Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 9



Позже Лукомский убедился, что генералы, да и большинство офицеров, подчиненных Драгомирова, с большим пиететом относятся к своему командующему и его методике подготовки и воспитания войск, полностью доверяют ему. Генерал Рузский, например, прежде всего потребовал от них, причисленных к Генштабу, изучения всех приказов командира 14-й пехотной дивизии Драгомирова, изданных со дня его назначения и до Русско-турецкой войны 1877-1878 годов, а также его приказов во время командования Киевским военным округом. По мнению Рузского, который постоянно экзаменовал офицеров по этой теме, приказы Драгомирова отлично демонстрируют, как создать хорошо спаянную и боеспособную дивизию за короткое время.

Нижние же чины чтят своего командующего, который в первом же приказе в должности начальника дивизии резко и впервые в российской армии того времени выступил против случаев рукоприкладства как со стороны офицеров, так и со стороны фельдфебелей, унтеров и дядек. Драгомиров требовал от офицеров и других командиров уважать солдата и заботиться о нем и сам неоднократно демонстрировал примеры такого отношения во время учебных походов и маневров.

Свою первую встречу с Драгомировым Александр Сергеевич Лукомский запомнил надолго. Именно тогда в нем зародилась поначалу неосознанная симпатия к этому человеку, которая со временем переросла во вполне осознанное уважение и почитание. Драгомиров не играл в Суворова, он и в самом деле был прямым, честным и справедливым, несмотря на все свои должности и регалии, простым и доступным. И когда в 1902 году старший адъютант штаба Киевского военного округа Александр Сергеевич Лукомский предложил руку и сердце Софье Михайловне Драгомировой, он, по сути, предложил себя и ее отцу в качестве не только преданного и последовательного ученика, но и сына.

Случилось это лишь на пятый год после первой встречи с Драгомировым. Хотя и Лукомский был свободен, и красавица дочь командующего округом, пользующаяся большим вниманием среди молодых людей в киевском обществе, тем не менее была не замужем. Лукомского познакомили с ней на балу у баронессы Яшвиль супруги Барятинские: обе Софьи, княгиня Софья Николаевна Барятинская и Софья Михайловна Драгомирова, приятельствовали.

Александру Сергеевичу тогда и в голову не могло прийти, что знакомство не случайно, что дочь Драгомирова им заинтересовалась. Но когда, отслужив почти год в Проскурове, он вернулся в Киев и после ряда необязательных встреч на званых обедах и ужинах ему передали приглашение в дом командующего на празднование дня рождения Софьи Михайловны, такая мысль все же посетила его. Обдумав, понял, что романа не получится – он просто не рискнет ухаживать за дочерью командующего округом, да и она вряд ли всерьез примет ухаживание – слишком уж здесь попахивает меркантильными, вернее, карьерными мотивами. Вместе с тем понял и другое – почему красавица Софья Михайловна, как говорят, засиделась в барышнях, вращаясь большей частью в офицерском кругу, а серьезные люди из этого круга, как и он сам, если еще не были женаты, боялись подобного же упрека в меркантильности. Явных же искателей счастья за чужой счет умница Софья Михайловна раскусывала и отсеивала сразу же. Да и ее отец как бы насквозь видел каждого притязавшего на сердце дочери.

Тем не менее летом 1902 года Александр Сергеевич решился. К этому времени он уже стал завсегдатаем в семье командующего, получая приглашения от самого Михаила Ивановича и Софьи Абрамовны, и как-то незаметно стал здесь своим. Сама атмосфера в этом хлебосольном доме была настолько искренне-дружеской и гостеприимной, что просто нельзя было не перенять такого же тона. Великолепная кухня Софьи Абрамовны – она в это время задумала написать кулинарную книгу и испробовала свои и народные рецепты на гостях, к их неизъяснимому удовольствию, – умные веселые люди, которые тянулись к Драгомирову, он сам с его остроумными высказываниями и историями за столом, занимательные беседы с генералом с глазу на глаз делали для Лукомского посещение этого дома необычайно притягательным. Узнав генерала не в узком, а скорее в широком семейном кругу, Лукомский был совсем и навсегда им очарован. Его преданность Отечеству, забота о его безопасности и сильной армии были отнюдь не для публики, не показными, а настоящими. Не случайно пятеро его сыновей выбрали стезю военную и успешно продвигались по службе.

