Страница 57 из 71
Однако к началу XX в. в России сложилось несоответствие между существующей государственной системой и общественными устремлениями. Общество ждало от Верховной власти ограничения Самодержавия, а Верховная власть хорошо осознавала, что Самодержавие является гарантом целостности и независимости России. Но Власть не могла также не осознавать, что стремительно меняющиеся исторические условия требовали от неё поиска новых путей управления страной. Император Николай II вовсе не был косным реакционером, стремящимся любыми силами не допустить реформы. А. Н. Боханов отмечает: «Николай II не являлся преобразователем по натуре. Однако он обладал очень важным для политики качеством: умел соглашаться с новыми реальностями, находил силы переступать через собственное “я”. Консерватизм же политических воззрений отнюдь не означал, что Монарх раз и навсегда был противником всяческих новаций и преобразований; если убеждался, что та или иная мера будет способствовать укреплению государства, росту его престижа, то почти всегда ее поддерживал. Он не мог не видеть, что улучшения нужны в различных областях жизни, но в то же время до конца был уверен, что важнейший и основополагающий принцип – Самодержавие – является непременным условием существования российского государства»{678}.
Доктор ист. наук С. В. Куликов убеждён, что Император Николай II изначально был сторонником широких реформ: «Будучи реформатором, Император, однако, считал, что модернизация России должна проводиться эволюционно, в соответствии с ее национально-историческими особенностями. Его реформаторский проект имел консервативно-либеральный характер. Под этим «проектом» следует, разумеется, понимать не некий конкретный документ, а систему представлений Царя об актуальности и объеме либеральных преобразований, которая лежала в основе его государственной деятельности и выражалась в Высочайших манифестах, указах, рескриптах и важнейших законодательных актах и правительственных распоряжениях. Тот факт, что они зачастую готовились не самим Императором, а его ближайшими сотрудниками, отнюдь не преуменьшает личного участия Николая II в подготовке реформ, поскольку почти все известные российские (да и не только) реформаторы, как монархи, так и их министры, поручали конкретизацию и изложение своих идей другим лицам. Типичный пример – отношения Александра I и М. М. Сперанского»{679}.
Самодержавие в начале XX в. сильно отличалось от Самодержавия Иоанна Грозного и первых царей Романовых. Как точно замечал И. Л. Солоневич: «Россия до 1905 года задыхалась в тисках сословно-бюрократического строя – строя, который “самодержавие” медленно, осторожно и с необычайной в истории настойчивостью вело к ликвидации безо всякой революции. ‹…› Государь Император Николай Второй был, несомненно, лично выдающимся человеком, но “самодержавным” Он, конечно, не был. Он был в плену. Его возможности были весьма ограничены – несмотря на Его “неограниченную” власть, и если при Императоре Николае Первом Россией правили “сто тысяч столоначальников”, то при Императоре Николае Втором их было триста тысяч. Правили нацией по существу они. По существу, страна боролось против них. Но против них же, правда, в других формах боролось и “Cамодержавие”. Таким образом, обе линии совпадали – линия Монарха и линия нации»{680}.
Государь понимал, что преобразования нужны, но не собирался их начинать бездумно и немедленно. Лингвист Н. Н. Дурново уже в те годы вопрошал у радикальных сторонников реформ: «Но Господи, какой же верный курс нужно сразу взять? Где и в чем избавление?»{681}
Н. А. Павлов в крайне критических выражениях рисует портреты тех, кто помогал Государю в первые годы царствования. Император Николай II, писал он, по своём вступлении на престол «вникает в управление. Он живёт и правит по заветам отца. Политическое влияние на него имеют двое: Победоносцев и Витте. Первый – защитник старины, и весь неподвижность. Второй – за прыжки в неизвестное. Оба умны, упорны, резки, – но едва ли преданы Государю. У обоих законченного плана управления – нет»{682}.
Однако, вынося этот строгий приговор, Н. А. Павлов забыл о ещё одной фигуре, весьма близкой тогда к Государю, о бывшем его преподавателе финансового дела Н. Х. Бунге, который в 1894–1895 гг. занимал должность председателя Комитета министров. Бунге советовал Государю продолжить реформаторский курс Императора Александра II, но при этом охранять Самодержавие и всеми мерами не допускать парламентаризма западного образца. Эти мысли находили понимание и сочувствие у Государя. Доктор ист. н. В. Л. Степанов справедливо отмечает: «Император не принадлежал к числу охранителей-традиционалистов, которые искали идеалы только в прошлом. Он обладал своеобразными консервативно-либеральными взглядами и принадлежал к сторонникам модернизации России. Почитая память отца, молодой Монарх преклонялся и перед дедом – Царём-Освободителем Александром II. Николай II очень многое воспринял именно от Бунге. Как и его наставник, Самодержец считал, что реформы должны проводиться постепенно, с учётом национальных и исторических особенностей России»{683}.
