Формула счастья

Чувство жалости к самой себе перехлестнуло через край, и слезы брызнули из глаз — она бросилась в переднюю. Быстро натянув ботинки, Света схватила шубу и попыталась открыть двери, но запуталась в сложной системе замков, задвижек и цепочек — и это было последней каплей, что прорвало плотину отчаяния: глухие рыдания сотрясли ее маленькое, тщедушное тельце. Скорчившись, она присела около порога и уткнулась лицом в ладони.

Павел стоял рядом, смотрел сверху вниз на этот жалкий, вздрагивающий комочек и сожалел о том, что привел сюда эту странную девушку. Он всегда знал, что рядом существует параллельный мир, с его грязью, нищетой и низостью, но его это мало волновало — он был баловнем судьбы. Отец — начальник отдела сбыта одного из крупных предприятий, мать — преподаватель музыки в музыкальном училище. В детский сад, как все советские дети, он не ходил — с ним сидела няня, затем была престижная школа с изучением иностранных языков. Отец часто ездил в командировки за границу — и привозил всегда самые модные и фирменные вещи. Даже когда какой-то подонок подбросил ему фотографии отца, где тот был запечатлен обнимающим молодую, симпатичную голышку, — это не явилось для него потрясением. К тому времени им уже были прочитаны многие из книг по технике секса, с которых позднее начался книжный бум перестройки… «Лолита» Набокова уже не шокировала, и его первые сексуальные опыты с девушками оказались вполне успешны. Он позвонил отцу на работу и договорился о встрече.

— Я знаю, что ты мне хочешь показать, — сказал тогда отец, — один человек меня шантажирует, но я предпочитаю правду. Ты уже большой, к тому же мужчина, и поймешь меня. Майя — замечательная женщина, прекрасная хозяйка и отличная, судя по твоим успехам, мать. Я ее глубоко уважаю, ценю наш дом, нашу семью. Но понимаешь, у нас с твоей мамой уже давно нет никаких сексуальных отношений. У меня были разные женщины, в том числе и та, что на этих фотографиях. Но сейчас я встретил другую женщину и искренне, может последний раз в жизни, полюбил. Пойми, я не хочу уходить ни от тебя, ни от твоей мамы, вы мне очень дороги. Но наша культура не предполагает двоеженство, поэтому я принял решение. Твоя мама — сильная женщина, ты — взрослый парень, а я — как был твоим отцом, так им и останусь.

После того разговора действительно мало что переменилось. Отец часто навещал их, привозя с собой подарки: то кинокамеру, то музыкальный центр, а после школы, которую Павел закончил с золотой медалью, подарил машину. Так что в институт он уже ездил не на метро, чему несказанно завидовали сокурсники. Не было отбоя и от подружек — мало того что он был красив (а он прекрасно осознавал свою внешнюю привлекательность), он был одним из немногих счастливчиков, которым светила вполне благополучная карьера. И действительно, после окончания экономического факультета его пригласили на один из самых крупных московских заводов. Потом отец помог организовать совместное русско-немецкое предприятие, где Павел стал одним из соучредителей.

Ему ничего не стоит найти этой крошке работу. Подождав, пока стихнут рыдания, он протянул ей свой носовой платок. Девушка промокнула глаза и поднялась.

— Отвези меня домой, — еле шевеля губами и еще всхлипывая, попросила она, робко посмотрев на него. Павел впервые увидел ее без очков. Ее глаза поразили: припухшие от слез, они были чудесными — ярко-бирюзовые, чуть раскосые, с удивительно длинными и еще влажными от слез ресницами; широко распахнутые, наивные и доверчивые, они растерянно и испуганно смотрели на него.

Он без труда открыл дверь, взял стоящую на трюмо потрепанную сумочку Светланы и, пропустив ее вперед, вышел из квартиры.

В машине они ехали молча, а расставаясь, только кивнули друг другу.

Вот и опять ее обшарпанный, почти не освещенный подъезд. Какая она была наивная! Назад, в старую жизнь. Она тяжело поднялась по ступенькам. Узкая полоска света пробивалась из-под двери их квартиры. Светлана достала из сумочки ключ и открыла дверь.