Конечно же, не мог он не заметить внимания и предпочтения среди других гостей, оказываемого ему Софьей Михайловной. В конце концов почти тридцатипятилетний подполковник, которого Софья Михайловна пригласила на прогулку в сад, заикаясь и запинаясь, попросил разрешения задать ей один не совсем обычный вопрос.

– Скажите, Софья Михайловна, вы не сочтете за дерзость или за желание сделать карьеру с помощью Михаила Ивановича, если я сделаю вам предложение стать моей женой?

– Сделайте, Александр Сергеевич! Вы же знаете, я буду только рада!

– Я люблю вас, Софья Михайловна, будьте, пожалуйста, моей женой и матерью моей Зиночке.





Когда в этот же вечер они предстали перед Драгомировым, тот обрадовался:

– Ну вот, наконец-то, а то я уже по солдатской привычке хотел взять процесс в свои руки и практически предложить тебе, Александр Сергеевич, свою дочь в жены. Посмотри на ее мать – Сонечка будет тебе такой же преданной супругой, как и Софья Абрамовна мне. Все понимающей, не задающей лишних вопросов, готовой за тобой в огонь и в воду! Она моя дочь, а Драгомировы никогда не были и не будут предателями.

А потом по очереди расцеловал обоих.

В который уже раз Михаил Иванович покорил будущего зятя своей прямотой и открытостью.

Став зятем генерала, Лукомский постепенно познал и другую сторону медали его успешной научной и военной деятельности. После публикации разбора «Войны и мира», а также своей системы патриотического воспитания и обучения войск Драгомирову приходилось отбиваться от нападок противников своего учения. Несмотря на громадный авторитет, вся его деятельность со стороны очень и очень многих встречала постоянное сопротивление, активное, а где такового нельзя проявить – пассивное. Правда, споры с оппонентами в военных и исторических журналах только добавляли ему задора и куража, помогая в теоретическом обосновании и развитии своего учения, а также внедрении его в войсках. А вот наветы и ложь со стороны недоброжелателей по поводу учения, особенностей характера и практической деятельности самого Драгомирова попортили ему немало крови, хотя в этом он предпочитал не признаваться даже себе. Как бороться с такими ударами ниже пояса? Михаил Иванович выбрал самый правильный путь – довольно успешно делал вид, будто их не замечает. Но зятю не раз жаловался:

– Проводить мои идеи и реформировать армию чрезвычайно трудно, понимают и поддерживают только единицы, а масса или враждебна, или пассивна. Но надо – к пользе армии и Отечества.

А сколько людей искренне верили и верят в такие небылицы, а также в специально извращенное и извращаемое толкование учения Драгомирова! В то, например, будто умница-генерал, блестящий военный теоретик и писатель, был противником современного огнестрельного оружия и других технических усовершенствований в войсках. Абсурд! Драгомиров воевал не против технических новшеств в войсках, а против тенденции ставить технику выше духа, ставить машину в армии выше человека. Многие искренне заблуждаются и в том, что в своей практике Драгомиров якобы принижал офицеров и слишком носился с солдатами.

Среди таких «добросовестно» в эту глупость веривших и рассказывавших в эмиграции был даже генерал-лейтенант Розанов, который при Драгомирове служил в Киевском военном округе офицером Генерального штаба.

В конце 1928 года в Ницце, будучи во Франции помощником великого князя Николая Николаевича (младшего), генерал-лейтенант Лукомский услышал от генерала А. П. Кутепова две истории о пьянстве генерала Драгомирова. Первая: будто бы Михаил Иванович в 1893 году забыл поздравить с днем рождения царя Александра III. Вспомнил лишь через три дня и тут же отправил ему телеграмму: «Уже три дня пью здоровье вашего императорского величества!» Государь якобы ответил: «Пора перестать!»