Страница 7 из 8
Рания рассмеялась:
– Думаю, что это маловероятно, но если мы сможем оставить себе Стрекозу, то большего я и не пожелаю.
Ее слова показались Чарльзу очень трогательными.
Очевидно, она очень мало знала о мире за стенами своего пришедшего в упадок дома.
А вот ее красота, получив надлежащее оформление, не останется незамеченной в Лондоне.
Быть может, когда наступит подходящее время для того, чтобы разорвать помолвку, сделать это окажется легко и просто, так как она к тому времени найдет и полюбит того, кто тоже по-настоящему будет любить ее.
Вслух же Чарльз произнес:
– А теперь, пока не вернулся Гарри, вы еще раз пообещаете мне хранить нашу договоренность в тайне и сделаете вид, будто влюблены в меня так же, как и я – в вас.
– Я попытаюсь. Обещаю вам, что действительно постараюсь. Но боюсь, Гарри сочтет очень странным то, что до сей поры я ни разу не упомянула при нем ваше имя.
– Предоставьте это мне, – вновь заверил ее Чарльз.
Едва он успел договорить, как в коридоре раздались чьи-то шаги.
Мгновением позже дверь отворилась и в комнату вошел сэр Гарольд Темпл.
– Я вернулся, Рания! – крикнул он сестре.
И тут он увидел Чарльза.
– Боже милосердный, Чарльз! – радостно воскликнул он в удивлении. – Каким ветром тебя к нам занесло?
– Я счастлив видеть тебя, Гарри. Я бы приехал раньше, но у меня были дела на севере Англии.
– Что ж, я рад тому, что вижу тебя здесь и сейчас. Я часто вспоминаю то славное времечко, когда мы учились в Итоне, особенно когда ты набрал пятьдесят очков в матче с Хэрроу.
Чарльз расхохотался:
– Подумать только, ты еще помнишь об этом! Да, в то время я очень гордился собой.
– А мы гордились тобой, Чарльз.
Гарри перевел взгляд на Ранию:
– Полагаю, ты помнишь Ранию. Но она очень выросла с тех пор, как ты видел ее в последний раз.
– Собственно говоря, Гарри, – перешел в наступление Чарльз, – она и стала причиной моего визита сюда. Ты будешь удивлен, но Рания оказала мне честь, согласившись стать моей женой!
Гарри уставился на него с таким видом, словно не верил собственным ушам.
Рания сочла, что должна что-то сделать, и, подойдя к брату, взяла его под руку.
– Это правда, Гарри, и я очень счастлива.
– Но, Рания, ты ведь никогда не вспоминала при мне о Чарльзе, – растерянно произнес Гарри. – Ты даже ни разу не обмолвилась о том, что видела его с тех пор, как мы были детьми.
– Боюсь, что это моя вина, – вмешался Чарльз, прежде чем Рания успела открыть рот. – Когда я вернулся из оккупационной армии, то задержался в Лондоне совсем недолго, после чего отбыл в Нортумберленд, дабы повидаться со своим дядей.
Гарри кивнул, давая понять, что знает, о ком идет речь, и Чарльз продолжал:
– Я часто писал Рании с войны при первой же возможности, но большинство моих писем затерялись в пути, а она поступила очень неразумно, решив, что я забыл ее.
Он улыбнулся Рании и добавил:
– Но она простила меня, и если ты взглянешь на ее левую руку, то увидишь, что мы официально обручены.
Рания вытянула руку, и Гарри в немом изумлении уставился на кольцо.
На мгновение он буквально потерял дар речи.
Рания догадалась, что он прикидывает, сколько оно может стоить.
– А где ты оставил Стрекозу? – спросила она у брата.
– Я оставил ее в загоне. Так что мне не пришлось отводить ее на конюшню, и я подумал, что ты захочешь пожелать ей спокойной ночи.
При этом он едва не добавил – «в последний раз».
Но вовремя спохватился, испугавшись того, что в глазах сестры увидит знакомое выражение горечи и страдания.
– Я сейчас же пойду и поговорю с ней, Гарри. А ты не мог бы пока развлечь нашего гостя?
– Отличная мысль, – подхватил Чарльз, – особенно учитывая, что мне нужно сказать Гарри пару слов. Но, прошу вас, не задерживайтесь. Не забывайте, завтра мы едем в Лондон и нам нужно определить наши планы.
