Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 128 из 139

— Ее гибель? О, но она же не… умрет… сразу… Она долго не умрет. А ты… знаешь не так много… сновидец… только притворяешься… будто все знаешь. — Страж Клетки продолжал говорить скрипучим, дрожащим голосом. — Ньярлатотеп… он… Их вестник, Великий… Вестник моих господ. Воплощенный… или развоплощенный… он… Их вестник.

Спроси себя, сновидец… кто приносит кошмары Ктулху… в сны смертных? Это делает… Ньярлатотеп! Ты возжелал с ним… повидаться? Так повидаешься — в преисподних кошмаров! Там ваши души послужат топливом для моторов ужаса, и это будет длиться долго… долго… пока вам не придет конец. А Ньярлатотеп рассеет весь… ужас из вашего… визжащего сознания и души по сновидениям… других смертных. Но довольно! Сначала — женщина!

Неожиданно Тиания, тяжело дышащая, но отважная, как всегда, высвободилась из объятий Титуса Кроу и дерзко забросила за спину свои прекрасные зеленые волосы. Ее чудесный голос почти не дрожал, когда она заговорила.

— И ты способен сотворить такое с Тианией, уроженкой Элизии? Тогда ты точно обречен — и здесь, в этом мире сновидений, и во всех других мирах. Да будет тебе известно, тварь, что я возлюблена Старшими Богами и самим Кхтанидом! Берегись!

— …Старшими Богами? Кхтанидом? — Впервые за все время в угасающем голосе Стража Клетки возникло некое подобие эмоции, и это был страх. — Ты из… Элизии?

Теперь раненый колосс раскачивался из стороны в сторону еще сильнее, и в какой-то момент его рука, занесенная над жерлом воронки, вдруг оказалась над песком, а не над стеклянной глоткой преисподней. Одним стремительным движением Титус Кроу схватил Тианию и вместе с ней спрыгнул с ладони Стража Клетки. В это же мгновение де Мариньи, увидев шанс на спасение друзей, прибавил мощности ментальному триггеру, управлявшему лучом — губительным оружием часов времен.

Белый луч безошибочно нашел цель и ударил Стража Клетки между глаз. Колени у того подломились, он сжал лицо руками и забился в судорогах. Он навалился на клетку, и она сломалась под его колоссальным весом.

Титус Кроу упал на песок в следующее мгновение, держа Тианию над собой, чтобы она не ударилась. Падал Титус с высоты футов в тридцать, и у любого обычного человека от такого удара сломались бы кости. Но Кроу обычным человеком не был, да и упал он там, где лежал большой слой мягкого песка. Как бы то ни было, на миг дух из него вышибло, так что только через несколько секунд он поднялся на колени и прижал к себе дрожащую Тианию. Им повезло: всего лишь несколько футов отделяло их от блестящего, гладкого, как стекло, края воронки, откуда к сводам пещеры продолжали через равные промежутки времени подниматься кольца пара. Прижавшись друг к другу, Титус и Тиания устремили взгляд на страшное зрелище.

Часы времен, описывая все более плотные круги над мертвенно-бледной, гигантской фигурой Стража Клетки, раскачивающегося вперед и назад, непрерывно светили на него ярко-белым лучом, и как только этот луч попадал в тело колосса, он прожигал в нем глубокую яму, и из каждой ямы вырывались тучки черного дыма.

Такое не могло продолжаться вечно. Одним резким и отчаянным движением Страж Клетки вскочил на ноги. На месте одного глаза у него зиял черный провал. Уцелевшим желтым кругом он уставился на своего воздушного мучителя и сделал один неуверенный шаг вперед. Пошатнулся и остановился. Раскрыл рот и заговорил. Видимо, наконец он понял, что обречен. Какой бы мощный инстинкт самосохранения ни заложил в него Ктулху, теперь ему пришел конец.

— Я знаю эту… силу! — вскричал он. Его голос звучал подобно чудовищному колоколу с треснувшим языком. Это была какофония ужаса. — Я… Знаю ее. Это… это та сила, которую… боятся даже Они. Это… звезда Мнара — любовь… Старших Богов — Добро, от которого бежит… всякое Зло. И это… моя… смерть!

Страж Клетки жутко закачался, развернулся и раскинул руки в стороны. И вновь ударил луч белого света. Но на этот раз де Мариньи нанес милосердный удар. Луч пронзил тело Стража насквозь и вонзился в песок. Великан издал последний бессвязный крик, его руки беспомощно упали, голова запрокинулась назад с громким треском. В следующее мгновение он рухнул головой вниз в стеклянное жерло ада.

