Страница 9 из 17
За этим проследят библиотечные психологи.
В далеком уже 2007 году МОО ВИИ ЮНЕСКО проводило конкурс научных и литературных работ на тему «От информационного общества к обществу знаний» (в трех номинациях: научные, публицистические статьи и эссе). Какое общество нужно России? – спрашивал оргкомитет конкурсантов.
А какая личность? – спрашивала я себя.
Не собираясь участвовать в конкурсе, за день до закрытия приема работ я неожиданно написала эссе (или пародию на эссе), где не обошлось без темы детского чтения.
Никаких мест и призов, естественно, не отхватила. Читавшие эссе в Интернете написали, что получили удовольствие – это было для меня главным.
Насколько эссе своевременно?
Культурная пауза (эссе)
Кого интересует подоплека Бытия? Кто жаждет истины, откровения, абсолюта?
Философы, пииты, юродивые и маги, стыдливо называющие себя прогрессорами.
Тайное и нетайное знание! Твой удел – достаться безумцу, презревшему потуги повседневной информации, прыгнувшему в капкан Истины.
«Хулы не будет», – говорят, усмехаясь, древние китайцы.
Знание вызревает долго – чтобы блеснуть непонятной искрой позднего прозрения. Не путайте интуицию с информацией. И не отвергайте последнюю ради первой. Позовите смиренно ученого мужа. Оторвите его от таблиц, схем и классификаций. Спросите, когда он играл на скрипке. Где. И кому.
Позовите мрачного пиита, налейте ему горячего грога и спросите, когда он считал на счетах. Как долго. И зачем.
Ученый замнется, пиит заплачет. А философ в углу усмехнется не хуже древних-предревних китайцев: он забросил и вино, и счеты, и скрипку. И пришел на свидание к Абсолюту. А Абсолют от него отвернулся.
Бедный-бедный философ! Кто же пойдет просить магов исправить наклон Вселенной? «Ось-то, поди, накренилась!» – юродивый вопит из капкана.
Ох, эти господа хорошие, охочие до прелести Знания! Оглянитесь на жнецов, на пахарей, на птиц небесных. Жнут, не жнут ли – всё им солнце светит и луна блестит.
И что им подоплека Бытия? Они просто живут вместе с травой и снегом, горем и счастьем, соседней бездной и близкой утратой. Живут – и не оглядываются.
А вы говорите «рефлексия».
А вы говорите «информация».
А вы говорите «знание».
И думаете, что первое – мост от второго к третьему.
А древние китайцы только улыбаются.
Общество набито информацией; его пучит от переедания.
Обществу не хватает знания, оно пухнет от голода.
Знание – созвучность сущности мира, информация – лживость суеты? Полет сквозь суету к сущности – дело птиц небесных.
Да, небесное сообщество птицеголовых мудрецов. (Сыны бога Тота, я полагаю.)
Чем не пример для земных обществ? Разве жизнь гадов достойнее и чище?
Подняться в едином порыве вопреки всему (и одновременно благодаря) – буйному ветру, слепящему солнцу, штормовой туче. Жить нараспашку, здесь-и-теперь, но с умом.
Жить, благодаря поименно ветер, солнце, штормовую тучу.
И азбуку, данную нам богами.
Ах, птица-тройка!
Вытащим из сундуков забытые бубенцы.
Знаешь ли ты своих предков? Вот скоморохи бегут по дороге. Тайнознатцы. Давнее – близко.
Меняю шесть воевод на одного скомороха.
Многих нашла в Интернете, кое-кого – у Барсукова, генеалога девятнадцатого века.
Мертвая информация. Что мне Гекуба!
А они смеются. У них, видите ли, общество. Они живые?!
Общество, связанное честью, с удивлением открыла Нэнси Шилдс Коллман, профессор Стэндфордского университета.
Ах вы мои воеводушки, дети боярские, однодворцы и крестьяне государственные! Учителя и заступники, зануды и проказники. Не сменю вас на скоморохов-глумотворцев: сама стану скоморошкою.
