Страница 13 из 17
При этом вовсе не забита, не пассивна, напротив, – Золушка временами инициативна и всегда обладает чувством собственного достоинства: «А ведь она, кажется, будет впору мне», – сказала Золушка. И далее: «Золушка достала из кармана вторую хрустальную туфельку – совсем такую же, как первая, только на другую ногу – и надела, не говоря ни слова».
И разве такая Золушка «считает себя недостойной счастья» [130]? Разве про нее слова современного психотерапевта: «Завышенная требовательность родителей и окружающих, нехватка сил сделать все идеально, невозможность угодить завышенным запросам рождает в Золушке уверенность в собственной неполноценности. Она довольствуется малым, не претендуя на успех, карьерный рост, внимание успешного и состоятельного мужчины» [130]?
Цельная, гармоничная, обаятельная личность! (Именно такой мы помним ее по фильму «Золушка» – о чем пойдет речь ниже.)
А как сам автор трактует свою сказку? «…Каждую сказку Перро, подобно басням, снабжал одной (а иногда и двумя) поэтическими моралями. Правда, эти морали обращены, в основном, к взрослым читателям – они изящны, игривы, а порой, как говорится, имеют «двойное дно»» [88]. Поучения, которыми Шарль Перро сопроводил историю Золушки, были, на взгляд Э. Берна, типичными родительскими предписаниями: крестная так заботливо наставляла и обучала благородным манерам Золушку, что та стала королевой [12]. «Перро делает еще один вывод – о необходимости родительского разрешения в том случае, если ребенку суждено совершить в своей жизни что-либо важное. Он говорил о том, что человеку, бесспорно, нужны ум, отвага и благородство. Но ни одна из этих добродетелей не проявит себя в жизни, если человек не получит благословения от волшебников и пророков» [12; 307].
На первый взгляд, это похоже на позицию объекта, а не субъекта – пассивно ждать, что старшие родственники снабдят тебя предписаниями, как надо жить. Но здесь есть одна тонкость: «пророки» и «волшебники» все-таки не совсем обычные родители, но носители высших сил – сил Судьбы. Вспомним, что родной отец Золушки был никаким не вершителем судеб, а типичным «подкаблучником»: «Бедная девушка молча сносила все обиды и не решалась пожаловаться даже отцу. Мачеха так прибрала его к рукам, что он теперь на все смотрел ее глазами и, наверно, только побранил бы дочку за неблагодарность и непослушание». Вот у кого нарушены личностные границы!
Можно поспорить и с тем, что «сюжет Золушки – история о превращении, о трансформации, о глубоком личностном изменении. Это сказка о женской инициации, где героиня должна пройти через ряд испытаний, чтобы попасть «на бал», и там ее ждет финальное событие: соединение двух половинок души, обретение особенного «мистического» чувства внутренней целостности и стабильности. Вот стремление к такой целостности, невозможность ее достичь в обыденной жизни и можно назвать «синдромом Золушки»» [46].
На самом деле, все решила ситуация, в которой она – обыкновенная хорошая девчонка – оказалась. Попытаемся представить, какой была бы история Золушки, если бы она происходила не из крестьянской среды, а действительно, как писал Ш. Перро, из дворянской, в эпоху Средневековья и Возрождения (тогда, когда зародилась и народная версия сказки). Попробуем осмыслить сказочный сюжет как реалистическую повесть, т. е. имеющую узнаваемую жизненную подоплеку. (Это несколько напоминает реконструкцию ветхозаветной истории С. Кьеркегором в трактате «Страх и трепет»)
И тогда как дочь знатного человека Золушка могла жить не в простом доме (как в крестьянской сказке Братьев Гримм или переделке ее у Шарля Перро), а в замке со множеством помещений и слуг. И выполнять взаимоисключающие виды работ – «грязные» на кухне и «чистые» в качестве камеристки и портнихи, она просто не могла бы.
Почему крестная не вступилась за нее сразу? А она, возможно, просто отсутствовала во время вторичной женитьбы отца Золушки (например, уехала на богомолье в дальние края) и не знала, что злая мачеха сослала падчерицу – соперницу ее дочерям – на кухню. Но, возможно, и сама Золушка пряталась на кухне, среди служанок, от коварной мачехи (вспомним, что во многих сказках мачеха фактически заказывает убийство падчерицы). Т. е. это ее личный (пусть и вынужденный обстоятельствами) выбор!
