Страница 4 из 8
Охранники были его друзьями и пускали за кулисы встречаться с самыми именитыми артистами. Так получилось и на этот раз. Сегодня выступал великий Altamiro Carrilho, мастерски владеющий флейтой. Встречи назывались Classicos em chorro* (классики в «шоро» или «шориньо» – бразильский стиль, переводится «плач». Один из стилей самбы, основателем котого был Pinxinguinha– негритянский композитор 19-го века).
Когда он играл вальс Шопена или 5-ю симфонию Бетховена на манер chorinho, публика просто сходила с ума от восторга. Эмерсон был очарован не менее других. Он уже научился ценить и любить классику, а ведь это немалое начало в музыке – учиться понимать ее. Но сейчас он стал свидетелем невиданного зрелища, как флейта – новый для него инструмент – оживала под пальцами виртуозного музыканта.
То она весело махала своим серебряным хвостом, и хотелось вслед за ней нестись в пляс. То она завораживала своей грустной мелодией, и на глаза наворачивались слезы. Эмерсон был покорен. В перерыве между отделениями он захватил внимание маэстро, и тот вложил ему в руки свою флейту. Эмерсон оторопел: никогда с ним не происходило ничего подобного – тело пронзила странная дрожь-судорога, будто флейта передала ему свою божественную силу.
Он погладил ее. Обследовал со всех сторон. Алтамирo уже должен был выйти на сцену, как вдруг вытащил из футляра запасной инструмент: «Поиграйся пока, до конца спектакля, а я пошел на выход». Когда он вернулся, ответив на непрекращающиеся рукоплескания зала своим знаменитым небрежным поклоном, то застал парня все в том же положении, склонившимся над флейтой.
Произошло неожиданное: Эмерсон нашел свою вечную спутницу жизни.
Santa Casa (госпиталь Санта Каза – Святой Дом)
– Я хочу купить эту флейту, – нескладный подросток-негр с худыми ногами и длинными пальцами вертел флейту в руках, а продавец внутренне молился, чтобы тот, не дай Бог, ее не уронил. Он, наверное, и не подозревает, какое сокровище держит в своих руках.
– Малец, а ты знаешь, сколько она стоит? – ухмыльнулся хозяин из-за прилавка. Этот простак, наверное, думает, что попал в магазин игрушек.
–Вот это, сеньор, я бы и хотел у Вас выяснить.
–12 тысяч крузейро* (около 6 тысяч долларов в переводе на сегодняшние деньги), – он победно посмотрел на парня, надеясь, что тот, наконец, оставит в покое «игрушку» и выметется из магазина. 12 тысяч крузейро равнялись половине цены хорошего автомобиля.
–Я покупаю, – спокойно ответил странный посетитель. – Завтра я принесу нужную сумму.
Когда парень вышел из магазина, хозяин и продавец переглянулись. «Вор», – вынесли они ему молчаливый вердикт.
Они не знали, что Эмерсон уже полгода работал в госпитале Santa Casa, где его зарплата составляла невиданную по тем временам сумму в 2.900 крузейро. Попал он туда случайно, хотя мы-то знаем, что ничего случайного не бывает. Его двоюродный братик Родней заболел, и он вызвался отвести его к врачу. Пока тот сидел в очереди на прием, непоседливый Эмерсон уже разговорился с медсестрами – не нужен ли больнице офис-бой* (офисный мальчик, мальчик на побегушках).
Оказалось, что еще как нужен, и именно сейчас этажом ниже идет отбор кандидатов. Эмерсон, сломя голову, помчался вниз. Там уже рядком сидело двадцать подростков его возраста. Только вот должность была одна на всех. Эмерсон тут же заполнил документы, прошел психологический тест, ответил на множество вопросов по школьной программе.
К тому времени из двадцати подростков осталось двенадцать. Его шансы увеличивались.
– И последний вопрос, Эмерсон: почему ты выбрал именно наше заведение для того, чтобы работать?
– Потому, что я уверен, что могу принести пользу всем, кто здесь находится, и буду стараться это делать каждый день, проведенный здесь.
Он сдержал свое слово. Несмотря на то, что теперь ему приходилось подниматься в пять утра, быстренько завтракать, чтобы вскочить в переполненный автобус и в семь, как штык, быть на работе, он улыбался всем своей белозубой улыбкой и с удовольствием выполнял поручения. К полудню он уже успевал обегать кучу учреждений, попутно справляясь у врачей, не нужна ли им какая помощь.
