Палитра

А на самом деле Федор просто хотел побыть один. Слишком много переменилось в его сознании за эту ночь.

Федор медленно шел по улице, не обращая внимания на прохожих, подставляя лицо колючему осеннему ветру, полы его плаща развевались, и ему казалось, что вся его жизнь до этого момента была всего лишь репетицией настоящей жизни, которая началась сегодняшним утром. Он, Федор Рыжов, наконец осознал, что способен писать так, как никто никогда не писал до него. Он чувствовал в себе необыкновенную силу и радость, и это были совсем другие чувства, непохожие на то томление, которое раньше было спутником его вдохновения. Федору хотелось немедленно вернуться, натянуть холст на подрамник и с головой уйти в работу, но он сдерживал себя, ожидая момента, когда эти чувства переполнят его, когда ему станет тяжело дышать, когда его душа будет готова взлететь к небесам.

Он поднял голову вверх, и осеннее небо показалось ему таким низким, что до него легко было дотянуться рукой.

Сильный порыв ветра едва не сбил Федора с ног, но он только громко расхохотался, не замечая, как от него шарахнулись прохожие.

Домой Федор вернулся поздно вечером. Фиска еще спала. Федор прошел на кухню и открыл холодильник. Холодильник был пуст, только на верхней полке на тарелке лежал небольшой кусочек всё того же сала, а на нижней – открытая почти пустая баночка горчицы

– Художник должен быть голодным, – пробормотал Федор. – Завтра же снесу пару картин в салон, да попрошу денег наперед, отработаю потом пейзажами. О! Так у меня же деньги остались от английской королевы! А я совсем забыл! Ладно. Сигареты есть – до утра дотянем!

Федор вернулся в комнату, разделся и лег рядом с Фиской.

– Это ты? – спросонья спросила Фиска.

– Нет. Это Федор Рыжов!

– У тебя очень специфический юмор, Федя, – зевая, ответила Фиска.

А под утро Федор сжимал в объятиях горячее тело Фиски и думал: «Нет, всё-таки здорово, что я жив!»

Стив Донован обожал своего кота Рамзеса. Рамзес был ярким представителем породы «канадский сфинкс» и не только видом, но и нравом соответствовал своему царскому имени. Он был абсолютно равнодушен к хозяину, но очень неравнодушен к кожаному кабинетному креслу, на котором Рамзес любил величественно восседать, всем своим видом показывая, что хозяин в доме именно он. Когда же Стиву необходимо было поработать в кабинете, кот с большой неохотой уступал свое, как он считал, законное место этому долговязому двуногому, которому дозволялось проживать на его, Рамзеса, территории лишь для того, чтобы его кормить, выгуливать и стричь ему когти.

Тем не менее любое проявление своенравности со стороны питомца не раздражало Стива, а, наоборот, восхищало и умиляло.

– Посмотри, Рамзес, – ласково говорил он коту, пытаясь отодрать его от кожаной обивки кресла, – ты скоро превратишь это кресло в непотребный хлам, и мне придется его снести на свалку. Что ты тогда мне скажешь?

– Мяу, – возмущался Рамзес.

– Вот именно, – соглашался Стив.

Кроме кота, Стив Донован обожал свою коллекцию: тридцать семь уникальных портсигаров, шестнадцать табакерок и сто четыре курительные трубки. По вечерам Стив любил доставать что-нибудь из коллекции и внимательно рассматривать через большую лупу, изучая малейшие особенности очередного сокровища.

– По-моему, эта вещь великолепна! Как ты считаешь, Рамзес? – обращался Стив к коту, но Рамзес или равнодушно молчал, или говорил свое недовольное «мяу», которое означало, что Стиву пора освободить кресло.

Сегодня Стив проснулся с чувством легкого волнения. Лежа в постели, он думал о возможном пополнении его коллекции тридцать восьмым портсигаром. XIX век, серебро. Уже почти год Стив уговаривал своего приятеля Генри Гилберта продать ему эту вещь, но Генри не соглашался, хотя ему этот портсигар был ни к чему, так как он собирал портретную живопись.

Стив предлагал Генри за портсигар четыреста фунтов, деньги немалые, но Генри только скромно улыбался и говорил: «Нет, Стив, я не хочу продавать эту вещь». И вот сейчас у Стива появилась надежда. Сегодня он был приглашен к Генри на ужин. Почти две недели Стив ждал этого приглашения. Они с Генри договорились, что непременно встретятся, как только Стив вернется из путешествия по России. И вот уже две недели, как Стив вернулся, а Генри всё откладывал встречу. Стив терпеливо ждал и ни словом не обмолвился, что у него есть для Генри сюрприз – портрет английской королевы. Правда, это не холст, а небольшая картонка, но портрет потрясающий, написан тонко, мастерски, и, что самое важное, художник сумел изобразить не чопорную английскую даму, какой привыкли видеть свою королеву ее подданные, а по-человечески привлекательную пожилую женщину, с живым блеском в глазах и мягкой улыбкой.

