Щедрый Буге

В горячке, мы забыли, что выбежали в одних носках, но холод быстро напомнил об этом и погнал в палатку.

Одевшись, осмотрели добычу. Это был здоровенный, но чрезвычайно костлявый самец, истощенный до такой степени, что кожа свисала складками. Темно-бурая шерсть местами слиплась от смолы. Голые, неприспособленные к морозам ступни потрескались и кровоточили.

Наша радость несколько омрачилась гибелью Индуса. По следам восстановили картину происшедшего. Шатун по лыжне вышел к палатке. Не

68

слежавшийся пушистый снег хорошо скрадывал звуки его шагов. Осторожно прокрался под берегом к ничего не подозревавшим собакам. Сделав два молниеносных прыжка, страшным ударом лапы разрушил пихтовую конуру, размозжив череп Индусу. Схватил добычу и опрометью бросился обратно в лес. Но уйти ему помешал ринувшийся вдогонку Пират.

- Молодчина! Не спасовал, - ласково потрепал промысловик пса. Тот от переполнившего его счастья лизнул хозяину руку и заносился по стану взад вперёд, захлёбываясь радостным лаем.

Лукса острым ножом виртуозно "расстегнул" шубу медведя одним махом от подбородка до паха, и, сняв шкуру, мы принялись разделывать тушу. Но вскоре бросили эту работу, так как увидели, что мясо сплошь поражено длинными узкими, полупрозрачными глистами. Стало ясно, отчего медведь не сумел нагулять достаточно жира.

- Давай пустим косолапого на приманку - чего зря мясу пропадать, - предложил я.

- Соболь плохо на медведя идет. Заваливай снегом, - не согласился Лукса.

Бывалый охотник вырезал у доходяги только желчный пузырь, который удэгейцы используют при кашле, расстройстве живота. Пьют желчь свежей или, высушив в сухом тепле, растирают в порошок и употребляют по щепотке. Я же взял себе на память когти длиной почти восемь сантиметров.

После всех треволнений на охоту решили не ходить, и посвятили день нашей извечной проблеме - заготовке дров. Накололи их огромную кучу. Иные поленья были испещрены узкими каналами, впадающими в просторные "комнаты", в которых черными комками лежали смерзшиеся муравьи. Трудно поверить, что весной в них проснется жизнь и шустрые работяги снова заснуют по лесу.

Я положил одно полено возле печки, и мы весь вечер наблюдали, что произойдет с муравьями, когда они согреются. Но, увы, резкое тепло не вывело их из оцепенения.

69

После ужина обдирали соболей. Дело это требует определённого навыка и

меня обработка всего лишь одной шкурки отняла два часа напряженного труда. Отремонтировал сломанный капкан. На нем не было язычка. Отковал его на обухе топора из раскаленного гвоздя.

Пока занимались всем этим, свечка успела прогореть до основания. Я заметил, что в морозную погоду она горит медленнее и одной хватает на три дня. И это понятно - парафин на холоде плавится только в лунке у фитилька, и "сосулек" из расплавившегося, не успевшего сгореть парафина, не образуется. Поэтому свечку лучше всего устанавливать подальше от печки, на небольшой высоте, но и не слишком низко, чтобы не ухудшать освещенность.

Под впечатлением благополучно завершившейся схватки с шатуном Лукса между делом вспоминал, как они в молодости с Митченой за осень по семь-восемь медведей с собаками брали. Некоторые достигали веса двенадцати косуль. Нетрудно подсчитать, что это порядка четырехсот килограммов. Особенно много косолапых водилось в верховьях Хора и Чуев. Да и мы сами с Юрой во время перехода Самарга-Чуи прямо на водораздельном хребте видели хорошо набитые медвежьи тропы с глубокими, до самых каменных плит вмятинами от множества ступавших лап.

- Лукса, вот ты говоришь, немало медведей добыл. Расскажи что-нибудь интересное.

- Почему не рассказать. Всякие истории случались...

