Страница 17 из 34
60
Утро выдалось на редкость солнечным и тихим. Быстро собравшись, я с волнением зашагал проверять первые капканы на подрезку. Сгорая от нетерпения, поднялся на увал и приблизился к первому. Но что это? Снег вытоптан, посередине лежит ветка, а капкана нет. Сердце екнуло: опять не повезло - оторвал потаск и ушел! Но, овладев собой, стал разбираться. Вижу, одиночный след пересек лыжню и потерялся среди опрятных елочек. Пригляделся. Да вот же он! Свернулся клубочком, положил головку на вытянутые задние лапы да так и застыл. На фоне снега пушистая, шелковистая шубка казалась почти черной и переливалась морозной искоркой седых волос. Округлая большелобая голова с аккуратными, широко посаженными ушами треугольной формы покрыта короткой, более светлой шерсткой. Добродушная мордочка напоминала миниатюрного медвежонка. Хвост черный, средней длины. Лапы густо опушены упругими жесткими волосами, которые значительно увеличивают площадь опоры и облегчают бег по рыхлому снегу. След поражает своей несоразмерностью с величиной зверька. Он, пожалуй, даже крупнее следа лисицы, хотя размером соболь с небольшую кошечку.
Некоторое время я благоговейно созерцал предмет моих многодневных мечтаний и привыкал к мысли, что я (наконец!) поймал соболя. Потом, так и не сумев до конца поверить в свою удачу, вынул зверька из капкана, ласково погладил нежный мех и, счастливый, помчался дальше.
Три следующие ловушки были пусты. А пятая опять заставила поволноваться. Снег вытоптан, тут же валяется перегрызенный пополам потаск. Ни ловушки, ни соболя. С трудом нашел его в соседней ложбине в щели между обнаженных корней кедра. Зверек так глубоко втиснулся между ними, что я еле извлек его. И вовремя - мышиный помет посыпался прямо мне в руки. К счастью, мех попортить грызуны ещё не успели. В седьмом капкане опять соболь. Эту ловушку я привязал прямо к кусту без потаска. Бегая вокруг него, соболь перекрутил цепочку восьмерками и оказался притянутым к кустарнику, как Карабас-Барабас бородой к сосне.
61
Оставалось еще два непроверенных капкана, но невероятная удача опьянила меня, и я, погрузившись в неуемные мечты и фантазии, уже не замечал ни свежих следов, ни новых тропок. Радость переполняла сердце. Мягкие теплые волны счастья несли, качали, дурманя все больше и больше.
окончательно утратил чувство реальности и пожалуй был бы разгневан, окажись восьмой капкан пустым. Однако перед моим взором вновь предстала отрадная для промысловика картина: на том месте, где стоял капкан, вытоптана круглая арена, и на ее краю, уткнувшись мордочкой в снег, словно споткнувшись, лежал соболь-самец кофейного цвета!
На обратном ходе проверил восемь капканов на приманку - пусто. Пустяки! Рюкзак и без того под завязку набит!
Вернулся с фартового путика пораньше, чтобы успеть приготовить достойный такого события ужин. Сварил мясо. Поджарил на сливочном масле четырех рябчиков с луком.
Подошедший вскоре Лукса поначалу был озадачен, увидев, что и ужин готов, и даже стол накрыт. Но когда я объяснил, наконец, причину торжества и достал весело булькающую фляжку, то радости его не было границ. Устроившись побыстрее у стола-чурки, он с чувством произнес:
- Пусть удача приходит чаще, ноги носят до старости, глаз не знает промаха!
Выпили, закусили.
- В жизни не ел ничего вкуснее, - похвалил он, досасывая трубчатые косточки рябчика.
