Страница 48 из 62
Эпизод 22: Возвращение
Мне приснилось небо Лондона,
В нём приснился долгий поцелуй.
Мы гуляли там по облакам,
Притворились Лондонским дождём.
…
Утром.
Я узнаю утром,
Ты узнаешь позже,
Этих снов дороже
Ничего и нет.
Без таких вот звоночков,
Я же зверь-одиночка,
Промахнусь, вернусь ночью–
Не заметит никто.
Всё тот же зверь-одиночка
Я считаю шажочки до последней до точки…
Земфира «Лондон»
Тихая мелодия будильника вывела меня из транса моего сердца, но не из состояния волнения, которое нарастало. Никакими средствам я не могла отыскать тишины во мне. Я видела себя со стороны: как неверна походка, как дрожат руки и блуждает взгляд бесцельно. Чувствовала я себя напуганным лесным зверем, которого связали и притащили на яркую многолюдную площадь: страшно, странно, непонятно – убежать бы, скрыться, но не знаешь куда бежать. И защищаться бы, да никто не нападает.
Стояла под горячим душем, варила кофе, пила его обжигающий большими глотками, тискала сонного Гава и рассеянно смотрела в окно.
Роберт наблюдал за каждым моим движением и ловил каждый мой взгляд. Он молчал, пока мы собирались и, проходя мимо, дотрагивался до моей руки. Но впервые его поддержка не могла вытащить меня из напряжённого волнения.
Я сидела на краю дивана в холле, когда Роберт спустился вниз с нашим багажом. Он присел возле меня, спрятав мои ладони в своих. Убрал растрёпанные волосы с моего лица и заглянул мне в глаза так, как может лишь он.
(Отчего я так волнуюсь? Что бы ни случилось, он – рядом, а я – другая. Это просто путешествие, и меня ждёт много интересного.)
Я крепко обняла его – на секунды меня отпустили жёсткие лапы волнения.
Когда мы ехали в аэропорт, он держал меня за руку, вместе с моей рукой переключал коробку передач, был последователен и чёток в движениях – я чувствовала его внутреннюю силу и собранность. Но я не могла опереться на его силу, не могла последовать его собранности и чувствовала себя одинокой и потерянной.
Раннее утро было наполнено холодным синим туманом. Меня пробирала до косточек острая, как перец чили дрожь, так, что не спасал включенный в машине на всю мощность обогреватель. Не дрожала только моя ладонь в его руке. Улицы медленно и вяло проплывали мимо, размытые на зеркальном стекле автомобиля: неторопливо, печально, в понарошку. Жизнь казалась ненастоящей, улицы – нарисованными, воздух – безвкусным, и даже его тёплая ладонь – приятным наваждением. А я – вовсе не я. Я видела своё отражение в стекле двери: ухоженная молодая женщина, с напряженным профилем и тягостным взглядом. Она мне чужая. Я смотрела на неё, не видела в ней себя и не удивлялась.
Как вязкая смола потекла мысль, что настало время, когда я должна сама пройти испытание, в одиночку, без привычной поддержки, потерять и обрести себя в очередной раз. Вернуться и собрать себя там, в прошлом. Я искала в себе готовность и силу. Но вместо них находила напряженное волнение.
Поднимаясь по трапу самолёта, я задержалась на ступеньках и вдохнула холодный туман Лондона. Тоскливо защемило сердце: что если я сюда не вернусь? Я влюблена в эту прохладную сырость, здесь его дом, здесь тишина и беззаботность. Как с этим расстаться?
(Не отпускай меня!)
Потом я сидела в кресле самолёта и смотрела в иллюминатор. Я видела капли оседающего на стекле тумана (или это Лондон плакал дождем?), и такая тоска скребла моё сердце. Нам не разрешали взлет, и крыло самолета подрагивало, помигивая в нетерпении габаритными огнями.
Роберт прошептал:
– Лондон не хочет отпускать тебя. А я соскучился по твоей улыбке.
Я улыбнулась, и во мне всё улыбнулось. Я прильнула к его щеке. Ненадолго. Потому что Роберт толкнул меня плечом:
– У тебя такой вид, что и я начинаю бояться. Можно подумать у тебя на родине драконы водятся с упырями. Водятся?
– Не водятся… Не водились вроде… – мне вдруг стало смешно: что за трусость! В конце концов, я забираю Роберта с собой, и что бы ни случилось – мы вместе.
– Хм… но я припоминаю, что они завелись всё-таки, в подвальчике одном… Ладно. Будь что будет. Я не забыла, что люблю приключения.
Нам разрешили взлёт.