Итак, Золушка подрастает тихо на кухне, вдали от сводных сестер, мачехи и отца. Тогда понятно, почему отец продолжает считать ее «маленькой» (см. сказку братьев Гримм и сценарий Е. Шварца). И странный факт неузнавания Золушки родными на балу тоже становится объясним: неверный свет факелов в полутемном зале, развевающееся во время танца покрывало на голове Золушки, новое платье и неожидаемое повзросление делают ее не похожей на прежнюю девчонку-замарашку.
А вот на бал она попала вполне необычным путем. Но не потому, что крестная-фея использовала тыкву вместо кареты, а крысу вместо кучера! Необычен мотив попадания на бал. По логике народных сказок Золушка, по возвращении своей доброй крестной матери, должна была стремиться как можно быстрее покинуть опасный для нее замок и уехать с доброй женщиной в ее вотчину. Возможно, уйти там в монастырь. Но Золушка хочет на бал. Да и крестная, прослышав в дальних краях, что принц назначил бал-смотрины, привезла для любимой крестницы прекрасное платье.
И побеждает мотив «праздника вопреки опасности». Ведь завтра она вместе с крестной навсегда покинет замок и прошлую жизнь. Никогда больше не увидит ни сестер с мачехой, ни королевский двор (так там и не побывав). Не за женихом едет Золушка на бал, как прочие девушки королевства, а попрощаться и повеселиться. Вот почему она так поразительно непосредственна, естественна, проста, открыта, дружелюбна! Ей от них ничего не надо; впереди другая жизнь. На фоне жеманных, зажатых невест она лучится искренним счастьем и весельем. Она ведет себя в замке так уверенно и просто, как подлинная хозяйка (это хорошо видно в фильме Н. Кошеверовой и М. Шапиро) – и судьба ее решена.
Может быть, именно из-за такой психологической подоплеки, не противоречащей исторической правде, миллионы читателей и зрителей и полюбили сюжет «Золушки»? (Общее у советского фильма и нашей реконструкции то, что Золушка – «вне игры», она не участвует в конкурентной гонке. И поэтому побеждает).
Но почему потом Золушка возвращается в свой дом, к ненавистной мачехе, а не уезжает, как намеревалась, с крестной в новый для нее мир? А как же принцу ее тогда найти? Золушка возвращается домой, но в другую жизненную ситуацию – ожидания любимого с туфелькой.
II. Бунт Янины Жеймо
В сценарии Е. Шварца к фильму «Золушка» главная героиня действительно похожа на людей с дефектами субъектности – нарушенными личностными границами: жалуется на несправедливость, но при этом не пытается что-либо изменить в своей жизни. Она – в сценарии – позволяет шарить у себя в карманах и часто воспринимается близкими как ребенок: ее отец только в конце признает, что теперь она уже большая.
Центральный момент унижения достоинства Золушки – когда она покорно выполняет приказ мачехи надеть туфельки на ножки сводной сестры – исполнительница роли Золушки Янина Жеймо играть отказалась. Сценарий пришлось переписать: Золушка в фильме надевает туфельку только из-за угрозы мачехи скрутить в бараний рог отца, т. е. Золушка у Жеймо (как и в позднем варианте народной сказки, т. е. версии Ш. Перро) – не покорная жертва, позволяющая нарушать свои личностные границы, но психологически зрелая личность.
В сценарии Е. Шварца отец Золушки говорит королю: «Я человек отчаянный и храбрый, но только в лесу. А дома я, ваше величество, сказочно слаб и добр». В чем же проявляется его сказочная доброта? Вот Король приглашает дочь лесничего на бал-смотрины. И что отвечает добрый отец?
«– Золушку? Нет, что вы, государь, она совсем еще крошка!
Девушка вздыхает и опускает голову». (Ср. у братьев Гримм: «Да вот, – сказал отец, – осталась от покойной моей жены маленькая, несмышленая Золушка, – да куда уж ей быть невестой!»)