Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 62

Не то что бы он запирался, вход посетителям был свободный, но смысла заходить не было: Роберт жил в своём особом мире. Арий, в отличие от котов, он не пел, но играл на рояле, иногда на гитаре, и был так этим так поглощён, что я приносила еду для него прямо к его носу, иначе он о ней не вспоминал.

Свой мобильный телефон он отдал мне, и я, нараспев отвечала на звонки:

– Личный секретарь Роберта вас слушает…

Так как ценных указаний мне не выдали, я вежливо просила перезвонить несколькими днями позже, не зная, что ответить по делу. Друзьям я отвечала, что Роберт болен весенней болезнью и когда выздоровеет – неизвестно.

Частенько заходил Эл. Он сказал, что у Роберта случаются иногда «глубокие творческие припадки»: он почти не ест, ни с кем не общается и увлеченно сочиняет музыку дома в студии или «вылепливает» инструменты в мастерской, и после выходят «шедевры» и «сухофрукт-Роберт».

Дни были какими-то невесомыми что ли, прозрачными.

Я просыпалась рано, с первыми лучами солнца, находила рядом раскиданного по кровати похудевшего Роберта, а чаще откапывала его внизу в студии в свалке исписанных не то нотами, не то закорючками листов. Готовила завтрак, если удавалось, скармливала его творцу, бегала на танцевальные репетиции, в конюшню, в аэроклуб, гуляла по городу, фотографируя весну. Нередко заглядывала в гости Роза в надежде увидеть вменяемого родственника, и видела, но невменяемого, уписывая подчистую пирожки.

Вечерами я сидела в студии, очистив себе клочок свободного места, и наблюдала за моим Богом, за тем, как творческий гений приносит в мир красоту: у него вдумчивое сосредоточенное лицо, полуоткрытые губы и складочка на переносице. Временами мелодии льются, как вода в ручье – легко и непринужденно. В такие минуты его спина и плечи расслабляются, пальцы летают по клавишам, а рассеянный взгляд блуждает по роялю. Но иногда он десятки раз повторяет короткие линейки мелодий, сидит, смотрит на клавиши, повторяет снова и снова до тех пор, пока не рождается что-то благозвучное.

Я присаживалась рядом, касаясь плечом его плеча, и смотрела, как его красивые пальцы создают музыку. Он поворачивал голову, улыбался, нежно целовал меня и снова отдавался музыке. Я же наблюдала и ждала, что из этого получится.

Как-то под вечер, когда солнце пряталось за соседний дом и помахивало на прощанье в окно оранжевым лучом, из студии пришёл Роберт. Он присел рядом и улыбнулся. Его глаза светились бархатным светом, а не диким огнём, как в предыдущие дни. Он был умиротворён и доволен.

– Привет, маленькая Принцесса, – Роберт опустился на пол перед моими коленями и обнял их, проведя пальцами от обнаженных пяток до бедер. Пальцы его такие тёплые. – Я хочу тебе кое-что показать.

Он встал и потянул меня за руку. Я поняла, что меня сейчас посвятят в новорождённую тайну. Я буду первой, кто её познает. Я торжествовала и предвкушала.

Он усадил меня рядом с собой перед роялем. Взял пару аккордов и, замерев, взглянул на меня. Я же едва дышала в ожидании продолжения, и я услышала…

Его пальцы в последний раз коснулись клавиш и остановились. Он улыбнулся.

– Очень, очень красиво…

– Тебе нравится? – тихо спросил он.

Я зачарованно кивнула: мелодия бегала электрическими разрядами по моей спине, шепталась в голове и накрывала тёплыми волнами сердце.

– Я решил назвать это моей музой – продолжением моего сердца…

– Я никогда ещё не была чьей-то музой. Но мне нравится ей быть, – я таяла от того, что я могла послужить источником для его творчества. Меня бросило в жар, потом по ногам прогулялся прохладный ветер и перехватил моё дыхание. Я почувствовала себя самой красивой, желанной, любимой, на это легли краски какого-то девичьего восторга и смешались с гордостью за моего Бога, который умеет создавать такую красоту.

– Если так и дальше пойдёт, я готова работать музой круглосуточно без перерыва на обед.