– В Лондон! – воскликнул Гарри, опередив Ранию.
Она едва удержалась, чтобы не повторить его слова, и грациозно выскользнула из комнаты.
Оказавшись за дверью, она приостановилась и услышала, как Гарри обратился к другу:
– Должен признаться, что вы застали меня врасплох. Я поражен и до сих пор не могу прийти в себя!
– Гарри, я понимаю, что у тебя сейчас трудные времена. Вот почему я не только намерен жениться на твоей сестре, но и первым же делом в понедельник утром распоряжусь, чтобы мой банк перевел тысячу фунтов на твой счет. Так что тебе не придется продавать лошадей, а это сейчас – самое главное.
– Ты этого не сделаешь, – резко возразил Гарри.
– Могу и сделаю. В конце концов, мы с тобой – друзья детства, и, окажись в столь же неприятном положении я, непременно обратился бы к тебе за помощью, и я не верю, что ты ответил бы мне отказом!
– Разумеется, нет, Чарльз, но как я могу принять твои деньги? Я ведь никогда не смогу вернуть их тебе!
– А я и не прошу, чтобы ты возвращал их. Как тебе должно быть известно, я – очень богатый человек и, поскольку во время войны у меня не возникало трат, сбережения выросли до такой суммы, что мне даже неловко сейчас за свое состояние, тогда как у многих моих друзей не осталось вообще ничего.
– Это как раз обо мне.
– Знаю. Рания рассказала мне о том, с чем вам пришлось столкнуться, и я не только сожалею о той беде, что с тобой приключилась, но и прошу тебя о помощи.
– Меня? О помощи?
Рания по-прежнему подслушивала у двери. Она даже спросила себя, а не собирается ли Чарльз, вопреки договоренности, рассказать Гарри об их мнимой помолвке.
– Ты вернулся с войны и обнаружил, что здесь все едва не пошло прахом, – начал Чарльз. – Да и я тоже понял, что должен многое сделать у себя в Линдон-холле.
– Верится с трудом, – отозвался Гарри. – Я всегда считал его самым прекрасным особняком из всех, которые я когда-либо видел. Да в нем не стыдно принимать самого короля!
Чарльз фыркнул:
– Меня еще не короновали, и потому я хочу внести массу изменений, прежде чем стану «монархом всего, что видит взор»[1]. И в этом мне нужна твоя помощь.
– В чем же именно? – осведомился Гарри.
– Во-первых, мне нужен твой совет в планировке приватного скакового круга. Мне всегда казалось, что Линдон-холлу его недостает. И теперь с твоей помощью я намерен построить его как можно скорее.
– С моей помощью? – пробормотал Гарри.
– Мы с тобой всегда одинаково радовались жизни, – отозвался Чарльз, – и теперь я бы хотел, чтобы ты уделил время, которое сможешь, строительству скакового круга, а также присматривал за работами во время моего отсутствия.
Он рассмеялся при виде ошеломленного выражения на лице своего старого друга.
– Ты не задал очевидный вопрос – а где же скаковые лошади?
– До войны они у тебя были, – сказал Гарри, – или, точнее, у твоего отца. Я помню, что он выиграл Золотой кубок в Аскоте.
– Такого же приза я совершенно определенно намерен добиться и для себя, но, как ты сам понимаешь, лошади, которых разводил мой отец, уже состарились, а тем, которые умерли или были отпущены пастись на травку, замены так и не нашлось. И в этом мне опять потребуется твое содействие.
– Ты говоришь серьезно, Чарльз?
– Я не знаю никого, кто лучше тебя разбирался бы в лошадях, и, как я уже говорил, нам с тобой всегда нравились одни и те же вещи. Поскольку я должен буду познакомить Ранию со всеми своими родственниками, то не смогу посещать аукционные залы «Таттерсоллза», равно как и объездить всю деревенскую местность в поисках лошадей, в которых мы с тобой интуитивно распознаем победителей.
Гарри потер рукой лоб:
– Я до сих пор не могу поверить, что это происходит на самом деле. Я был в таком отчаянии, что уже начал жалеть о том, что французская пуля угодила мне в ногу, а не в сердце!
– Мне говорили, что именно поэтому ты не смог вступить в ряды оккупационной армии.
1
У. Купер (1731—1800), «Одиночество Александра Селкирка». (Здесь и далее примеч. пер.)