Страница 5 из 6
ночи ветер переменился. Звезды скрылись за непроницаемым войлоком туч. Мягко повалил снег. Лукса заметно оживился:
В снег звери глохнут - совсем близко подойти можно. Мяса запасем, соболя ловить начнем.
Говорит, а сам мой пятизарядный винчестер* все поглаживает, да на руках подкидывает.
Какой легкий, елка-моталка! Все равно, что моя одностволка. Откуда у тебя такое?
Винчестер - ружье американской фирмы "Винчестер". В данном случае - гладкоствольное, полуавтоматическое пятизарядное ружье 12 калибра 1912 года выпуска.
15
Друг совершенно случайно купил во Владивостоке у геолога-пенсионера.
тайге за этот винчестер ему огромные деньги предлагали, но он не расстался с ним.
Как же тебе дал?
Он погиб в Якутии. Ружье - память о нем. Удивительный, большой души был человек. Необычайно добрый и талантливый. Я у него многому научился.
Да, бата**, молния бьет самый высокий кедр, а смерть - хорошего человека.
БЛУЖДАНИЯ
рассветом снег перешел в дождь. Тайга потонула в промозглой сырости. Встали и без настроения разошлись на поиски добычи. Я побрел по пойме ключа, надеясь отыскать кабанов. Повсюду виднелись волчьи следы. Кстати, гора кеты, сложенная нами вчера на берегу залива, исчезла. На ее месте остался лишь утрамбованный круг. Съеден был даже снег, пропитанный кровью.
Миновав небольшую марь, наконец, наткнулся на кабаньи гнезда и свежие следы, уходящие вверх по увалу. Решил тропить.
Кабаны двигались прямо, не останавливаясь. Потом разбрелись, появились глубокие порои. Я пошел медленнее, осторожно переходя от одного дерева к другому, осматривая каждый кустик, чуть дыша, вслушиваясь в каждый звук. И тут, совершенно некстати, взбрехнул Индус. Невидимый табун переполошился. Донеслось испуганное "чув-чув", и, задрав хвостики, кабаны, мелькнув черными молниями в прогалах, в мгновение ока исчезли, оставив на снегу лишь парящие клубки помета.
В сердцах выругал пса, но он, кажется, ничего не понял. Даже, пожалуй, наоборот, гордился тем, что вовремя предупредил хозяина об опасности и громким лаем прогнал целое стадо свирепых кабанов.
Бата - сынок, сын (удэг.)
16
Перебравшись на противоположный берег Буге, направился вверх по течению. Тяжелые непроглядные тучи утюжили макушки сопок. Все вокруг занавесило унылой пеленой мороси. Долина сужалась. Рослый, светлый лес сменился буреломом. Много лет назад здесь пронесся смерч небывалой силы,
тесная долина оказалась заваленной сучкастыми деревьями в несколько ярусов. Поверженные гиганты перегородили путь всему живому. Между ними густым подлеском уже поднялась молодь.
Приходилось буквально продираться, сквозь эти заломы. А там где не удавалось протиснуться в щель, прыгать с одного присыпанного снегом ствола на другой, рискуя напороться на острый сук. Попытался ползти. Но и здесь не легче. Колючий кустарник и лианы опутывают, цепко держат со всех сторон. Колени скользят по обледенелым камням и валежинам. При
этом каждый сучок норовит оставить себе клок одежды. Одна упругая ветвь поросли наградила меня такой пощечиной, что свет померк от боли, а из рассеченной скулы брызнула кровь.
Неожиданно долина полезла круто вверх, и я запоздало сообразил, что поднимался не вдоль русла Буге, а его боковым притоком. Возвращаться назад через "баррикады" не было ни сил, ни желания. Решаю перевалить через отрог и спуститься к ключу по следующему распадку. На моё счастье после не большого подъёма заломы кончились. Здесь господствовал кедровый стланик. Вид ровного поля обрадовал меня. Я и не подозревал, что он, в содружестве с можжевельником, образовывает ещё более непроходимые заросли. Кляня всё на свете прорываюсь, наконец, повыше к березкам. Но не тем нежным стройным красавицам, прославленным народом
песнях, а кряжистым, скрюченным карликам с толстыми култышками ветвей. Стояли они молчаливо и угрюмо, вызывая всем своим видом тревожные чувства. Эти деревья трудно было даже назвать березами. Постоянные пронизывающие ветра совершенно изменили их привычный облик.
17
Передохнув, начинаю спуск по другому распадку и через пару часов оказываюсь на широкой пойме среди родных кедров и елей. Поскольку этот переход меня изрядно измотал, повернул к стану. Иду и смутно чувствую, что не бывал в этих местах. Вроде те же сопки, тот же ключ, но пойма много шире. Чтобы проверить себя, пересек долину поперек и остановился в растерянности - моих утренних следов на снегу нет. Тут только я сообразил, что спустился не к Буге, а перевалил хребет и оказался в долине соседнего ключа Туломи.
В замешательстве огляделся. Вокруг стоял глухой, ставший сразу враждебным, лес. Сверху безостановочно сыпал нудный дождик. На мне не осталось ни одной сухой нитки. Слякотно, холодно, голодно. Еды, кроме трех размокших сухарей, никакой. Спички, первейшая необходимость, отсырели и не зажигались. Компас остался в палатке. Стало жутко.
Мокрый Индус стоял рядом и, насупившись, наблюдал за мной.
Индус, домой! Где палатка? Ищи! Ищи...- уговариваю я его, в надежде, что собака укажет верную дорогу.
Пёс же, опустив морду вниз, виновато отворачивается. Похоже, он
догадывался чего от него ждут, но, к сожалению, помочь оказался неспособен.
Поразмыслив, я решил, что в этой ситуации мне не остается ничего другого, как спуститься по Туломи к Хору, а там, как говорят, война план покажет.
Ближе к устью ключа пошли, чередуясь, то сплошные изнуряющие заросли колючего элеутерококка, то высокие вертлявые кочки, покрытые жесткой, заиндевелой травой, то топкие зыбуны. По ним ступал, замирая от ужаса. Сделаешь неверный шаг - провалишься в "окно" с ледяной жижей. Было ощущение будто идешь по слабо натянутой резиновой пленке: почва при каждом шаге упруго прогибается и далеко вокруг расходятся тяжелые волны, покачивающие тощие "копёнки". Осрамившийся Индус плелся понуро сзади.
18
Передохнуть негде. Попытался прислониться измученным телом к худосочному стволу, но он затрещал и повалился - слабый грунт не держал. Даже небольшого усилия хватило, чтобы свалить его.
Сразу вспомнились бесконечные глухие заломы на реке Чуи (крупный верхний приток Хора), по которой мы с Юрой Сотниковым сплавлялись несколько лет назад после перехода через водораздел Сихотэ-Алиня с побережья Японского моря. Незадолго до сплава после тайфуна по реке прокатился могучий паводок, нагромоздивший огромные лесины, лохматые выворотни, перекрывшие долину многометровыми валами в несколько
ярусов. Полноводная река, будучи не в силах разнести, разорвать переплетения лесных великанов, с рокотом разливалась по всей пойме. Приближаться к завалам на лодке, по чистой свободной от растущих деревьев и кустов, воде опасно, так как стремительное течение тут же тянет под завал и раздавит, истреплет между бревен в клочья. Поэтому шли по затопленной, заросшей лесом пойме пешком с рюкзаками на спинах, лодкой на головах, по колено, а нередко и по пояс в воде, на ощупь выбирая дорогу.