Молли. Говоришь, замуж вышла. И тебе нужен какой-то Федор Рыжов. Знаменитый русский художник. Не знаю такого. Конечно, живопись – не мой конек, но чувствую, что тебе надо помочь.

Туров налил в стакан виски и выпил.

А еще я чувствую, что эта история не о живописи, и даже не о деньгах… А о больших деньгах!

Туров лежал в постели с закрытыми глазами. Он не торопился их открывать. Он помнил приснившийся ему сон и пытался снова задремать, чтобы увидеть растерянное лицо Кэррингтона. Этот сладкий миг победы, когда ты видишь отчаяние на профессионально-бесстрастном лице, когда ты замечаешь едва уловимое дрожание пальцев рук противника, когда твоя интуиция не подвела ни разу за всю игру и твой блеф остался неразгадан, и даже призовой фонд не в состоянии стать важнее этого мига триумфа!

Но сон не возвращался, и вместо этого в памяти возникло видение из прошлого, когда оставался всего лишь шаг до победы и у него сдали нервы. На руках был неполный стрит, с дырой посередине. Ему нужна была девятка, любая. Нет так нет. Блефовать он умел. Но, когда Турову пришел туз пик, у него дернулось веко, едва заметно. Туров испугался, но ничем не выдал своего волнения, решив, что, возможно, Кэррингтону тоже непросто будет определить: дернувшееся веко означает радость или огорчение?

Но Кэррингтон не ошибся…

Туров открыл глаза.

Через полгода новый чемпионат. Туров должен взять реванш. Он должен достать деньги любыми путями. Конечно, он может их взять в долг, стоит только позвонить Топору. Но взять деньги из бандитской «кассы» – значит поставить на карту жизнь. Не очень заманчиво. Это только на крайний случай.

Вариантов два. И оба вчера неожиданно свалились ему с неба. Квартира тетки Нины и загадочная просьба давно забытой богатой англичанки.

«Квартира – реальнее, – размышлял Туров. – Всё равно найдется прохиндей, который в конце концов ее присвоит. Так почему же не я? Не грех даже, а грешок. Если раньше времени не умру, успею покаяться… Но и второй вариант проработать не повредит. Какой-то Федор Рыжов. Великий русский художник. Художник так художник. Великий так великий…»

Он поднялся с постели и закурил, встав у окна. В голове была сумятица. Сначала завтрак – решил он.

На кухонном столе стояла наполовину пустая бутылка виски и тарелка из-под ветчины. Бутылку он отнес в бар, вымыл тарелку и протер стол.

Туров любил чистоту и порядок. Он знал, что от порядка вокруг него зависит порядок в нем самом. А чистые, работающие как часы мозги были условием его существования. Его раздражал присущий российской действительности бардак. Хотя ему удавалось это скрывать. Посторонним он казался совершенно бесстрастным человеком. Женщины были от него без ума именно потому, что, отдаваясь холодному соблазнителю, оказывались в объятиях страстного любовника. А еще Туров всегда досадовал, когда ситуация вдруг выходила из-под контроля и события разворачивались вопреки логике. К счастью, это случалось редко.

Туров сварил кофе и достал из холодильника коробочку с его любимым сыром конте.

Кофе и сыр были обычным его завтраком. Запах свежего кофе неизменно поднимал настроение, и Туров не спеша планировал предстоящий день.

День не обещал неприятностей: звонок нотариусу – с утра, чтобы завтра попасть на прием ближе к концу рабочего дня, потом съездить в маркет – холодильник почти пустой, пообедать можно в «Туннеле».

Кстати, там часто обедает Януш Марчевский. Хитрый поляк что-то мутит с антиквариатом.

Он вполне может знать, к кому обратиться по поводу этого популярного в Англии Федора Рыжова. А если поляка не будет, то…

Мысль, промелькнувшая в голове Турова, отобразила на его лице слабое подобие волнения.

Он резко встал, подошел к телефону и нажал кнопку автоответчика.

«Сань, привет! Это я! Возьми трубку! Сань, я знаю: ты дома, ты просто не хочешь со мной говорить. Сань, мне совсем немного нужно, хотя бы тыщонку, мне просто не пофартило, я отыграюсь и всё тебе верну, Сань! Какая же ты сволочь! Дай денег, слышишь?!»

Туров улыбнулся, отключил автоответчик и набрал номер телефона.

Трубку долго не поднимали, наконец сонный мужской голос вяло ответил:

– Алло.

– Говоришь, не пофартило?

– Саня! Саня! Я знал, что ты позвонишь, ты ведь человек! Я всем всегда говорил, что ты – человек. Саня, друг! Выручай! Меня ж как пса паршивого растерзают, но ты ведь знаешь, какой я игрок, это просто сглазил кто-то, – голос срывался, но не умолкал. – Сань, ну тыщонку всего…

– Дам, – как всегда, тихо ответил Туров.

На другом конце провода воцарилось молчание, затем голос удивленно переспросил:

– Дашь?!

– Да.

– Спасибо, друг, я отдам, сразу же…

– Отдавать не надо.

Не дожидаясь окончания вновь наступившей паузы, Туров продолжил:

– Я дам тебе заработать.

– Заработать? Как?

– Очень просто. Найдешь мне одного человечка.

– Просто найти? И всё?

– Найдешь и скажешь, где он живет. И всё.

– А что за человек такой?

– Художник.

– Художник? Он что, тебе денег должен?

– Нет, он мне ничего не должен, просто я хочу его найти.

– Сань, ну я же не сыскное агентство, где я тебе его найду?

– Ну, нет, так нет. Пока.

– Нет-нет! Подожди! Не клади трубку! Хорошо! Я найду!

– Вот и славно! Мне нужен некто Федор Рыжов, художник, возможно – известный, а возможно – бомж, но точно художник. Понятно?

– Приблизительно. Он в Москве живет?

– Всё, что знаю, я тебе уже сказал. Учти, времени у меня не много. Завтра вечером жду результат. Будет информация – будут деньги. Усек?

– Усек…

Туров положил трубку.

Можно допить кофе. Теперь этот несчастный будет землю рыть, и если художник Федор Рыжов не выдумка экзальтированной Молли, то уже завтра Туров будет знать, где искать парня, которым так интересуется богатая красивая и страстная англичанка. Хотя у поляка тоже нужно будет спросить.

Утро следующего дня застало Турова в постели Алины, его любовницы, которая уже почти два месяца волновала его воображение своим низким голосом, тонкой мальчишечьей фигурой и повадками дикой кошки. Но желание общаться с ней, возникавшее ближе к ночи, наутро исчезало, и он без лишних прощаний возвращался к себе домой. Свой «мерседес» он, как всегда, оставил на платной стоянке неподалеку. Лучше потерять десять минут и быть уверенным, что твой автомобиль не угонят и не разберут на части. Еще издали Туров заметил молодого человека, нетерпеливо переминающегося с ноги на ногу у ворот стоянки. Подойдя поближе, он приветственно поднял руку. Молодой человек с радостной улыбкой бросился ему навстречу.