Хочешь выжить - худей!

- Что ты задумал?

- Демонстрацию! Всех подниму! Хоть Дженьку, хоть кого. Марш по Сан-Франциско!

- Ты охренел? Какой марш? Вверх-вниз по холмам? Да они на ровной площадке и десяти шагов не пройдут!

- Хотя бы по пристани Рыбаков. Кто не сможет идти, тот в коляске...

У Фианы перехватило горло, стоило лишь предствить себе это зрелище: на яркой нарядной улице среди здоровых, беззаботных, красивых людей процессия мало-подвижных толстяков, в основном, - в инвалидных колясках.

- А я не только обжор - всех позову. С плакатами и постерами "Мы не свиньи!".

- Так чего же мелочиться на демонстрации? - едко сказала Фиана. - Ты возьми еще революцию им на площади Гирардели устрой! С применением нашего автобуса с подъемниками инвалидных кресел в качестве Крейсера Авроры.

- Дура! - в сердцах возвестил Яшка. - Вечно ты крылья обрубаешь! - Дальше он завел обычную песню: - Если даже я не могу тебя из-за этого полюбить, какой мужик в здравом уме на такую позарится!

Как терапевт-психолог, Фиана прекрасно знала, что похожими заявлениями обидчики обычно удерживают жертву при себе, ограждая от любой возможной поддержки извне. Тем не менее, "комплименты" Цыганникова особой радости не вызывали.

Глава 15

Фиана наспех перекусила в кафешке резервации, причем до кафе следом тащился Яшка, не переставая бубнить "Снова жрать! И куда только там влезает!", хоть внутрь за ней не вошел, - отравил, как мог, да и вернулся делать свою революцию. Как страшно девушка потом жалела, что даже не подумала остановить его, разве можно назвать шуточки хотя бы слабой попыткой. Но ей и в голову не пришло, что Цыган способен довести что-либо задуманное, а тем более, такое до конца. Поэтому сегодня отнеслась к его затее с легкой иронией и, забежав домой натянуть купальник, пошла к бассейну.

Едва она погрузилась в теплую воду, полегчало.

Закрыв глаза, - казалось, каждый поймет, что если человек закрыл глаза, значит, не хочет никого видеть, - девушка начала разминку. Не тут-то было. Одно только счастье, что народу поубавилось, поэтому не окружили толпой. Всего-навсего две бабули, но поговорить им хотелось за шестерых.

Лапни, благосклонно кивая бабулям, совершенно не слышала их болтовни. В принципе, тем и не нужны были ответы: достаточно высказаться самим. Она пристегнула к лодыжкам резиновые привески, взяла в руки пластиковые гирьки и потренировала руки-ноги, потом сделала хорошую растяжку всего тела, предварительно отбросив балласты...

Наконец, Фиана закончила упражнения, извинилась перед общительным народом и стала натягивать резиновую шапочку, а тапочки, наоборот, сняла и поставила на борт. Надела очки со странным названием "гаглз", ассоциировавшимся в ее мозгу с чем-то вроде рвотного, и поднырнула под веревку в зону пловцов. И - поехали.

Плаванье всегда не только спасало от тягостных размышлений, но и поднимало настроение, стоило только несколько раз одолеть дорожку от восточного бортика до западного. Вот так, сначала плавные взмахи руками и все тело слегка качается с боку на бок, двенадцать раз туда-сюда - четверть мили. А потом еще немного кролем для укрепления мышц живота, - и несколько раз на спинке, а потом еще снова на спинке, но медленно, ради возвращения к отдыху. Боже, как давно она не плавала! И как же сильно она любит воду!

Иногда Фиана представляла себя русалкой, ей даже чудилось: ноги срослись и стали большим серебристым хвостом, и не хватало только запеть, но ведь она не сирена, а только русалочка... И нет, не Андерсеновская, позволившая какой-то дурацкой любви погубить себя... Кретину, типичному представителю своего пола, не сумевшему разглядеть и оценить ее... А сильная, умная, не нужно ей никакой такой любви, которая требует кровавых жертв... Это чья-то чужая высшая сила - любовь с непременными соплями и ложью.

