Бобылка

Её мама при росте сто пятьдесят шесть сантиметров, весила больше центнера. Лера держала санитарам дверь, когда он выносили труп её матери. Она зачем-то опять вышла в подъезд и, прилипнув к окну, смотрела, как хароны грузили её в свою «ладью». Вернулась в квартиру и почувствовала, как в ней без тела стало легче.

–Господи!!! – закричала Лера.

Она почистила зубы и тщательно умылась томатным гелем. Потом взяла телефон и позвонила. Она звонила и ночью, но, то вообще не отвечали, то брала его жена.

–Дядя Витя! Мама умерла сегодня ночью!

Глава 2. Венчание с кошмаром

.

–Да, как же так… – опешил Виктор.– Она же в пятницу такая весёлая была… Я же собирался приехать вечером, чтобы рассказать ей, как там, на новой работе…

Никодимов был старше мамы на год. Они родились на одной улице, но в детстве не дружили, потому что маленькой Насте точно также запрещалось гулять и общаться со сверстниками, как и она не давала Лере.

Несколько лет назад дядя Витя устроился на мамино предприятие электриком. Её он не помнил, даже не верил, что они родом с одной улицы Заречной, покуда она не назвала ему все памятные места, уничтоженные новым микрорайоном, – Мельчинка, мелкое место на реке Клязьме. Ещё когда был жив её муж, Никодимов оказывал маме внимание, а когда тот умер, она «его взяла». Жену свою он ненавидел, но разводиться не собирался.

В последние два года Лерина мама вообще не могла ходить, у неё почему-то не двигались ноги, ей не хватало воздуха. И Виктор отвозил её на работу и с работы на новых «жигулях», вызывая зависть и пересуды.

В молодости, на северах, Виктор очень неудачно женился, – на женщине старше себя, с двумя внебрачными детьми, которых она утаила. Но он не бросил её, а впрягся в воз, выращивал свиней, чтобы прокормить «чужой грех». Старшая падчерица, Наташа с киргизским лицом, гуляла и наркоманила, умерла от туберкулёза, оставив умственно отсталого сына. А сама Элла Ивановна много лет болела раком матки. Мама всё ждала, что соперница скоро умрёт, и Никодимов на ней женится, но в итоге, умерла сама.

Никодимов приехал через полчаса. Он как раз уволился из дышащего на ладан комбината школьного питания, бывшего треста столовых, где всю свою жизнь проработала Лерина мать, и устроился на подстанцию. Сегодня должен быть как раз его первый рабочий день.

Виктор стал раздумывать, где бы им взять деньги на похороны. Сам он, как поняла Лера, не собирался давать ни копейки.

–Позвони на комбинат, она же там семнадцать лет отработала, должны дать. С квартирантов сразу за два месяца возьми…

–Тогда мне будет нечего есть в январе, – сказала Лера.

–А твоя работа?

–Он частник, мне ничего не положено.

–Всё равно сходи.

Дядя Витя уехал отпрашиваться на свою новую работу, а Лера позвонила Надежде Васильевне из отдела кадров.

Марина Павловна Будкина была моложе мамы на год. Она, как и бабушка, умерла от инсульта в мае. Женщина как-то вдруг сразу стала невменяемой, несла чушь, вообще не могла выполнять своих трудовых обязанностей. Все сослуживицы тотчас стали относиться к Марине Павловне, как к дерьму, в том числе и мать. Она говорила презрительно:

–Маринку не научили правильно работать!

Да, многие женщины так и не смогли перейти от карточек к программному обеспечению.

–Но Танька-то как может её оскорблять! – тут же порицала мама дочь бывшего директора, работавшую вместе с ними в бухгалтерии. – Она же сопли ей вытирала, туфельки покупала…

Но оказалось, что у Марины Павловны, которую все звали «скорой помощью», страшная аутоиммунная болезнь – рассеянный склероз. Она уволилась «сидеть с внуком», но вскоре превратилась в полный «овощ». После того, как она убежала в город в ночной рубашке и тапочках, муж и дочь, люди не бедные, запихнули её, как в помойку, в отделение социальной помощи на границе с Владимирской областью, – к старухам, от которых все отказались.

И вот в последний день весны Марину Павловну, сорокасемилетнюю женщину, разбил паралич. У неё каждый час стало отказывать по кусочку, как было и с Лериной бабушкой.