Какая-то странная погода стоит последние дни. Ночь звездная, мороз 30-
35о, а утром небо начинает заволакивать дымкой и временами сыплет пороша. К обеду становится так пасмурно, что кажется: вот-вот повалит настоящий снег, но к вечеру все постепенно рассеивается, ночью опять высыпают звезды и в лунном свете холодно блестит медленно падающий откуда-то сверху иней. Раньше при таком морозе я вряд ли снял бы
62
рукавицы. А тут пообвык - капканы-то голыми руками приходится настораживать. Натрешь руки хвоей пихты, чтобы отбить посторонние запахи, и работаешь. К вечеру пальцы от холода опухают и краснеют. В палатку возвращаешься насквозь промерзшим. Пока печь непослушными руками растопишь - не одну спичку сломаешь. При этом поневоле вспоминаешь рассказ Джека Лондона "Костер".
Но по мере того, как разгораются дрова, палатка оживает, наполняется теплом, и ты, только что все и вся проклинавший, оживаешь, добреешь, становишься благодушней. Сидишь усталый, расслабленный на спальнике
неторопливо выдергиваешь из спутавшейся бороды и усов ледышки, намерзшие за день. А когда вскипит чайник и выпьешь кружку сладкого душистого напитка, то уже готов любому доказывать, что лучше этой палатки и этого горного ключа нет места на земле.
Потом, немного отдохнув, начинаешь заниматься повседневными делами. Колешь дрова, приносишь с ключа воду, достаешь с лабаза продукты, моешь посуду, варишь по очереди с Луксой ужин, завтрак и обед одновременно. Обдираешь тушки. Чуть ли не ежедневно латаешь изодранную одежду, ремонтируешь снаряжение, заряжаешь патроны, делаешь записи в дневнике. После ужина говоришь с Луксой о планах на завтра и ныряешь в спальник до утра.
Спать при таких морозах в ватном мешке, конечно, не то, что в тёплом доме, но тут главное - правильно настроить себя, осознать неизбежность определенных неудобств. Тогда недостаток комфорта и тепла переносится значительно легче. Я, еще два месяца назад не представлявший, как люди могут зимой жить в матерчатой палатке, теперь считаю это вполне нормальным, а те трудности таежного быта, которые рисует воображение в городе, на самом деле не так значимы.
Имея жестяную печь, палатку, спальник, свечи и необходимые запасы, в тайге можно счастливо и безбедно жить не один месяц. А нужно так мало
63
потому, что есть главное - невероятной красоты дикая природа, с которой здесь сливаешься и самое древнее занятие мужчин - охота.
Только в тайге я понял, каким обилием излишеств окружила нас цивилизация. На самом деле, по-настоящему необходимых для жизни человека предметов не так уж много. Но, к сожалению, потребности человека, особенно горожанина, безграничны. То, что еще вчера было пределом его мечтаний, сегодня норма, назавтра же и этого становится недостаточно. При этом в погоне за материальным благополучием зачастую уже не хватает ни сил, ни времени на постижение духовных истин.
ШАТУН
Ни свет, ни заря начал обход Фартового путика, подарившего мне сразу четырех соболей.
Поднимаясь по ключу, заметил под козырьком снежного надува хорошо натоптанную тропку норки. Недолго думая, поставил ловушку. А на том участке, где я снял трех соболей, свежих следов больше нет - отработанная зона. Зато на приманку попалась белка. То, что белка иногда идет на мясо, я знал, но меня поразило, что эта шустрая симпатяга соблазнилась тушкой своей же соплеменницы.
края небольшой мари устроился передохнуть на валежине. По небу плыли редкие облака, ярко светило солнце. Недалеко от меня на суку старой березы неподвижно сидела сова. Расстегнув футляр фотоаппарата, стал тихонечко подкрадываться к ней. Сова подпустила метров на двадцать и перелетела через марь на макушку ясеня. Когда я вновь приблизился к ней, она спланировала назад, на то же дерево, на тот же сук, с которого я спугнул её до этого. Мне думается, что общепринятое мнение о дневной слепоте "мудрой" птицы ошибочно. Возможно, днем она видит хуже, чем ночью, но все-таки видит.