Как только она вошла, сразу очутилась лицом к лицу с мачехой. Та как будто все время ее отсутствия торчала у двери.

— Что, не приняли?! — злорадно воскликнула она, дыша на Светлану смесью перегара и дешевого табака. — Плевать всем на твой французский, им нужны только крутые титьки да ноги от шеи, а на тебя, заморыша, никто даже не посмотрит!

У девушки не было сил как-то отреагировать на слова пьяной мачехи, она только устало подумала, что, вероятно, та снова заняла денег у кого-то из соседей и завтра ей опять придется отдавать долг.

Она стянула с себя одежду, прошла в свою комнату, закрылась на ключ и без сил упала на кровать, сразу забывшись тяжелым, без сновидений сном, не слыша, как мачеха еще что-то кричит у нее под дверью.

Утром она проснулась, как от толчка. Было еще темно. Светлана села в кровати, опустила ноги в тапочки и тут же вспомнила все, что произошло с ней вчера. Чувство унижения и жалости к самой себе опять захлестнуло ее. И тут же волна злости смыла все прежние чувства. Нет, она выкарабкается из этой ямы! Но теперь будет умнее, еще одной иллюзией стало меньше. Она не примет помощи от этого молодого, холеного парня, но настанет день, когда она придет к нему победительницей — красивой, богатой, преуспевающей — и не чувство жалости, а восхищение и желание прочитает в его глазах. Но как начать свое восхождение? — в который раз она задала себе этот вопрос и опять не нашла ответа.

Настойчивый звонок заставил ее встать и, накинув халат, подойти к входной двери.

— Кто там?

— Светка, открой! — раздался громкий голос ее школьной подруги Полины.

Едва она повернула замок, как распахнулась дверь, и большая фигура почти полностью заслонила дверной проем.

— Светка, выручай! Я уезжаю, меня взяли запасной в сборную Москвы по лыжам. А там собака. Собака ничего не ест и может скоро сдохнуть. И вообще, там бедлам, а мне некогда. А я не могу. Мне надо на соревнования, — безостановочно тараторила Полина.

— Поль, остановись. Пойдем ко мне в комнату, пока я буду одеваться, ты мне обо всем расскажешь.

— Слушай, мне вообще-то некогда, и там меня ждет машина, и все горит, а собака ничего не ест…

— Остановись, давай по порядку, отвечай на мои вопросы. О какой собаке ты говоришь? Только не торопись. И все же пойдем ко мне в комнату, так получится быстрее.

Полина, не раздеваясь, прошла в маленькую, темную комнату, которая служила Светлане спальней, местом для занятий, гостиной и столовой, и плюхнулась на единственный стул, который стоял рядом с еще не убранной кроватью.

— Собака моей тетки. Тетя улетела в Штаты. Она тренер по гимнастике, будет там месяц делиться опытом. Моя кузина, то есть двоюродная сестра, а ее дочь, внезапно вышла замуж и тоже слиняла, оставив мне овчарку. Собака ничего не ест и никого к себе не подпускает. А я уезжаю, — уже не так быстро сказала подруга.

Ее манера говорить так, как будто слова, стараясь вырваться на свободу, давили друг друга, веселила Свету. Полина всегда начинала свою речь на всем ходу, выпаливая самое, на ее взгляд, главное, так, что слушатели обычно ничего не понимали из ее сбивчивого рассказа, и только Светлана могла регулировать этот словесный поток. Они так и подружились в школе. Полина была завзятой троечницей; она все делала быстро, но с кучей ошибок. Учителя старались вообще не спрашивать ее. В начальных классах они были неразлучны, но потом Полина увлеклась спортом — и они стали общаться реже, а после школы почти совсем не встречались. И вот Полина, бесследно исчезнувшая на четыре года, врывается к ней домой и сразу несет чушь о какой-то собаке, как будто они расстались только вчера.

— А я-то тут при чем? — улыбаясь, спросила Света. Она с удовольствием смотрела на подругу и радовалась ее неуемной энергии.

— Как — при чем, как — при чем! Без тебя собака точно сдохнет! А моя тетка сойдет с ума! А я покажу плохой результат, и меня не возьмут в сборную!