На похоронах выяснилось, что Марина Павловна – восьмой ребёнок в неблагополучной семье. Она родилась мёртвой, но ожила, а повреждение мозга спровоцировало её страшную болезнь. Все старшие братья и сёстры Марины Павловны – алкоголики.

А мать Марины Павловны умерла от инсульта. Долго лежала, и она ухаживала за ней одна. А на работе над ней издевались, принимали,– не выспавшуюся, шатавшуюся,– за алкоголичку.

Место несчастной Будкиной заняла Надежда Васильевна Лазарикова. Лера ей нравилась, она очень доверяла её мнению, даже передавала для физиогномического анализа фотографию девушки своего младшего сына, которую он привёз из Узбекистана. Девочка «свекрови» совсем не нравилась, но она всё равно заботилась о ней, как о родной дочери, делала регистрацию, везде за неё платила.

Лера написала то, что Лазарикова жаждала от неё услышать: уши, растущие от самой шеи – низкий интеллект. Надежда Васильевна была в восторге – всё сермяжная правда!

–Да, Лер, я тебя слушаю,– обрадовалась женщина.

–Надежда Васильевна, мама умерла сегодня ночью!

Очень скоро к Лере прибыла делегация: первый заместитель генерального директора Людмила Григорьевна Гайденко, бухгалтер по учёту Татьяна Викторовна Голубкина, и секретарь Оксана, старше Леры всего на два года.

С Гайденко мама проработала всю жизнь, с тех самых пор, когда та трудилась ещё в отделе кадров. Её мама терпеть не могла: Гайденко была непроходимо тупа и невероятно бестактна. Мама даже сменила сим-карту, когда Гайденко завладела её номером: «Это же личная связь, её никому нельзя знать!» Вот и сейчас замдиректора кинулась отчитывать Леру:

–Лер, что, вчера нельзя было «скорую» вызвать?

–Так я вызвала!

–Но поздно!

–Ну, уж если её организм вразнос пошёл!

–Лер, а она тебя вчера позвала, да? – догадалась Людмила Григорьевна. – Моя мама меня – тоже. А то Настя напьётся своих таблеток…

Мама уже пять лет плотно сидела на валосердине (сорок восемь капель по количеству лет три раза в день), андипале и анаприлине. Говорила: «Это – не таблетки. Настоящие таблетки, они знаешь, сколько стоят, ого-го!»

Но Татьяна Викторовна, сын которой был законченный наркоман, пошла ещё дальше:

–Лер, а она у тебя во сне умерла, да? Ты её уже мёртвой нашла, да? А заявление ты писала, чтоб не вскрывали?

–Так она же нигде не лечилась! Так что кто знает, может, я её ради квартиры грохнула!

–Значит, её будут мучить! – заголосила Голубкина.– Ой, а тебе ещё платье Насте придётся покупать…

–У меня нет на него денег, – отрезала бабий вой Лера.

И только на лице девушки лежала тень, – Оксана искренне была опечалена. Ведь они с её мамой дружили. Хотя Анастасия Владимировна считала ненормальным общаться с теми, кто по возрасту годится тебе в родители, и устраивала за это дикие скандалы дочери. Но что позволено Юпитеру, не позволено быку.

Гайденко тоже была озадачена, где взять денег на похороны:

–А ты разве не работаешь сейчас в своей «Горожанке»?

–Нет.

–Но всё равно, Стерлядкин может дать тебе денег с барского плеча.

–Он на работу к одиннадцати приезжает, а сейчас только девять.

Они ушли, а Лера принялась за смертный узелок.

Мама рассказывала, что бабушка впервые собрала его уже в пятьдесят лет. И похвасталась! Но мама очень сильно её отругала, и бабушка больше ей ничего не показывала.

Лера подумала, что ей, как старой деве, в случае смерти вообще полагается подвенечное платье! А в обычном, или вообще в брюках она во второй раз, что ли, умрёт? Или в ад попадёт?

«Ну, понимаешь,– говорила мама, – в белом платье она там замуж выйдет!»

И любила рассказывать ужастик, как какую-то девушку похоронили в чужом свадебном платье, которое ей одолжила подруга, потому что другого просто не было. И будто бы священник сказал его хозяйке: «Я не знаю, что вам теперь делать, раз её похоронили в вашем платье!»