Вступив на престол, Николай II прекратил государственное финансирование журнала «Гражданин» князя В. П. Мещерского, который считался крайне правым изданием, а одно время даже негласным рупором самого Александра III. Вместо «Гражданина» Николай II стал финансировать газету «Санкт-Петербургские ведомости», до этого влачившую жалкое существование. Благодаря Николаю II газета была отдана в аренду камер-юнкеру князю Э. Э. Ухтомскому, которого Император знал с ранней юности. И. И. Колышко в своих воспоминаниях писал: «Было время, когда гранки набора “Петербургских ведомостей” отсылались на просмотр в Царское Село. Царь стал как бы редактором газеты. А в состав своей редакции Ухтомский пригласил столпов радикализма (во главе с Ашешовым){684}. Была, таким образом, налажена оригинальная связь между Самодержавием и революцией. Под двуглавым орлом печатались статьи, которые не решались печатать левые газеты»{685}. Насчёт союза Самодержавия и революции Колышко, конечно, мягко говоря, преувеличивал. Замысел Николая II заключался совсем не в том, чтобы помогать революционерам. Вольный стиль газеты должен был прикрыть главное её направление, формируемое Ухтомским под негласным контролем Государя. С приходом в газету князя в ней появилась тема Востока и родства России с Азией, которое может быть объединено только Самодержавной властью. «Без него, – писал Ухтомский, – Азия неспособна искренне полюбить Россию и безболезненно отождествиться с нею»{686}. Так, исподволь общество подготавливалось к реализации Большой Азиатской программы Императора Николая II. Помимо этого, газета стала рупором выдающейся консервативной мысли, которая, в отличие от К. П. Победоносцева, предлагала не просто постоянную «заморозку» внутриполитической жизни страны, но создание мощной консервативной силы – помощницы Самодержавия. От лица редакции «Санкт-Петербургских ведомостей» князь Ухтомский писал «о всемирно-историческом призвании России явить человечеству христианского государства, в котором преподанные Христом заветы Правды и Любви были бы не только внешне признаны, но и осуществимы»{687}. Сохранение государственных и церковных традиций, по мнению Ухтомского, обеспечивает России ее положение как великой державы, стоящей в одном ряду с европейскими государствами, а «изменившая этим основам Россия – не более как названная, запоздалая и ‹…› ненужная гостья в семье европейских народов»{688}. Для него распространение и развитие духовно-нравственного просвещения в России и связанных с ним вопросов о Церкви, духовенстве, народном образовании имело большее значение, чем политические, экономические и административные вопросы. На русском Самодержавии лежит «святая и великая» обязанность, «распространяя в обществе, и в особенности в народе, истинное просвещение, ревниво оберегать их от обучения развращающего и от одностороннего знания, не уравновешенного верою и нравственностью». Восприятие западных ценностей привело к тому, что в российском обществе перестали понимать истинный смысл таких слов, как Церковь, Престол, благое просвещение, добрые обычаи, добрые нравы, «отвыкли от разумно-сознательного их произнесения, низвели их значение до формул устаревших прописей, условного языка официальных бумаг». Глядя из сегодняшнего дня, невозможно не признать за идеями «Санкт-Петербургских ведомостей» настоящего духовно-государственнического манифеста, актуального и в наши дни. По существу, вышеуказанные мысли являлись не только мыслями князя Ухтомского, но и взглядами Императора Николая II. На отношении общества к газете Ухтомского Государь проверял, насколько оно готово их воспринять. Оказалось – совершенно не готово. Позиция «Санкт-Петербургских ведомостей» вызвала открытое противодействие как среди высшего сановничества, так и крайне консервативных кругов. Редакция обвинялась ими в «расшатывании государственных основ», «разжигании политических страстей и пламени», «предательстве и измене»{689}. Главное управление по делам печати отмечало: «Вслед за переходом в 1896 году газеты “Санкт-Петербургские ведомости” в арендное содержание князю Э. Э. Ухтомскому, издание это, принадлежащее Министерству народного просвещения и получающее значительную субсидию в виде платы за казенные объявления, усвоило себе совершенно нежелательное с правительственной точки зрения направление. В общем и целом, направление “Санкт-Петербургских ведомостей” может быть охарактеризовано как оппозиционное существующему Правительственному режиму»{690}. Резкое неприятие вызывала газета и у К. П. Победоносцева. В этих условиях эксперимент с «Санкт-Петербургскими ведомостями» не получил дальнейшего развития, тем более что сам Э. Э. Ухтомский всё больше увлекался восточными духовными практиками, теряя в глазах Императора прежнее доверие.
678
Боханов А. Н. Николай II. С. 168, 225.
679
Куликов С. В. Император Николай II как реформатор: к постановке проблемы // Российская история. № 4. 2009. С. 45.
680
Цит. по: Кобылин Виктор. Анатомия измены. Император Николай II и генерал-адъютант М.В. Алексеев / Под ред. Л.Е. Болотина. Истоки антимонархического заговора. СПб., 1998. С. 30.
681
О Возрождении России. С. 17.
682
Павлов Н. А. Указ. соч. С. 47.
683
Степанов В. Л. Самодержец на распутье.
684
Н. П. Ашешов (1866–1923), журналист и редактор. Был известен своим вольнодумством, состоял под наблюдением полиции, был первым редактором молодого Максима Горького.
685
Колышко И. И. Великий распад. Воспоминания. СПб.: Нестор-история, 2009. С. 39–40.
686
Суворов В. В. Политические убеждения Э. Э. Ухтомского // Известия Саратовского университета. Серия история. Международные отношения. Т. 11. Выпуск 2. Ч. 2. 2011. С. 32.
687
Там же.
688
Там же.
689
Там же.
690
Шелаева А. А. Петербург в русской культуре XX века (1900–1917). Учебно-методическое пособие. СПб., 2010. С. 32.