Страница 41 из 42
– Ну, теперь хоть не раздавят! А к ночи как-нибудь и до дома доберемся!
– Доберемся! – уверенно вторит ему возница. – Вот только тут очистится, так и поедем помаленьку.
– Ты что там стал посередь дороги, отдыхать собрался, что ли?.. – раздалось со всех сторон. Но и мы теперь тоже не могли двинуться дальше. И долго еще стояли. Мне было теперь все равно. Хоть год стой, я не слезу с фургона! Ни за что…
– А что ты везешь? – спросила я своего возницу.
– Да продовольствие для госпиталя…
Наконец тронулись! Мой возница сразу стал забирать все правее и скоро перегородил всем дорогу. Опять сзади послышались ругательства!
– Куды ты, дурья твоя голова, воротишь?!
Но наш солдат молча хлещет кнутом лошадей, дергает вожжами, чмокает и старается попасть в новую линию. А ехавшие сзади нас не хотели уступать свое место. Они тоже хлестали лошадей, ругались. Крик, лязг цепей, стук дышел и колес оглушили совсем. Но зато мы в новой линии и недалеко от нашего переулка.
– Спасибо, что выручил нас! Теперь нам недалеко! Вон и наша улица. А здорово тебя изругали земляки!
– Пущай ругаются. Что вам, до ночи сидеть здесь? А нам спешить некуда…
– Стой! Мы слезем здесь. – Гайдамакин соскочил на снег, стянул мешки и узлы, и помог слезть мне.
– Гайдамакин, дай ему денег.
Но солдат стал решительно отказываться:
– Пошто мне давать деньги-то? Мне их не надо! Я справляю свою службу. Ну, а вы, значит, сестра для раненых! Как же вас не подвезти?!..
Вот и опять мы на нашей улице, тихой и спокойной! Сейчас же бросились в глаза валявшиеся поломанные фургоны, перевернутые двуколки, какие-то бревна, поваленные забор и двери ближайшего домика, солома и много тряпок.
А вон и наш маленький домик! Стоит цел и невредим! Иду впереди; Гайдамакин отстал под тяжестью мешков и корзин. Вхожу во двор. Никого! Посреди него – санитарные двуколки!! Я вбегаю в сени и быстро открываю дверь в столовую… И первого, кого я вижу, – мой Ваня!.. В углу, где до моего бегства стоял ящик с коньяком, сидит он, и на коленях у него – черный щенок, которого он нежно гладит. Над столом горела все та же висячая лампа. Окна завешены одеялами. Все это я заметила в один миг.
– Ваня!! – крикнула я. Он так быстро вскочил, что я слышала, как шлепнулся щенок о пол. – Ваня! Родной мой! – И плачу от счастья и радости… Сразу забыто все пережитое! Он тут! Прижимает меня к своей груди, целует мою голову. И вдруг отвел мою голову в сторону и посмотрел на меня…
– Откуда ты взялась? Каким образом очутилась ты здесь?!
В это время вошел Гайдамакин с мешками и узлами.
– Вот и он! Здравствуй, Гайдамакин! – сказал муж. – Беженцы вернулись! А знаете ли вы, что здесь нечего есть?! И самого главного – совершенно нет хлеба!..
– Ну, это не такая уже большая беда… Посмотри, сколько мы всего привезли!
– Вот это умно, что закупили много еды!
– А ты нашел спрятанную под полом еду? (Хотя я сразу увидела на столе самовар.)
– О, да! Мои санитары сразу все разыскали! И очень ты хорошо это сделала, что оставила еду здесь. Без этого мне нечем было бы питаться. Здесь ничего нельзя получить. Ведь идиотство какое! Все побросали здесь! А хлебопекарни вывезли из Сарыкамыша. Вся армия осталась без хлеба! Его выдают по полфунта на человека!..
– А когда ты вернулся сюда? Я ждала! Ждала тебя! Турки пришли! А тебя все нет.
– Ну, знаешь, полная глупость получилась с твоим бегством. Ты уехала утром, а я приехал с транспортом в четыре часа после обеда! Я был уверен, что ты здесь. Приезжаю – двери открыты, в комнатах полный разгром! Нет ни тебя, ни вещей! Пошел в команду, там то же самое, ни людей, ни лошадей, ни неприкосновенного запаса! Видно, что люди бежали! Но куда и зачем? Пошел в штаб узнать, в чем дело. Один из адъютантов рассказал мне, как ты стояла на площади под обстрелом турецкой батареи… А мой транспорт и поработал! Больше всех других мы вывезли раненых за эти дни! Младший врач удрал. Да и черт с ним, с трусом! Он за эту поездку даже похудел! По-видимому, он давно уже хлопотал о переводе на теплое, спокойное место в тыл. Вот тоже мерзавцы сидят у нас в окружном медицинском управлении! – вдруг загорячился муж. – Я только одного не понимаю: взятки ли действуют там или протекция? Но только все это сплошная мерзость! Прислали ко мне этого Штровмана, недавно приехавшего из Германии. Казалось бы, никому не известного. Но нет, весь тыл стал хлопотать, чтобы устроить его на приятное для него место. И в самый разгар работы он уезжает. Переведен в Самару, в запасный госпиталь! Ну, черт с ним! Я не плачу о нем! Но мне пришлось ведь из-за него работать за двоих все время. И не это, конечно, важно! А преступно то, что там, где должны были бы работать два врача, – работал один! Ведь руки-то у меня только две… И ведь окружное управление знало положение в Сарыкамыше, и, тем не менее, ему разрешили уехать отсюда?!.. Ну, еще раз, черт с ним. Лучше расскажи о себе – где ты была, что делала и как удирала от турок?