Титус Кроу и Тиания, которые в этот момент в страхе бежали к песчаным холмам, упали и распростерлись на песке, ибо по ним ударила волна воздуха и колючих песчинок, распространившаяся после падения колосса. А когда беглецы поднялись на ноги, Стража уже не было, и несколько минут над белыми песками кольца пара не поднимались…

Перебравшись через барханы, Титус и Тиания подошли к де Мариньи, стоявшему около открытой дверцы часов времен. Он был мертвенно бледен и дрожал; на ногах он стоял неуверенно и вынужден был придерживаться за корпус часов.

— Анри, — сказал Кроу, взяв друга за руку, — без тебя мы бы погибли. Ты даже не представляешь, что я почувствовал, когда… — У него сорвался голос, он нахмурил брови. Шагнув ближе к де Мариньи, Титус подозрительно принюхался и нахмурился сильнее. — Дружище, да ты, похоже, пьян!

— Нет, нет, Титус, — с болезненной усмешкой вымолвил де Мариньи. — Я уже почти протрезвел. Но видел бы ты меня час назад! Вот. — Он протянул Кроу не откупоренную бутылку бренди. — А я теперь вряд ли хоть каплю выпью.

— Что? Бренди? — Кроу повернулся к Тиании, обнял ее и показал ей бутылку. — Даже в Элизии нет ничего подобного, Тиания. Вот это друг, а? За десять минут спас меня дважды! — Затем он добавил более серьезно: — Но попразднуем позже. А прямо сейчас мне хочется только…

В это мгновение из-под земли раздался глухой рокот. Земля сотряслась, и трое друзей едва устояли на ногах. Сразу стало темнее, как будто тучи закрыли солнце — хотя никакое солнце не освещало огромную пещеру. Земля вновь содрогнулась. Где-то глубоко внизу произошло несколько взрывов. Еще мгновение — и рокочущий взрыв вырвался из жерла воронки, и почти одновременно вверх устремилось огромное кольцо черного дыма, испускавшего жуткое зловоние.

— Прямо сейчас, — сказал де Мариньи, чтобы закончить фразу, начатую Кроу, — нам лучше бы убраться отсюда.

Кроу согласно кивнул, втолкнул де Мариньи внутрь корпуса часов времен, отправил туда же Тианию, а сам в последний раз обернулся и обвел взглядом жуткий пейзаж подземного белого мира. Сгущались сумерки. Титус Кроу вошел внутрь корпуса часов времен.

Он взял на себя управление часами, внутри которых ему все было знакомо. Когда он поднял это удивительное транспортное средство вверх, он увидел широкие трещины, открывшиеся в песчаном полу пещеры. Через сканеры часов вдалеке были смутно видны знаки приближающейся гибели подземного склепа. От сотрясающихся сводов вниз полетели большие куски камня, целые сталактиты и их мелкие обломки. Из тех, кто сбежал из открытой Титусом Кроу клетки, никого не было видно. В пещере становилось все темнее, ее разрушение ускорялось. Титус прибавил скорость и быстро повел часы времен над пустыней — наверх, подальше от этих жутких обителей глубокого сна…

Позднее, в вышине над Южным морем, под начавшим вечереть небом, когда друзья стремительно летели к Ультхару, к безопасному убежищу в Городе Кошек, де Мариньи решился спросить у Титуса Кроу:

— Что это было? Что за место?

Ему ответила Тиания:

— Это было одно из тех мест, где Ктулху творит страшные сны, которыми потом терроризирует спящих смертных.

Кроу кивнул.

— Верно. И таких мест в мире сновидений, должно быть, несколько. Фабрики, где Ктулху с помощью Механизмов Ужаса усиливает свои жуткие сны, а потом передает их в сознание особо чувствительных сновидцев. Мы с Тианией чуть было не стали сырьем, которое потребляют такие фабрики. Да, что мы чуть было туда не угодили, Анри! Aegri somnia vana.

— «Сны больного сознания», — перевел де Мариньи и невольно поежился. — Ну… о закрытии этой фабрики я нисколько не сожалею, Титус. Совсем не жалко.

Часть пятая

1. Илек-Вад

Миновало три дня — в тесноте, как говорится, но не в обиде — в гостеприимном доме Гранта Эндерби, где трое друзей отдыхали после пережитых злоключений в почти полном покое. А покой нарушало только понимание того, что вскоре всем им предстоит решение новой задачи. И вот Титус Кроу, Анри-Лоран де Мариньи и Тиания Элизийская пришли в Таверну Тысячи Спящих Кошек и уединились за столиком в нише, где могли поговорить почти без помех.