Страница 21 из 34
Внешностью и повадками она похожа на белку, но отличается тем, что по бокам тела между передними и задними лапками имеются складки кожи, покрытые шёрсткой. Летяга не прыгает по деревьям, как ее родственница, а, забравшись по стволу на вершину, бросается вниз, расставив лапки. При этом кожаные складки расправляются наподобие крыльев. В полете летяга исполняет крутые замысловатые виражи, и, снижаясь по прямой, пролетает до ста метров.
Из специальной литературы мне было известно, что и соболь ведет ночной образ жизни. Но как тогда объяснить сегодняшнее ?
Утром в нижнем течении ключа свежих следов не было, а к вечеру появились зигзагообразные строчки мышковавшего соболя. В том, что зверек ходил после меня, не было сомнений, так как отпечатки появились прямо на лыжне. Скорее всего, соболя более пластичны, и их активность зависит от погоды, наличия пищи и других причин. Лукса, например, считает, что светлые соболя охотятся днем, а темные - ночью. В этом суждении,
76
возможно, есть резон, так как солнечные лучи действительно сильно разрушают темный пигмент.
утру выпала "печатная" пороша. Одна из тех, когда оттиски следов, оставляемые на мелкой снежной пыльце, так четки, что, кажется, приглядись,
увидишь тень прошедшего животного.
Моя меховая копилка пополнилась половинкой самца шоколадного цвета
- вторая, как нетрудно догадаться, досталась мышам. Беда от этих
пакостниц! Но что делать, приходится мириться, ведь не будь их, тайга
сильно оскудеет, поскольку они - основная пища пушных зверьков.
впереди меня ожидал приятный волнующий сюрприз. Было сравнительно тепло, и снег почти не скрипел. Мое внимание привлекло черное возвышение, резко выделявшееся на белом снегу. Кабан? Вертлявый хвостик развеял сомнения. Точно - кабан! Поодаль, в низинке виднелось еще несколько темных спин. Табун спокойно пасся на хвоще.
"Горка" зашевелилась, показалась длиннорылая голова с высоко торчащими ушами. Втянув воздух, кабан замер, потом голова опять исчезла. До моего слуха донеслось невнятное чавканье.
Тихонько снял ружье, тщательно прицелился и, когда кабан вновь поднял голову, выстрелил. Табун переполошился и в неописуемой панике, оглашая тайгу пронзительным визгом, рассыпался в разные стороны. А раненый зверь, волчком завертевшись на месте, поднял такой смерч снежной пыли, что на некоторое время скрылся из глаз.
Осторожно подойдя поближе, я выпустил еще две пули. Жизнь не хотела покидать сильное тело. Щёлкая клыками, секач попытался приподняться, но упал. И только когда я выстрелил в голову, затих.
Поняв, что кабан убит, я ошалел от радости. Немного успокоившись, осмотрел добычу. Это был матерый секач. Большое клинообразное тело покрывала жесткая черно-бурая щетина, особенно длинная на загривке. Густая подпушь защищала от морозов. Грозно поблёскивали две пары желтоватых клыков. Нижние трехгранники, изогнутые как турецкие сабли,
77
торчали из челюсти на все двадцать сантиметров. Верхние, более короткие, были загнуты настолько круто, что, соприкасаясь с нижними, заточились до остроты ножа.
Пока кабан не остыл, немедля начал свежевать. Дело это оказалось непростым, так как к началу гона у самцов под шкурой образуется хрящ или, как говорят охотники, - "броня". Она защищает вепря от ударов клыков соперников. Сняв, наконец, шкуру, положил в рюкзак кусок ляжки, печень и сердце. Все остальное разделил на части и засыпал снегом. Охотничья удача сняла усталость. К стану шел легко и быстро.
Лукса закряхтел от удовольствия, узнав, что я принес свеженины. По-быстрому обжарили мясо, печень, сварили бульон и сели пировать. Сквозь поджаристую корочку соблазнительно сочились янтарные капли жира, подогревая и без того волчий аппетит. Сковородка быстро пустела. Последний кусок Лукса бросил собаке:
- Держи, Пиратка. Может, твоего обидчика едим. - И, повернувшись ко мне, пояснил: - Прошлый год один секач ему брюхо распорол. Думал, пропала собака, елка-моталка. Хотел пристрелить. Ружье поднял, а он смотрит преданно... Верит, что не обижу. В котомке в зимовье принес. Снял
лабаза полосу сухожилий. Наделал ниток. Пасть стянул веревкой, чтоб не кусался, и заштопал брюхо. Заросло.
- Молодец, живучий, - погладил я Пирата по загривку. - Лукса, а сухожилия ведь толстые, как же вы из них нитки делаете?
- Что непонятного? Высохшие жилы видел? Они на тонкие стрелки сами делятся. Бери их и скручивай нитку. Хорошие нитки с ног получаются. С хребта тоже неплохие, но слабже.
Было уже около десяти вечера, когда Пират насторожился и, повернув голову к реке, заворчал. Мы прислушались. Через минуту донёсся приближающийся ритмичный скрип легких шагов. Возле палатки они замерли.
- Кто там? - спросил я встревожено.
78
- Своя, своя люди, - негромко и спокойно ответил по старчески дребезжащий голос. Было слышно, как пришедший тщательно отряхивается от снега.
- Нибида эмэкте*? - повторил вопрос Лукса.
Вместо ответа полог палатки распахнулся и в черном проеме показался удэгеец. Я сразу узнал вошедшего, хотя шапка-накидка, редкие усы и бородка были покрыты густым инеем, белизна которого резко контрастировала со смуглой кожей и карими глазами вошедшего. Это был Одо Аки - дедушка Аки. Губы его, склеенные морозом, разошлись в приветливой улыбке.
Багдыфи**! Би*** мал-мало гуляй. Отдыхай ноги надо, - на смешанном языке тихо проговорил он.
Багдыфи, багдыфи, - ответил Лукса.
пересел к выходу, подбросил дров в печку. Аки устроился на освободившееся место и, украдкой поглядывая на меня, стал выдергивать из бороденки ледышки.
Ноги туда-сюда мало стали ходи, - посетовал он.
сочувственно кивнул, а про себя подумал: "Вот это "мало ходи" - в семьдесят восемь лет прошел двадцать пять километров от своей зимушки до нас по труднопроходимым торосам Хора!"
Переведя дух, Аки разделся. Улы и верхнюю одежду закинул на перекладину сушиться. Лукса налил ему наваристого бульона, достал из кастрюли мяса и подал кружку с разведенным спиртом. Узенькие глазки старика сразу оживились, заблестели:
- Айя! Асаса! ***Однако не зря ходи к вам.
Приняв "разговорные капли", он совсем повеселел. Простодушный, доверчивый, никогда не унывающий старик с по-детски ясной и чистой, как
Нибида эмэктэ? (удэг.) - Кто пришёл?
Багдыфи (удэг.) - Здравствуйте!
Би (удэг.) - Я.
Айя! Асаса! (удэг.) - Хорошо! Спасибо!
79
ключевая вода, душой был одним из тех аборигенов Уссурийского края, которых описывали ещё первые исследователи. В его суждениях отражалась история и мировоззрение маленького лесного народа. (Лукса был на двадцать два года моложе. Его поколение уже во многом утратило самобытность своего племени.)