Я рассказала все, в том числе и то, как мы чуть не попали в плен. Муж ходил по комнате, курил, не вынимая папиросы изо рта, и пускал густые клубы дыма, нагнув голову, засунув руки за пояс, и молчал.
– Да! Могли бы быть в плену сейчас! Даже не в плену, а гораздо хуже – просто убили бы всех вас. Это все штаб со страху наделал столько глупостей. Они там так перетрусили, что и сами бежали из Сарыкамыша. На позиции люди гораздо спокойнее: бьют турок, да и только. Никакой паники. Панику разводят в тылу, в штабах. А видела, сколько всюду убитых турок лежит? Это еще самая небольшая часть их. А сколько на горе, в лесу за Сарыкамышем! Всюду!.. Турки ведь обошли город выше Сарыкамыша и даже вошли в него со стороны Карса и дошли до госпиталя, чтобы отрезать путь отступления нашим на Кагызманскую дорогу. Они, то есть турки, думали, что наши войска будут искать спасение в отступлении! Но они жестоко ошиблись![14] Наши дрались как львы! Всюду, куда только они не проникали, их уничтожали. А мороз тоже делал свое дело – приканчивал их. Вот я покажу тебе место на нашей улице, около госпиталя, где турки забрались на сосну, подняли туда пулемет и обстреливали тех, кто искал спасения в бегстве, желая воспользоваться Кагызманской дорогой. Но это были только одиночки, потерявшие со страху рассудок – и погибли все от турецких пуль. Главный прорыв турок был около вокзала! Ты представь себе! А ведь вокзальное здание было в это время переполнено нашими ранеными! От вокзала турки хлынули на дамбу и ворвались даже на главную улицу. Затем часть их проникла и в боковые переулки, и даже до нашей улицы. Бывшие там отдельные группы солдат и казаков бросились бежать, крича: «Все пропало! Спасайся кто может!» Конечно, это было ужасно, и на моих санитаров это подействовало панически! Они тоже бросились бы бежать, если бы не я. Я приказал своим санитарам строить заграждение у входа в нашу улицу. А всех бежавших мимо останавливал с ре вольвером в руке и заставлял помогать строить укрепление. Не все, конечно, меня слушались. Многие продолжали в панике бежать наверх к госпиталю. Но там-то они и находили свою смерть. Два турка с пулеметом забрались на сосну около госпиталя и обстреливали каждого, кто появлялся на улице. Долго никто не мог догадаться, откуда они стреляют. Таким образом погибло много наших. Только через два-три дня их наконец заметили и сразу сняли выстрелами. А пулемет и сейчас еще стоит на сосне.
Два дня шла повсюду адская стрельба. Мой транспорт и носу не мог показать никуда. Не вызывали! Да, впрочем, некуда было и ехать за ранеными. Вокзал под обстрелом. На дамбе шел непрерывный бой. То турки прорвутся и бегут в город, сокрушая все на своем пути! То наши их гонят и бьют штыками, гранатами, пока хоть один турок оставался живым. Так и переходила дамба из рук в руки поочередно! А раненые тут же и замерзали – наши и турки. А на горе, над вокзалом, бои продолжались все время! Раненые сами скатывались оттуда вниз к вокзалу, где им оказывалась первая помощь полковыми врачами. Но немногие доходили, вернее, доползали до здания. Скатится с горы-то, а до самого здания доползти уже нет сил. И тут же замерзают! Сколько мы за это время таких подобрали! Мертвых уже! Тяжело и больно смотреть на них. Во всем как-то обвиняешь себя в таком случае; и думаешь, что что-то упустил, не сделал так, как бы нужно было! Да где там? Ад был! Но как только явилась маленькая возможность, я со своим транспортом бросился к вокзалу, и уж мы там работали день и ночь. Забыли и об еде, и о сне!..
14
11 (24) декабря 1914 г. временный командующий Кавказской армией генерал А. З. Мышлаевский отдал приказ Сарыкамышскому отряду генерала Г. Э. Берхмана отступать к Карсу. В результате чего Сарыкамыш сдавался фактически без боя, а противник получал в свое распоряжение железнодорожную ветку. Главное же – противник вступал в русское Закавказье. Но начальник штаба Кавказской армии генерал Н. Н. Юденич принял решение защищать Сарыкамыш.