Тут он красноречиво замолчал и, искоса поглядывая в мою сторону, принялся подкладывать в печь кедровые поленья. Лукса явно ждал, когда я полезу в карман куртки за карандашом и блокнотом. Чувствовалось, что ему правится, когда я записываю его истории. Увидев, наконец, блокнот на моем колене, удовлетворенно хмыкнул и, глядя в огненный зев печурки, начал говорить:

- Гнал я как-то соболя. Долго он меня мотал. Наконец выдохся - под корни залез. Я сгоряча палкой туда и тычу во все стороны, а соболь уже

70

вылез с другой стороны и косогором ушел. Ругнул себя и за ним. Тут сзади кто-то как рявкнет и по ногам трах! Я в снег головой упал. Слышу, вокруг топчется, пыхтит, обнюхивает. Лежу, не шевелюсь - сообразил, что медведь. Толстозадый походил-походил, понюхал и ушел. Берлога у него там была, елка-моталка, а я его палкой.

При этом Лукса так потешно изобразил, как он дырявил топтыгина, что я, сотрясаясь в беззвучном смехе, едва вымолвил:

- Ох, и мастер ты сочинять!

- Зачем сочиняю. Правду говорю. Все так было, елка-моталка, - обиделся охотник и, нахмурившись, взялся точить и без того острый, как бритва, нож.

- Не обижайся, Лукса. Знаю, ты никогда не обманываешь, - примиряюще сказал я, но уж больно история неправдоподобна.

- Ого! Не то ещё бывает. Сам иногда удивляюсь - думаешь одно, выходит другое. Зверь-то разный. Не всегда угадаешь, что у него в голове. Ты Джанси знаешь?

- Это, у которого указательный палец на правой руке не сгибается? Торчит, как дуло пистолета.

- Ага. Его Пистолетом и зовём. С ним тоже случай был. Нашли они с Удзали берлогу бурого за Коломинкой. Джанси длинным шестом медведя будил. Тот заревел, выскочил - и на Джанси. Удзали стрельнул, но промахнулся и удрал со страху. Я всегда говорил: Удзали - трусливый человек! Джанси карабин схватил и падая, успел нажать спусковой крючок. Медведь заревел, придавил Джанси. Тот память потерял. Очнулся - медведь рядом лежит, стонет. Карабин торчит в сугробе. Потянулся Джанси за ним. Косолапый заметил лапой по башке огрел. Пистолет снова память потерял. Пришел в себя и опять за карабином, а медведь не дает-опять по башке дал. Да не так сильно - ослаб уже. Дотянулся Джанси, затвор передернул и сразу пригрохнул. А ты говоришь, привираю, Однако шибко повезло Пистолету. С бурым шутки плохи. Лучше с гималайским дело иметь. Он спокойнее и мясо

71

вкуснее. Шатуном никогда не бывает. Всегда жир нагуляет. А бурый шибко злющий, когда разбудишь. Даже тигр ему не командир.

сожалению, детям через сказки и книги дается неправильное представление о многих животных: медведь-увалень неуклюжий, заяц - трус, а волк - отчаянно смелый людоед. На самом деле это не так. Медведь ловок и силен необыкновенно, чему мы и сегодня были свидетелями, а волк человека больше любого другого зверя боится. Даже лыжню другой раз обходит. Репутацию лютого и кровожадного зверя, крайне опасного для человека, прочно завоевал, даже в части специальной литературы, и тигр, но, если обратиться к фактам, то оказывается, за последние четыре десятилетия в этих краях не было ни одного случая неспровоцированного нападения амурского тигра на человека. А, что же касается кровожадности, то Лукса утверждает, что куты-мафа, когда сыт, не трогает зверей, даже если они проходят на расстоянии прыжка.

Позади половина сезона. Подошел к этому рубежу с весьма скромными результатами - сорок процентов к плану, но успехи последних дней обнадеживают. Вчера на Фартовом снял еще одного соболька. Настоящий "казак": черный, седина серебром отливает. Он так глубоко забился в узкую щель под валежиной, что пришлось топориком расширять её. А сегодня утром, перед выходом на путик загадал: "Если сниму еще одного, то и сезон завершу удачно". Я же снял трех! Правда, третьего мыши успели подпортить - на спине мех малость выстригли.