Они были рады этому худощавому подростку, который столь услужливо приносил им деньги из банка, вкладывал их чеки, делал мелкие покупки, и в его карман каждый день опускались чаевые. В пять вечера он уже несся обратно, чтобы успеть на вечернюю смену в школе. Качество учебы от таких нагрузок неминуемо начало страдать, ну а что поделать? После девяти вечера его уже клонило на уроках ко сну, и он, прикрываясь тетрадками, сладко похрапывал последний час на задней парте.
За то мама могла им теперь гордиться: в семье появился очередной кормилец. Практически всю зарплату он отдавал ей, оставляя себе лишь на необходимые мелкие расходы. Но несколько месяцев назад у него появилась Цель: он должен был, во что бы то ни стало, собрать деньги для флейты. И не важно, что она имела по тем временам баснословную цену, а китайцы еще не научились копировать дорогие инструменты и экспортировать их по всему миру.
Поэтому в течение четырех месяцев он не тратил ни цента, объяснив эту экономию, как временное чрезвычайное положение. И вот флейта была в его руках. Та самая, от которой трепетало сердце и плакала душа.
Эмерсон тут же нашел преподавателя, который за небольшую сумму учил парня музыкальной грамоте и азам игры, а оркестр в SESC был оставлен на следующий же день после знакомства с флейтой. Маэстро только и мог вымолвить: «ну ты и осел. В оркестре есть 50 скрипок и только 2 флейты». Но Эмерсон никого не хотел слушать, кроме голоса своего сердца.
Начиналась новая фаза его жизни. Знакомые медики, живущие в фешенебельных районах, как то Jardins* (сады) и Jardins Europa* (сады Европы), которые были заполнены старинными особняками-зáмками, приглашали его по выходным к себе в гости и давали слушать пластинки, стоившие по тем временам немалые деньги.
Любовь ко всему красивому и изящному уже давно развилась в Эмерсоне, наверное с тех пор, как он придумывал наряды для персонажей своего кукольного театра, втайне мечтая претворить свои дизайнерские наклонности в приближающейся взрослой жизни, посвящая их хорошеньким девушкам.
Затем последовало приобщение к драгоценностям. Не раболепное поклонение, а тихое восхищение искусным дуэтом природы и человека, результатом которого были изделия, захватывающие своей утонченно– граненой красотой. Все началось с секретной комнаты в Santa Casa, куда новоиспеченный оффис-бой ввалился, сбегая от… трупа.
Дело в том, что во внутренних лифтах перевозили тех, кому на сей раз не удалось выиграть борьбу со смертью. Служащие, чтобы сэкономить время, прибегали иногда к следующему трюку: один вызывал лифт и погружал туда каталку с телом, а другой на нижнем этаже морга принимал. Эмерсон, понятия не имевший о негласном правиле, вскочил посреди такого маневра. Думая, что имеет дело с больным, которого нечаянно забыли, он обратился к тому и, не получив ответа, отвернул простыню. От неожиданности, столкнувшись лицом к лицу с мертвецом, он заорал, заметался, ткнул на первый попавшийся этаж, кубарем выкатился из лифта, пробежал куда-то по коридорам и влетел в незнакомую дверь. Все развивалось настолько стремительно, что спроси его, как попасть в ту потайную комнату, он ни за что бы не нашел ответа.
Между тем, он оказался не единственным посетителем этого странного полутемного помещения. На плечо ему опустилась тяжелая рука и строгий голос произнес: «Малец, как ты посмел здесь очутиться?». Больше всего в этот момент нашему герою захотелось исчезнуть, раствориться в полумраке этой комнаты – нет, всего этого здания с его мертвыми визитерами, туннелями и тайными комнатами, не сулящими ничего хорошего.
Но раствориться ему помешала рука, крепко сжимающая его хлипкое плечо. Пришлось сбивчиво и взахлеб все рассказать, а бородач вдруг ослабил хватку и рассмеялся. «Не мертвых нужно опасаться, а живых», – рокотал его голос по комнате, которая уже не казалось такой темной и страшной. А его обладатель, доктор Шварц, вдруг проникся искренней симпатией к этому мальцу, делавшему свои первые робкие шаги и получавшему первые грубые уроки в этой непростой жизни. Он ему поведал о том, что хранят в себе стены Санта Казы.