– Согласен.

– Хм… А ты в курсе, что музы нынче работают за вознаграждение?

– Предлагаю заключить пожизненный контракт.

– Это не я сказала, если что, ты сам предложил – пожизненный. Я просто потребовала разумную плату. Не отвертишься теперь. Сам напросился.

Конечно, это ведь лилейная мечта маленькой девочки, воспитанной на волшебных сказках про прекрасных принцев – быть всегда рядом, всегда вместе, навсегда. Да предложенная в воплощение самим принцем! Но разве можно удержать любовь?

Я смотрела на него, запустив в его взъерошенные волосы пальцы, сердце моё переполнялось благодарностью уже за то, что он, мой Бог, принимает мою любовь.

Удержать?..

И этих секунд, когда он смотрит в мои глаза слишком много, отчаянно много!

Я встряхнула головой, что бы выйти из чудного транса, с возмущением взглянула на него и заявила:

– И всё?





Роберт растерялся:

– Что значит – всё?

– Вот это что – один жалкий этюд за три недели упорных трудов? Это никуда не годится.

Роберт открыл рот и собрался оправдываться, но я запрыгнула к нему на колени.

– Да я тебя разыгрываю, – я обняла его и поцеловала лохматую немытую голову.

– Как тебе удается вывести меня из равновесия, женщина? У тебя всегда так ловко это выходит.

– Я есть профессионалка.

Я гладила ладонями его небритое лицо. Густая и мягкая щетина щекотала мне пальцы.

– У меня в школе была учительница. В начальном классе. Суровая тощая дама. Она носила такую прическу, ну, знаешь, туго собранный пучок скрученный наверху. Типичная училка древнепрошлого века из мрачного пансиона. Вид строгий, только розги не хватает, одевалась в длинное чёрное платье…

– Инквизитор.

– Типа того. Преподавала математику. Строгая она была, конечно, из ряда вон. Я её боялся не в понарошку. Настоящая профессионалка, вроде тебя...

– Значит, старая училка? – я отпрянула.

Роберт засмеялся.

– О, мой великий композитор, ты мне остальные сыграешь?

– Остальные?

– Ну, остальные прелести.

– В обмен на твои прелести…

Он такой разный. Пару часов назад он был занят музыкой, не от мира сего, с отсутствующим взглядом, ничем не интересующийся, кроме музыки, почти невменяемый. И вот он уже воплощение уверенности, мужественности, сексуальности.

– Поделись со мной?

– Чем угодно, драгоценная муза.

– Как ты это делаешь?

– Как я сочиняю музыку?

– Да. Музыку. Или придумываешь образы инструментов. Откуда берётся идея, мелодия? Как ты придумываешь? Я знаю, как это бывает со мной, когда открываешься внезапно для восприятия. Что-то выходит на свободу и дышит само из тебя. Чистое творчество. Из ниоткуда. Не из воспоминаний, не из опыта. Из неоткуда. А как у тебя?

– Как? – Роберт задумался. – Похожее состояние. Чаще случайное. Иногда захватывает настолько, что не можешь выйти, пока не дойдёшь до определённой точки, которую заранее не угадаешь – о ней не мыслишь совсем.

– Я видела тебя там...

– Чистое творчество – ты точно подметила. Но бывает и по-другому. Иногда меня что-то вдохновляет: звуки, запахи, события. Или кто-то, – Роберт поцеловал меня, – прекрасная муза, например. И перестаёшь смотреть на мир на автопилоте, а смотришь на вещи не как на предметы для использования, а так, словно видишь впервые, видишь простую красоту.

Я улыбнулась.

– Меня здесь долго не было. Как твои дела? – он с заботливой лаской заглянул в мои глаза. Он задал именно тот вопрос, который был мне необходим. Я хотела поделиться с ним кое-чем.

– Всё хорошо, очень хорошо. Знаешь, на улице весна, такая бодрая и солнечная. А у меня складывается впечатление беззаботной жизни. Совершенная лёгкость бытия. Вчера даже совесть по этому поводу откуда-то нагрянула: «подружка, нет от тебя никакой пользы!». Я, конечно, ответила, что я ей вовсе не подружка, и в первый раз её слышу…