– Ну что, дорогой друг, придется тебе сегодня расстаться с серебряным портсигаром! – сказал Стив, поднявшись с постели и засунув ноги в мягкие тапочки.

– Рамзес!– крикнул Стив.

В приоткрытую дверь, не торопясь, вошел кот и вопросительно посмотрел на Стива.

– Рыбки хочешь?

Рамзес поднял хвост трубой и облизнулся.

– Хочешь! – ласково улыбнулся Стив. – Будет тебе рыбка на завтрак! А если вечер окажется удачным, то и на ужин! – и, шаркая тапочками, Стив направился в ванную комнату.

Приняв душ, Стив растерся мягким махровым полотенцем и, подойдя к высокому узкому зеркальному шкафу, в котором хранилось белье и полотенца, на секунду остановился, рассматривая свое отражение.

Что ж, его, конечно, нельзя назвать красавцем, но он достаточно привлекателен. Высок, голубоглаз, немного субтилен, но зато на такую фигуру можно легко подобрать костюм. Вот его приятель Генри наверняка испытывает неудобства из-за своего большого живота. Хотя большой живот не помешал Генри жениться в третий раз, а он, Стив, до сих пор ходит в холостяках. Но в холостой жизни есть свои преимущества: никто не мельтешит перед глазами, не пристает со своими глупостями, не трещит часами по телефону, узнавая у подруги рецепт какого-то пирога, который, в итоге, есть невозможно, не пилит тебя за трату денег на совершенно ненужную вещь – портсигар…

Стив отчетливо представил себе Джулию, на которой чуть было не женился пару лет назад:

– Стив, дорогой, зачем тебе нужен весь этот хлам? Эти трубки, эти коробочки, эти табакерки? Ты ведь не куришь! Тебе просто необходим новый шифоньер в прихожую…

«Брр! – Стив в ужасе передернулся. – Нет. Хорошо, что он не женился.»

Стив надел чистое белье, тщательно побрился, смазал свои коротко стриженные, уже седеющие волосы гелем, улыбнулся себе в зеркало и вышел из ванной комнаты.

На кухне возле своей миски нервно прохаживался взад-вперед Рамзес, всем видом показывая, что недопустимо столько времени проводить в ванной, заставляя его томиться в ожидании завтрака.

– Заждался? Сейчас, сейчас! Будет тебе твоя рыбка! – открыв холодильник, Стив достал баночку с фаршем форели. – Вот! Рамзес любит форель?

– Мяу!– подтвердил Рамзес.

– Ну, тогда приятного аппетита! – пожелал Стив, щедро накладывая в кошачью миску деликатес.

Через полчаса Стив ехал на своем старом темно-синем «ровере» на службу, желая только одного, чтобы как можно быстрее закончился трудовой день клерка муниципалитета и наступил вечер, когда он переступит порог особняка Генри Гилберта.

Генри Гилберт был человеком настроения. Но хорошее настроение у Генри бывало крайне редко, хотя и в дурном настроении он практически не бывал. Генри на все события, которые порой кипели вокруг него, как лава внезапно проснувшегося вулкана, смотрел с позиции полного спокойствия. Перемены в его личной жизни происходили как-то сами собой, без его активного участия. В первый раз его женили родители на некрасивой, но весьма состоятельной Сьюзен, которая и заразила его любовью к портретам. Неожиданно эта любовь стала для Генри самой большой и искренней страстью. Смерть Сьюзен, сгоревшей за несколько месяцев от какой-то загадочной женской болезни, не оставила в душе Генри даже малой царапины, но зато сделала его, к тому времени совсем небедного рантье, на семьсот тысяч фунтов стерлингов богаче. Потом в его жизни появилась Габриэла, подцепившая его на вечеринке у Молли Старк, и Генри уже был готов сжалиться над бедной, безумно его любящей красавицей Габи и подписать с ней брачный договор, как неожиданно застукал ее в постели со стриптизером из ночного клуба «Clapham Grand», и вопрос о договоре отпал сам собой. А потом незаметно из жизни Генри исчезла и сама Габи, выклянчив напоследок у него, по ее словам, небольшую, но способную на короткое время заглушить боль разочарования сумму в сто тысяч фунтов. Надо отдать должное Генри, он ни минуты не сожалел ни о потерянных деньгах, ни о Габи, а даже обрадовался, что столь удачно всё завершилось, и на радостях посетил ночной клуб «Clapham Grand» .