Эх, птица-тройка! Не то ли это знание, что строит личность? Не то ли, что поднимет общество? Дай ответ! – Не дает ответа.
Из вечного города Рима прозревает Гоголь свою Россию.
И нас.
Ночь настала. Птицеголовые задремали. Кто держит паузу?
Ангельский хор поет тихо-тихо (нет у ангелов информации – одни знания).
Время тьмы – время испытаний. Птицеголовых мало: клиповая культура. Культурная пауза. Бог Тот в трауре.
Но ангелы чуют рассвет. И смотрят на нас – кто бы подумал? – глазами Гоголя.
Так вы хотели узнать про общество знаний? Про информацию? И кто нужен России?
А нужен школьник, смеющийся и плачущий вместе с учительницей и товарищами над героями великой русской литературы.
Чтение как повседневное занятие [72]
Похоже, в наше время читают все. И каждый день.
Только читают разное и по-разному. Один – эсэмэски, другой – толстые книги, вроде романа «Война и мир» в 4-х томах, бумажное издание.
Еще читают правила компьютерных игр, кулинарные рецепты на женских сайтах, светскую хронику, прогноз погоды, электронные билеты и названия станций.
Мало тех, кто читает древние рукописи, очень много – читающих вывески. Ибо как же без этого?
Так в чем проблема? А их несколько.
Первая: падение общего уровня культуры. Выросло малограмотное и почти невежественное во многих вопросах поколение. Поколение гаджетов, чатов и «ВКонтакте». Зачем запоминать ненужную информацию? Всё можно найти в «Вики». Всё и сразу.
Вторая проблема: постепенное исчезновение общего кода культуры. Социологи забили тревогу лет десять назад: публика читает настолько разное, что не пересекается в духовном поле нации. Школьную программу, золотой набор классики, последний оплот общенационального чтения, читают те, кто учится в школе (а не все сейчас туда ходят). Те, которые туда ходят и читают, не всегда читают полный текст. Те, которые читают полный текст, не всегда его адекватно (глубоко, полноценно) воспринимают. Те, которые адекватно его воспринимают, не всегда его хранят в памяти – см. предыдущий пункт.
Третья проблема: новое поколение У, оно же ЯЯЯ. «Мышление кузнечика», поверхностное восприятие информации из-за быстрого и однократного считывания. Однократное считывание, потому что надо быстро переключиться на другое дело – на десять дел сразу. (Юлий Цезарь тоже делал много дел сразу и был эффективным менеджером. Эти уверены, что они эффективные менеджеры, только окружающие не согласны.)
Десять дел сразу потому, что надо спешить.
Почему надо спешить?
– …Что?
«– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе. – Для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?»
Как бы и нам сделать невозможное: чтобы нация зачитала настоящие книги?
Персонаж против автора [62]
Персонаж замкнут рамками романа, его разглядывают, изучают читатели. Не вырвешься.
Но этот вырвался.
«Я не Грушницкий! – уверял себя и всех Мартынов. – Грушницкий – не я!»
Это надо еще доказать.
Автор долго не замечал перемен в прототипе. Недалекий фат – пруд пруди таковских. Но не злодей же!
Со времен юнкерского училища Мартышка играл роль обезьяны Бога, то бишь Лермонтова: Лерма неприличные стишки писал – Мартыш не отставал, Лерма на шпагах дрался – Мартынов не хуже. Когда ж Михал Юрьич выпустил роман с ужасным Печориным, Николай Соломонович решил, что получил, наконец, шанс вырваться вперед.
Написал роман с положительным со всех сторон персонажем, князем Долгоруким. (Некий г-н Достоевский после передрал фамилью главного героя.)
А Лерма не успокоился и сочинил стихотворение «Валерик», вовсе неприличное для боевого офицера. Мартынову ничего не оставалось, как срочно написать правильную патриотическую поэму «Гюрзель-аул». «Мы их травили по долинам…» и так далее, помните? Нет? Странно-с.