А высшая сила самой Фианы Лапни - ярость, мощь, победа сопротивления воды, возвышение над соплями, ни один Джейсон не стоит ее слез, вот и пусть бежит от риска к каким-то Эмилям и Клэрам... Тем более, Яшка со своим бунтом в стакане воды... И уж точно не Люк, вон он, вырисовывается, голубоглазый дружок, маячит у борта, ждет общения...

Остальные же вообще никто и годятся только для того, чтобы их использовали в качестве вибратора, иногда ведь хочется в этих целях живого тела рядом... На один раз, чтоб не привыкнуть, как к тому же Яшке, чтоб не страдать ни от обиды, ни от унижений, ни от горечи потери... Пусть сами страдают, а она, Фиана Лапни нанималась помогать несчастным женщинам, сестрам по боли... Жаль, от природы не лесби, насколько все было бы проще, если б так...

Разумеется, и со слабым полом нелегко, уж расстаралась мамочка, заставила возненавидеть все человечество, вынудила озлобиться на весь белый свет, но все же сестры по мукам - это не оскотинившиеся мужики, которые только и делают, что мучают и издеваются над слабыми...Так, хватит об этом, - девушка с силой оттолкнулась от бортика, перекувыркнулась через голову и встала на ноги. Снова поднырнула под веревку и стала избавляться от причиндалов.

Люк, будто только того и ждал, мгновенно очутился перед Фианой. Его голубые глаза смотрели на нее печально и вопросительно. В смысле, с печальным вопросом... Или надеждой, а вдруг девушка разрешит все его сомнения... Да почему же вдруг не такой - такой точно, как все они... Ну в чем-то возможно и отличается, но в принципе...

Фиана приветливо кивнула парню и он, конечно, воспринял этот кивок, как приглашение.

- Как ты? - По-обыкновению грустно, словно не ожидая ничего хорошего, спросил Люк.

- Нормально, - отплавав свою дорожку, Лапни даже смогла улыбнуться.

- Давно тебя здесь не видел.

Фиана еще раз улыбнулась и рассеянно оглядела бассейн. На нижней ступеньке сидела Трэйси, уже отдавшая последнего младенца маме, и тетешкала своего Дэвида. Тот, даром что карапуз, со снисходительным видом взрослого, поддерживал игру и брызгал ручонкой словно только ради того, чтоб доставить удовольствие мамочке. Фиана знала, что папами этот малыш называет всех мужчин, мамой же - одну единственную Трэйси, действительно ставшую ему самой что ни на есть настоящей мамой, хоть и не рождала. Та, сама взрослый ребенок, играла с мальчиком самозабвенно, даже издалека чувствовалось их обожание и наслаждение друг другом.

- Двайт считает ее святой, - кивнул Люк. - Так и есть.

- Еще бы...

- Пора Дэвиду учиться плавать.

- Он же вроде крошка еще!

- В детях встроена способность к плаванью, - сказал Люк. - От рождения.

Потом в воду прыгнул Двайт и одним рывком оказался у ступенек. Дэвид потянулся к нему. Двайт взял малыша на спину и сделал круг, мальчик помогал, загребая воду обеими ручками. Трэйси заулыбалась.

- Папа, - довольно произнес Дэвид.

- Извини, - начала Трэйси, обращаясь к Двайту. - Надо же, он опять это делает.

- Папа, - звонко и так громко, как только маленькие дети и умеют, повторил ребенок. - А почему ты с нами живешь только в воде?

Трайси чуть не захлебнулась от смущения. Бренда, незаметно оказавшаяся рядом, сказала: - О! Он уже задает вопросы!

Не смутился один Двайт. Он принял вертикальное положение, посадил малыша лицом к себе на бортик, сделал губками ему одному понятную гримасу и спокойно ответил: - Видишь ли, я только что принял решение стать твоим папой, - и переглянувшись с Трэйси, красной, как кетчуп, добавил: - А совсем скоро стану жить с тобой и на земле. Если твоя мама не против.

Дэвида, по обыкновению нелегко сбить с курса, раз уж взялся спрашивать.

- А почему мамы всегда живут со своими ребенками, а папы долго решают?

Двайт не нашел ничего умнее, чем сообщить, что и мамы не всегда...

Дэвид перебил: - А разве мама может уйти от своего сына, который вылез из ее животика? - Затем, обернувшись к Трэйси, переспросил: - Мамочка, деточки ведь вылезают из маминых животиков?